Пламя под пеплом - Ружка Корчак

А Советская армия приближалась к границам Литвы. Из партизанского штаба в Москве потоком шли радиограммы с приказами и распоряжениями. Партизанские лагеря готовились к изгнанию оккупантов. В соответствии с планом они должны были участвовать в освобождении столицы Литвы, а до решающего наступления вывести из строя дороги, которыми враг мог бы воспользоваться для отступления, и предотвратить переброску его подкреплений к разваливающемуся фронту

Еженощно бойцы выходили на диверсии, и "рельсовая война" велась в полную силу. На всей этой обширной территории - от Нарочских лесов и до пространств Литвы, в том числе районов Вильнюса и Гродно, железнодорожные линии были охвачены огнем

Еврейские партизаны проникли в леса, известные своей враждебностью, и разоружили их жителей. Крестьяне даже не пробовали сопротивляться и безропотно капитулировали перед еврейскими партизанами

В одну из ночей перед освобождением в лес пришла группа евреев из Вильнюса, спасшихся из ХКП, и среди них - врач Миша Файгенберг Он рассказал, что последние вильнюсские евреи расстреляны.

Немцы, которые терпели поражения на фронтах и которых били в тылу, за считанные дни до своего окончательного разгрома в Вильнюсе успели довершить уничтожение виленского еврейства

Три дня и три ночи концлагерь ХКП был окружен немецкими войсками. Люди искали укрытия в "малинах". Большинство членов организованной группы спустились в подземный ход, который был открыт давно, но выход из которого был блокирован.

Немцы с несколькими еврейскими полицейскими прошли по лагерю, приказывая евреям выходить из своих убежищ и собраться на плацу. С помощью предателя еврея Нико Драйзина они обнаружили подземный ход и скомандовали прятавшимся выходить. Те начали стрелять (в группе имелось несколько пистолетов). Немцы забросали ход гранатами и газовыми бомбами, убив всех, в том числе подпольщиков Люсика Шапиро, Савву Гурьяна, Волка, Шиловицкого. Татарского, Шера и других евреев, прятавшихся в других местах, посадили на грузовики и привезли в Понары. От всех евреев ХКП уцелело около двухсот человек в "малинах", оставшихся нераскрытыми. 2 июля 1944 года немцы ликвидировали "Кайлис", куда до того перевели восемьдесят евреев, работавших в военном госпитале в Антоколе. 1500 евреев, населявших блок, были расстреляны в Понарах. В живых остались два человека - доктор Бурак и Леон Зельткович

Потрясенные этими известиями, наши бойцы решили ответить на него разгромом удиравших из Вильнюса немцев, первыми среди которых были старшие офицеры со своими семьями и награбленным еврейским имуществом. Только это могло несколько успокоить ярость людей

Группа бойцов из отряда "За победу" вышла к железнодорожному полотну километрах в пятнадцати от города и заминировала рельсы Назавтра разведка сообщила, что мина не сработала. Та же группа во главе с Меиром Лихтензоном и партизаны Иехиэль Варшавчик и Шимон Лусский на следующую ночь вышли на повторную операцию. Они нашли несработавший заряд и добавили порцию взрывчатки. На следующий день стало известно, что, наскочив на мину, взлетел на воздух большой эшелон. В нем ехало несколько сот офицеров и военный госпиталь, который немцы эвакуировали в последнюю минуту. Отныне эта железнодорожная линия перестала быть путем отступления врага. А советские самолеты уже бомбили город

ПРОШЕЛ ДЕНЬ, А ЗА НИМ НОЧЬ. По ночам небо радужно освещалось - шли воздушные бои и разноцветные ракеты расчеркивали темноту фантастическими узорами. Люди не смыкали глаз в тревоге, как бы в лес не нагрянули отступающие немцы. Все напряженно ждали момента, когда поступит приказ двинуться в сторону города. Но пока ничего нового. Люди, отправившиеся в штаб бригады, еще не вернулись и, чтобы немного рассеяться и отдохнуть от нервного напряжения, партизаны отряда "Мститель" собрались на плацу базы вокруг старого патефона.

Завертелась стертая пластинка, и в лесу зазвучал старый шлягер, напоминая о минувших днях. В лагере были две-три пластинки с записями сентиментальных песенок об обманутой любви и ушедшем счастье. Теперь от этих песен завеяло теплом и надеждой. Несколько парочек принялись танцевать. Кто-то наигрывает на губной гармошке.

Посланцы почему-то задерживаются. Стихийно вспыхнувшее веселье почти угасло. Плац пустеет, и последние танцоры идут к шалашам, молчаливые и бесконечно усталые.

Люди заваливаются на нары, не раздеваясь. Плошка освещает своим неверным светом прохудившиеся стенки шалаша, изможденные осунувшиеся лица. По шалашу плывет тяжелый запах пота, кто-то храпит, кто-то, очнувшись, хрипло спрашивает "Из штаба уже вернулись?" и, не получив ответа, снова впадает в забытье. Из дальнего угла доносится какой-то странный смех. Смеющегося обрывают: "Эй, ты, заткнись, дай спать". Но хохот усиливается и оборачивается воплем, от которого мороз дерет по коже "Нет, не дам. Слушайте, что я вам скажу. Я ждал этой ночи годами, думал, выживу - буду счастлив, а вот теперь. Зачем мне эта свобода?"

Все молчат. Из угла доносятся тихие сдавленные рыдания.

Часовые, несущие охрану лагеря, заметили приближающуюся группу людей. Сеня Риндзюньский, прихрамывая на одну ногу, медленно движется навстречу караулу. Кто-то к нему подбегает, останавливает. Сеня спокойно передает приказ идти в Вильнюс. И добавляет со слабой улыбкой, которая кривит его большое желтое лицо, "Это - последняя ночь в лесу".

Известие, что посланцы вернулись из штаба бригады, распространяется молниеносно. Люди выскакивают из шалашей, обступая Сеню, который читает приказ штаба при свете фонаря "Товарищи".

Никто не обращает внимания на то, что он говорит по-русски. В такой момент это - само собой разумеется, это - язык победителей. "Непобедимая Красная Армия овладела Новой Вилейкой и с тяжелыми боями продвигается в сторону Вильнюса, столицы Литовской республики". Он делает паузу, чтобы набрать воздуху в легкие и дать людям освоиться с новым известием, и продолжает. "Верховное партизанское командование совместно с штабом Красной Армии приказывает Литовской партизанской бригаде в Рудницких лесах овладеть столицей Вильнюс плечом к плечу с победоносной Красной Армией".

Последние слова тонут в гуле голосов, радостных выкриках, вопросах. В безудержном шуме и водовороте звуков, увлекающем всех и вся, никто не может расслышать даже собственного голоса.

Завтра с рассветом партизаны покинут лес и отправятся большой колонной в военном строю. Приказом им запрещено брать с собой личные вещи. Хотя это и желанный день освобождения, идет еще бой за город, и надо быть готовыми к нему. И снова расходятся люди, кто куда, словно каждому в эту минуту хочется побыть наедине с самим собой, скрыть что-то от посторонних глаз. Теперь больше не празднуют и не поют. Люди молчат.