Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

Здесь я, озадаченно нахмурившись, прервала чтение и быстро взглянула на часы. Почти девять вечера. Да где же его носит? Вот вернется домой, и я точно намылю ему шею за такие слова: "Никому со мной ничего не светит". Ну что за глупости?!

Раздраженно убрав прядь волос, упавшую на глаза, я продолжила читать.

"… Зато потом я отлично прогулялся. Два часа на свежем воздухе! У меня сразу и алкоголь из головы выветрился, стало так легко и просто, и понятно — абсолютно все понятно, Лекс. Теперь я знаю лучший способ решить все сложные вопросы — просто бросай все и уходи гулять в ночь, один. Через пару часов ты точно вернешься просветленным (да, вот такой я нескромный, как всегда)

И знаешь, о чем я думал, пока шел домой? Что в основе всего, абсолютно всего на свете лежит очень простая и банальная штука, но без нее невозможно чувствовать себя живым. Ты сейчас, наверное, рассмеешься из-за моей дурацкой сентиментальности, но это любовь, Лекс. То самое чувство, которое я назвал продажной проституткой, выбрасывающей на помойку наши сердца. И, по иронии судьбы, именно она помогла мне прожить счастливо последние полгода.

Я старался не замечать ее, не хотел видеть, отворачивался, шутил, иронизировал над ней. Я очень хотел по-прежнему считать, что любовь — это разрушение и слабость, и хорошо, что ее нет для меня. Но она была, Лекс, совсем рядом, такая большая и сильная. Я сам слышал, как бьется ее сердце, горячее настолько, что отогрелся даже я, просто находясь неподалеку. Против своего желания взял и отогрелся.

И тогда я понял, что врал. Врал себе, что смогу прожить без любви, просто так, весело и беззаботно, не думая о будущем. Ведь любовь — это и есть жизнь, именно она движет нашу планету, из-за нее Солнце каждый день встает на востоке, а не из-за каких-то дурацких законов физики. Жизни без любви просто не может быть, жизнь без любви — это и есть смерть. Нет ничего хуже, чем быть ходячим трупом, формально человеком из плоти и крови, но при этом лишенным возможности любить. Да еще и радоваться этому.

Поэтому я говорю тебе прямо — не отказывайся от любви, Лекс. Посмотри ей в глаза, не отворачивайся, не превращай себя в молодой и красивый живой труп. Да, когда-то тебе было больно, но пусть прошлое останется в прошлом, вчерашнего дня давно нет. Помнишь, мы говорили, что есть только сегодня, а остальное неважно? Так и живи настоящим! В нем есть любовь, которая горит только для тебя, и поверь мне, она-то уж точно тебя не обидит.

А вот для меня любви больше нет, надо честно признать этот факт. И не просто потому, что мое сердце осталось валяться где-то на помойке, нет. Ты своими руками нашла его, почистила, отремонтировала и поставила на место. Но нельзя игнорировать правду, Лекс.

Я носитель смертельного вируса, и пусть он сейчас ведет себя тихо-мирно, но, все равно, это бомба замедленного действия. Я всегда буду представлять скрытую опасность, и чем ближе мне человек, тем больше риска для него же. Знаю, существуют способы снизить риски, ВИЧ не передается через еду и поцелуи. Но я постоянно буду помнить о вероятности заражения другими путями, ведь всего предусмотреть невозможно. В жизни бывают совершенно дурацкие случайности, я не раз уже убеждался в этом.

И даже если бы я смог полюбить опять — я бы возненавидел себя за то, что просто прикасаюсь к этому человеку. Наша связь постоянно, каждый день была бы игрой в русскую рулетку. Да, в барабане только одна пуля — но кто знает, захочет ли судьба ее придержать или возьмет да и нажмет на курок, просто так, из пустого каприза.

Я не имею права впускать любовь в свою жизнь. Я не хочу, чтобы еще хоть кто-то почувствовал то же, что и я, когда увидел результаты анализов с этим злосчастным крестиком. Стопроцентной гарантии, что этого не случится благодаря мне, дать никто не может.

Поэтому ты должна сейчас внимательно прочитать мои слова, очень внимательно — и понять меня правильно. Я долго думал, как сказать тебе обо всем, чтобы ты, как всегда не взвалила на себя груз вины и ответственности за мой шаг. Я просидел у стола всю ночь и разорвал полтетради на черновики (их ты тоже не увидишь, там было слишком много сентиментальщины и соплей) Но я надеюсь, у меня получится донести свою мысль, я, можно сказать, всю свою способность убеждать вкладываю в эти строки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Лекс, мне надо уйти. Надо. Именно сейчас. Это адекватное, взвешенное решение, принято оно не за один день и даже не за неделю. И поверь, я бы не решился на это в других условиях — если бы у тебя не было поддержки, не было твоей любви. Но она есть, и поэтому мне не страшно оставлять тебя.

А еще я не хотел напортачить, перечеркнуть все то, что ты для меня сделала, ведь я действительно был счастлив. Пусть я притворялся, что собираюсь вернуться на учебу, а сам потихоньку готовился и ждал нужного момента. Но именно это дало мне возможность дышать полной грудью, радоваться вместе с тобой каждому дню, на полную катушку, даже не на сто, а на двести процентов.

Поэтому, пожалуйста, помни об этом. О моей уверенности в каждом слове, в каждом шаге. Я хочу уйти счастливым, в хороший летний день, после классного веселого праздника, которым я хоть немного попытался отплатить за твою искреннюю любовь. За то, что я снова почувствовал себя человеком, а не какой-то заразной гниющей раной. И вот чтобы этого не случилось, чтобы я не стал умирающим от СПИДа молодым дряхлым стариком, от которого отваливаются куски кожи, я и делаю это — ухожу от тебя, Лекс.

И прости меня заранее, потому что я знаю — сразу ты не смиришься с моим поступком. Но я не могу по-другому. Я слишком боюсь быть больным, быть слабым и отвратительным. Вот видишь, напоследок я открылся тебе так, как никому другому. Мне даже самому себе было страшно в этом признаваться, а тебе я говорю это легко. Так что не сердись на меня и попытайся понять.

Сейчас уже половина шестого утра. Я смотрю в наше окно и вижу, как встало солнце и оно улыбается мне, подтверждая, что я прав, что все так, как должно быть…»

На секунду прервав чтение, я, будто по неслышной команде взглянула в окно — и, не смотря на то, что за ним должна была стоять ночь, увидела, что сквозь наши жизнерадостно-желтые занавески пробивается золотистое свечение — яркий отсвет ушедшего утра, из которого Ярослав говорил со мной. Внезапно мне показалось, что я даже слышу отдаленные звуки его голоса, будто они еще не успели раствориться и улететь, а задержались на какое-то время в этой комнате, до тех пор, пока смысл его слов окончательно не станет мне ясен.

Наваждение, посетившее меня на несколько секунд, было таким реальным, что я, закрыв глаза, встряхнула головой, а когда открыла их — то увидела перед собой озабоченное лицо Вадима.

— Алексия? Что случилось? Это что такое — у тебя в руках? — даже нескрываемая тревога в его голосе не могла пробиться сквозь пелену в ушах. В своем желании уловить следы произошедших без меня событий, я будто погрузилась на глубину в несколько метров и звуки окружающего мира теперь воспринимались с трудом, словно проходя сквозь толщу воды.

— Это от Ярослава… — еле выговорила я, слыша свой голос, как в искаженной записи — слова произносились растянуто и ненатурально. — Он пишет, что куда-то уезжает.

— Что?! — стремительным движением Вадим попытался выдернуть записку у меня из рук, но я словно приклеилась к ней намертво, и не выпускала. Поэтому дальше мы читали ее вместе — учитель сначала, а я, приближаясь к концу.

Мои глаза продолжали автоматически бегать по финальным строчкам:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

"…Вот и все, Лекс. Я заканчиваю писать, наверное, самое важное письмо в жизни. Все мои разоблачительные материалы были такой мелочной фигней в сравнении с этим разоблачением самого себя. Но я знаю, что прав.

Теперь я пойду еще немного пройдусь. В конце концов, такое отличное утро, почему бы и не прогуляться снова? Я не хочу делать того, что должен, здесь, не хочу, чтобы ты вернулась и нашла меня. Может я и эгоист, но не последний изверг же.