История Древней Греции в биографиях - Г. Штоль

В стремлении своем слить восточный мир с греческою жизнью и тем прочнее основать новое свое владычество, Александр ввел в обстановку двора своего восточные элементы: часто носил персидскую одежду, уважал персидские обычаи, собирал кругом себя персидских вельмож и оказывал им такие же милости и льготы, такое же доверие, как и македонянам. Некоторые из его друзей и полководцев, в особенности, например, Ифестион, поняли его великие намерения и поддерживали их; но многие были этим недовольны. Хотя они отчасти, обогащенные щедротами Александра, необузданно предались роскоши азиатской жизни, однако же, гордые и себялюбивые, они не хотели и слышать о признании прав азиатских народов, о сравнении побежденных с ними, победителями. Их оскорбляло то, что персы получали сатрапии, что варвары поставлены были на одну ногу с македонскою знатью. Это неудовольствие все более и более возрастало и привело наконец к заговору против жизни царя.

В свите царя находился македонянин, по имени Димн, невысокого звания, но пользовавшийся у Александра особым вниманием. Когда осенью 330 года македоняне остановились в городе Проффазии, в Дрангиане, он открылся любимцу своему Никомаху, юноше из почетного царского отряда, что, будучи оскорблен Александром, решился отомстить ему, что многие значительные лица согласились с ним произвести переворот и что через три дня Александр перестанет существовать. Никомах поручил старшему брату своему Кевалину сказать царю об опасности. Кевалин поспешил во дворец и настоятельно просил встретившегося с ним при входе Филота, сына Пармениона, немедленно известить Александра. Филот возвратился во дворец, однако ничего не сказал царю, умолчал о заговоре и на следующий день, хотя часто бывал с царем наедине. Это возбудило подозрение в Кевалине: он выхлопотал себе через щитоносца Метрона доступ к царю и открыл ему свою тайну. Царь немедленно приказал схватить Димна, который лишил себя жизни. В следующую ночь схвачен был Филот, бывший в сильном подозрении. Александр созвал свое войско и предоставил ему судить Филота. Он приговорен был к смерти и подвергнут предварительно пытке, на которой признался в своем изменническом замысле против царя, а на следующий день, в присутствии войска, был пронзен копьями македонян. Старик Парменион также признан был достойным смерти. Он навлек на себя подозрение письмами к своим сыновьям, и можно было опасаться, что он собирается отомстить за казнь своего сына. Александр послал в Екватану, где Парменион стоял еще с войском, письменное повеление к трем состоявшим при нем начальникам отдельных отрядов, чтобы они тайно умертвили его.

Старый полководец так был любим своими воинами, что Александр не решился велеть схватить его посреди его войска. Кроме Филота и Пармениона, многие македоняне были казнены как участники заговора.

Вскоре после того Александр отправился походом против Бесса, в Бактрию. В четырнадцать дней он перешел пустынные, покрытые снегом Паропамисские горы посреди бесконечных затруднений и лишений (март 331 года). В безлесных горах нечем было сварить пищу; принуждены были питаться сырым мясом без хлеба. Недостаток в пище дошел наконец до того, что войско питалось кореньями и кониною. Бактрия покорилась без борьбы потому что Бесс, при приближении Александра, бежал через Окс (Аму) в Согдиану. Птоломей, сын Лага, преследовал Бесса и схватил его. Когда цареубийца был приведен к Александру, царь велел влачить его обнаженного, с цепью на шее и поставить с правой стороны на том пути, по которому должно было следовать македонское войско. Александр, проходя мимо Бесса, спросил его, зачем он умертвил своего царя и господина, своего родственника и благодетеля. Тот отвечал, что сделал это не по собственному произволу и решению, но по приговору всех, которые тогда окружали Дария, с целью заслужить тем милость Александра. Царь велел бичевать его и отдал его брату Дария, Оксафру, чтоб перевезти в Бактрию. Там Александр, в следующую зиму, предал его суду собравшихся персидских вельмож и сам явился перед этим судом в качестве обвинителя. Суд приговорил немедленно отрезать цареубийце нос и уши, отправить его в Екбатану и там, на глазах мидян и персов, распять на кресте. Приговор этот был исполнен.

Провинция Согдиана, простиравшаяся к северу до Яксарта (Сыра), была окончательно покорена только в течение 328 года, после упорной борьбы. При Яксарте, на крайнем северо-востоке персидского царства, Александр основал колонию Александрию Есхату (Северную Александрию), предназначенную быть последним средоточием греческой жизни и оборонительным пунктом против разбойнических скифских племен, скитавшихся по ту сторону реки. Ко времени этой войны относится вступление Александра в брак с Роксаною, прекрасной дочерью покоренного бактрийского князя. Этот союз, заключенный по сердечной склонности, принес ему любовь и доверие азиатских народов. В это же время произошел несчастный случай с Клитом. Пока войско располагалось для отдыха в Мараканде, главном городе Согдианы (в нынешнем Самарканде), Александр присутствовал вечером со своими друзьями на веселом пире, по случаю праздника Дионисия. Окружающие царя наперерыв восхваляли его подвиги и превозносили их выше деяний Диоскуров и Геракла. Клит, от природы упрямый и вспыльчивый и уже давно недовольный лестью греческих софистов и покоренных варваров, окружавших царя, слушал с отвращением чрезмерные похвалы; разгоряченный вином, он позволил себе противоречить, льстецам, ценить дела Александра по их действительному достоинству, возвеличивать подвиги его отца и старых полководцев; вспомнил о смерти Пармениона и почитал счастливыми павших на войне, которым не довелось увидеть, как мидяне бьют плетьми македонян и как эти последние принуждены прибегать к персам, прося их о доступе к царю. Многие из старых полководцев осуждали его речь, и Александр сказал одному греку, сидевшему подле него: «Не правда ли, вам, грекам, кажется, что вы между македонянами, как полубоги между дикими зверями?» Но Клит в рвении своем зашел еще далее и воскликнул: «Александр может говорить, что ему угодно, но пусть впредь не приглашает к своему столу людей свободномыслящих; пусть лучше ведет дружбу с варварами и рабами, которые благоговеют перед его персидским поясом и белой одеждой». Эти слова вывели Александра из себя: он взял со стола яблоко, бросил его в голову Клита и стал искать свой меч. Один из телохранителей заблаговременно припрятал его. Произошло всеобщее волнение. Александр воззвал по-македонски к своим телохранителям, чтобы они отомстили за своего царя; он велел трубачу трубить тревогу, и когда тот не послушался, ударил его кулаком по лицу. Между тем друзья Клита вывели его из пиршественной залы; но спустя немного времени опьяневший Клит взошел другою дверью и стал петь песню насмешливого содержания об Александре. Тогда Александр вырвал копье из рук одного из своих телохранителей и бросил его в Клита, который со стоном и скрежетом зубовным упал на землю. Александр убил своего друга спасшего ему жизнь при Гранике. В то же мгновение бешенство его прошло. В ужасе и отчаянии бросился он на труп, вырвал копье из кровавой раны и хотел вонзить его в свою грудь. Его руку удержали присутствовавшие и перенесли его на ложе.

Всю ночь плакал и терзался царь, громко произносил имя убитого и имя Ланики, сестры его, а своей кормилицы «Хорошо наградил я ее за попечение обо мне! – восклицал он. – Сыновья ее пали за меня в битвах; брата ее, спасшего мне жизнь, я умертвил собственными руками!» Три дня и три ночи лежал Александр, запершись с трупом Клита в своей ставке, не принимая ни пищи, ни питья, без сна и покоя; под конец слышны были только его глухие стоны. Друзья, опасаясь за него, ворвались, наконец, к нему силою; войска собрались перед его палаткою и стали требовать своего царя, но он оставался неподвижным и не слушал никаких утешений. Наконец удалось гадателю его Аристандру и софистам Анаксарху из Абдеры и Каллисфену из Олинфа успокоить его и поднять на ноги. Каллисфен старался подействовать на царя нравственными доводами, Анаксарх – низкою лестью. «Разве ты не знаешь, – говорил он, – что рядом с Зевесом восседают Дика и Фемида, богини права и правосудия, чтобы все делаемое повелителем неба и земли считалось сделанным праведно и правосудно? Так и все, совершаемое царем, должно быть правильно и законно и не может быть осуждаемо суетным мнением толпы». Должно сказать к чести Александра, что нехитрая лесть какого-нибудь Анаксарха успокоила его душу, но что всего более известие об опасностях, которым подвергалось его войско, и чувство долга в отношении к воинам, которых он не должен был оставлять в этой отдаленной стране, на конце тогдашнего света, снова возбудили его к жизни; что только новая деятельность и проснувшаяся в нем потребность великих подвигов постепенно утолили его горькую печаль.