Сын Авроры - Жюльетта Бенцони

— Я хотел вас видеть, барон фон Гримм, чтобы расспросить вас о смерти моего несчастного маршала Саксонского. Как мне сказали, вы были в тот момент рядом с ним, не так ли?

— Да, был, сир.

Немецкий барон держался почтительно и в то же время сдержанно. Он ждал, что последует за этим вопросом.

— Я пригласил вас потому, что в этой болезни и в скоропостижной кончине маршала есть какая-то странность. Прежде всего, я должен спросить — правда ли, что болезнь маршала длилась всего четыре дня?

— Да, сир. Маршал простудился и вынужден был соблюдать постельный режим.

— Но как можно было так сильно простудиться, чтобы умереть от подобной болезни? Я не слишком верю в это воспаление легких. Мориц сражался в Богемии, во Фландрии, в Польше и бог знает где еще, ему были не страшны ни снег, ни лед, ни шквалистый ветер. А теперь вы хотите, чтобы я поверил, будто мягкая и совсем не суровая зима в Турене могла убить его? Я не верю! Не могу поверить. Тут что-то нет так. И я хочу знать, что за всем этим кроется!

— Сир, я могу сказать не больше, чем известно вам: тридцатого ноября маршал покинул этот мир. В Шамборе очень влажный воздух из-за обилия водоемов...

— Не пытайтесь меня обмануть, барон! Можете ли вы мне поклясться, что маршал умер совершенно естественной смертью?

Застигнутый врасплох, Гримм опустил голову, и король увидел, как его собеседник сжал кулаки.

— Сир, — наконец прошептал он после длительного и красноречивого молчания, — если и есть во всем этом какая-то тайна, прошу вас поверить, что эта тайна — не моя. Сам маршал попросил сохранить ее.

— Так значит, я был прав...

Людовик XV подошел к рабочему столу и указал гостю на табурет:

— Садитесь!

— Но, сир, желание умершего...

— Сейчас дело не в его желаниях! Я хочу выяснить, в чем причина его смерти, и именно поэтому я вас сюда и позвал! Садитесь же быстрее!

Пододвинув к себе кресло, Людовик XV вдруг заметил, что его гость явно чувствует себя неловко.

— Господин Гримм, — сказал он мягко, — я — тот король, которого маршал Саксонский выбрал сам и которому он служил верой и правдой. Я восхищался им и в какой-то степени даже любил. И поэтому я считаю, что имею право знать правду, в которой вы мне не можете отказать — ни как монарху, ни как другу покойного. Король милостью Божией, я могу освободить вас от клятвы, данной умершему, даже если вы и не мой подданный.

— И я всем сердцем повинуюсь, сир!

— Так говорите же, и будьте уверены, что за пределы это комнаты, в которой мы с вами одни, тайна маршала не выйдет! Любому другому я приказал бы говорить правду. Но вас я умоляю об этом.

Гримм опустил голову, словно пытался собраться с мыслями, а потом, посмотрев на Людовика, произнес:

— Король спрашивает меня! Я отвечу.

— Хорошо. В таком случае скажите, что стало причиной смерти Морица Саксонского?

— Он был ранен, Ваше Величество.

— Это было убийство? Или дуэль?

— Дуэль.

— С кем?

— Сир, — взмолился барон, — прошу вас, не забывайте, что сам маршал не хотел, чтобы об этом знали... Я поклялся...

— Я помню об этом и обещаю не мстить. Но я хочу знать, кто его убил.

— Принц де Конти.

— Черт возьми! Я должен был догадаться! Итак, принц нарушил слово...

Гримм поднял на правителя изумленный взгляд, но задать вопрос не осмелился. Людовик XV мягко улыбнулся гостю, и тот в очередной раз испытал на себе всю силу обаяния этого человека. Потом король вздохнул:

— Я потребовал, чтобы мой кузен де Конти поклялся мне, что не будет искать дуэли с маршалом. Если он, конечно, не найдет достоверных свидетельств виновности Морица. Он, видите ли, подозревал, что его мать была любовницей маршала, что их что-то связывает до сих пор, и еще — что маршал был замешан в подозрительной смерти Луи-Армана де Бурбон-Конти, его отца. Он считает, что Мориц его отравил! Гримм тут же ответил:

— Такого не может быть! Это просто невозможно! Мориц Саксонский никогда бы не прибегнул к столь гнусному способу! Если бы он убил отца принца, то сделал бы это со шпагой в руке и среди бела дня! И, скорее всего, — прямо в Версале на глазах у всего двора!

— Успокойтесь! Я и сам это прекрасно знаю, и уверен, что не может быть никаких доказательств причастности Морица к убийству. Ко всему прочему, принц Луи-Арман был далеко не ангелом, и многие его ненавидели. В том числе, кстати, и его супруга. Однако, насколько мне известно, маршала и принцессу де Конти действительно что-то связывало. Если верить слухам, конечно.

— И, к несчастью, принц действительно нашел то, что искал. Пока его мать была на похоронах принцессы де Ля Рош-сюр-Йон, своей тетушки, одна разжалованная служанка передала ему кое-какие письма. Они, конечно, старые, но очень недвусмысленные. И еще ему удалось раздобыть миниатюрный портрет матери, который хранился у маршала.

— Я всегда знал, что он ловок и не лишен воображения... Что ж, барон, расскажите мне все, что знаете. Но сначала хочу задать вам еще один вопрос: это смертельное воспаление легких... просто выдумка?

— Нет, сир, это тоже правда.

* * *

Вот уже два дня маршал, простудившийся во время прогулки, чувствовал постоянную усталость. Его мучили головные боли, а дышать почему-то было тяжело. Как только его начало знобить и лихорадить, Сенак, его врач, сделал ему кровопускание и потребовал соблюдать постельный режим. А это страшно раздражало маршала: что он действительно ненавидел, так это валяться в кровати под одеялами. К тому же он очень любил эти осенние дни, когда парк и лес вокруг замка преображались и представали перед ним во всем своем великолепии. Решив немного отдохнуть от постоянного шума в замке, он проводил тихие вечера в компании близких друзей — маршала фон Левендаля, своего племянника Генриха фон Фризена и барона фон Гримма, чьи ум и воспитание он очень высоко ценил. Казалось, что огромный замок уснул в тишине, нарушаемой только звуками смены караула.

26 ноября, ранним утром, в парке появилась почтовая карета без отличительных знаков в сопровождении курьера. Карета подъехала к воротам и остановилась. Из нее вышли двое и скрылись под тенью деревьев, а курьер направился в замок, чтобы доставить маршалу срочное послание. Ему ответили, что тот еще в постели, но курьер настаивал на своем — он утверждал, что письмо велено доставить незамедлительно. Муре, камердинер Морица, взялся отнести письмо больному. Тот сразу же заинтересовался:

— Кто принес это письмо?

— Его доставил курьер, господин маршал, но он не уточнил, кем был послан.

Мориц посмотрела сначала на старого слугу, потом на письмо, которое тот держал в руке. Распрямив плечи, он произнес: