Русские дети (сборник) - Белобров-Попов

— Расскажи про «Цивитас Солис», — потребовал Сергей Олегович.

— Ну а что рассказывать? — пуще прежнего нахохлился Игорь.

— В чём там смысл?

— Ну, мир надо строить…

— Какой мир?

— Просто — мир… — чуть пожал плечами Игорь.

— И как вы его строите?

Недавно рыжий Буйдак из восьмого класса тренировал Игоря стоять на воротах — так это у него называлось. Загнав его к стенке спортзала, рыжий гоблин раз за разом что есть мочи садил по профессиональному, твёрдому, как деревяшка, футбольному мячу, целя — метров с пяти — именно в Игоря. Чем-то происходящее сейчас напомнило Игорю ту «тренировку».

— Ну, правила есть…

— Что за правила?

— Ну… — Игорь помялся, не зная, с чего начать. — Там самое главное, чтобы всё по справедливости было…

— По справедливости, — то ли переспросил, то ли утвердил Сергей Олегович: таким тоном, словно оправдались худшие его предположения.

Игорь поднял глаза и увидел, что следователь многозначительно косится на мать, а та растерянно моргает то на Сергея Олеговича, то на него.

— Ну ладно. — Сергей Олегович старательно делал вид, что ему всё ясно, ясно даже куда больше, чем сказал Игорь, — хотя Игорю очевидно было: этот «футболист» с хрящеватыми ушами совершенно ничего не понимает. — И в чём смысл?

— Смысл чего?

— Зачем вы мир свой строите?

Вопросы были до того бестолковые, что Игорь не знал, как отвечать.

— Жить…

— Кто там будет жить?

— Мы… Ну, игроки…

— А этот мир вас чем не устраивает? Что вам не нравится?

Игорь молчал.

— Свет… — перебил Андрей. Он говорил спокойно — но чуть наклонясь к ней, глядя подчеркнуто внимательно. — Ты понимаешь, что такое Центр «Э»?

— Я понимаю, что такое Центр «Э». — Она прятала за раздражением испуг. — Я не понимаю, чего они к Игорю прицепились? Какой, на фиг, экстремизм — ему одиннадцать лет?!

— Свет, — терпеливо повторил он, — за Игоря ты можешь не беспокоиться, Игорю никто ничего не сделает…

— Может, правда из-за Машуниных — родителей этого Пашки? — Она рывком распечатала новую пачку фиолетовых «Vogue». — Грузины сказали, отец его не то лимоновцем раньше был, не то кем-то таким. Не может же быть, чтобы всё правда из-за игры какой-то несчастной?..

— Да похер! — Андрей проникновенно округлил глаза. Шаркнул зажигалкой, давая ей прикурить. — Похер, Свет, из-за чего вас туда таскали! Из-за игры, из-за Машуниных, из-за Херуниных… Не понимаешь?..

— Да всё я понимаю! — Она отвернулась, выдувая дым. — Не держи меня за идиотку…

Что уж тут не понять. Андрюшка у нас теперь в департаменте имущественных отношений — а там таки-и-е бабки, таки-и-е заинтересованные стороны… Только подставься — сожрут, бзднуть не успеешь… Конечно, все, кому надо, уже знают, что у Андрюшкиной жены проблемы с Центром «Э». И тут действительно не важно, что за проблемы и из-за чего…

Света покосилась на мужа. Тот смотрел прямо перед собой, куда-то поверх крыш, курил, подрагивая щеками, — так с поправкой на пухловатую его наружность выглядело мужественное перекатывание желваков; молчал, но Света прекрасно понимала всё, что осталось в подтексте этого молчания. Сколько, мол, я вам дал — тебе и Игорю твоему, — а теперь из-за вас же у меня головняки…

Это был пункт их негласной семейной конвенции: пользуетесь заработанными мною деньгами — не забывайте, кому обязаны. Света-то конвенцию блюла (куда денешься), а вот Игорь… Но не втолковывать же ему всё прямым текстом…

— И «Солис» этот, будь добра, заставь его стереть, — подал наконец Андрей голос, коротким беспощадным движением давя в пепельнице окурок.

— Ты что, правда думаешь?..

— Свет… — Он снова уставился ей в глаза, звонко пристукнув зажигалкой о перила лоджии. — Надо объяснять?

— Нет, я понимаю, — нахмурилась она, опять ловя себя на этом слове. «Понимаю». И то понимаю, и это. Эк мы все друг друга с полуслова-то понимаем! Жизнь такая. Научила.

Вот только Игорь не поймёт. Что она ему скажет? Как обоснует? А никак. Просто скажет: сотри. Видишь же, у нас проблемы из-за «Солиса» твоего. Хотя он, конечно, спросит: а в чём, собственно, проблема? На это Света только разозлится — потому что нечего ей будет ответить. Не знает она, в чём проблема. Не понимает. Потому что наше полное понимание всего — оно, если вдуматься, довольно странно. С виду — буквально телепатия, чтение мыслей, лишь оброни с соответствующей интонацией: «ну, вы ж понимаете»… или гримаску соответствующую скрои, или даже просто глаза эдак утомлённо прикрой. А по сути — ни черта не понятно, сущий бред, мрак и туман.

«Ты не поверишь! — радостно орал у кого-то из соседей телевизор. — Трагедия в семье Аллы Пугачёвой!»

— Кому — мне нравится, что Игорь, вместо того чтоб взрослеть, какие-то придуманные миры с утра до ночи строит?.. — бормотала Света. — Да ещё вместе с такими же фантазёрами затюканными… Но что в ментовку из-за этого могут потащить — я не представляла… Им там совсем уже заняться нечем?

Андрей выразительно скривился — досадуя и на туповатое рвение «эшников», и на туповатое недоумение жены.

— Что Игорь тебе говорил? — недовольно напомнил он, не глядя на Свету, лаская айфон шустрым пальцем. — Что у них там за правила? Справедливость, справедливость… — хрюкнул брезгливо.

— И что?

— Свет… — вздохнул. — Правда не понимаешь?

Игорь поковырял пальцем бледно-зелёный лишайник на бугристой потрескавшейся коре.

— Мать стереть заставила, — признался он.

— Севка Мелкий сказал, их с Сашкой тоже родоки заставили. — Паха взвешивал в руке толстую палку с перпендикулярно торчащим огрызком ветки и резко загибающимся концом — цзянь-гоу, как он объявил.

— Так что, ни у кого «Цивитаса» больше на компе нет? — обвёл всех взглядом Игорь.

— Я знаете чё у бати узнал? — Артём веско сплюнул между толстых коленей. — Менты «Цивитас» в какой-то чёрный список внесли. Его теперь со всех серверов в России снесут.

— Чё это они? — поразилась Алинка.

— Боятся, — презрительно пожал плечами Игорь.

— Чего боятся? — повернулась она к нему.

— Да сами, думаю, не знают. — Он поболтал ногами, чиркая носками сандалий по песку. Сосновый корень неудобно изгибался под задом. — Взрослые вообще всего боятся, не видите, что ли?

— Сами себя запугали, — подтвердил Артём и звонко пришиб на собственной шее комара.

Перед ними был обильно желтеющий одуванчиками, изрытый кротами травянистый пустырь, с краю которого большая мусорная куча нарядно блестела гранями скомканной пластиковой тары. От шашлычной долетал аппетитный запах и завывания шансона. По дороге, вспыхивая стёклами, неслись машины, за нею громоздились друг на друга серые плоскости пяти-, девяти— и двенадцатиэтажек.

— Слушайте, а на фига они игру с компов стирают? — спросил Паха и сделал глубокий выпад. Удар получился сухой и плотный, брызнули картонные чешуйки коры.

— Они думают, если прогу стереть, Цивитас исчезнет, — объяснил Артём.

— Как исчезнет? — Алинка катала под ногой похрустывающую банку из-под пива. Вокруг чёрно-белёсого кострища с лоснистыми обломками обугленных сучьев мусора валялось полно: банки, водочные бутылки, смятые пластиковые стаканы. — Совсем исчезнет? Почему?

— Это они так думают, — сказал Игорь, внимательно следя за Алинкой. Всем известно, что под такой вот безобидный хлам любят маскироваться дискозавриски, тупомордые камакопсы, а иногда даже волосатые летучие сордесы.

— Они, наверное, думают, что, если у человека вилку ото брать, он есть навсегда перестанет, — хмыкнула Алинка, плюща свою банку. Игорь рефлекторно напрягся, но жестянка так и осталась жестянкой.

— Чё, правда ничего не понимают? — изумлённо качал головой Паха. — Вообще ничего?

— Не понимают, конечно. — Артём грузно сполз с корня. — Сам же видишь. Пойдём?

— Вамос, — согласился Игорь, спрыгивая следом. Поворачиваясь к лесу, он заметил что-то краем глаза, замер (торопиться нельзя, он знал) и лишь потом медленно, сдерживая себя, оглянулся. Довольно долго он не мог сообразить, что привлекло его внимание, — и только когда его окликнули, увидел: в центре мусорной кучи тряпки, упаковочные картонки и ещё какая-то дрянь образовали эдакую ступенчатую пирамидку. Это не могло не быть подсказкой. И не могло не означать, что сегодня — его день.

Победно врезав в ладонь левой кулаком правой, Игорь побежал за остальными по песчаной, усыпанной жёлтыми сдвоенными хвоинками тропе, подсовывающей под подошвы твёрденькие маленькие шишки. Он слышал: Паха продолжает дивиться уверенности взрослых, что никому из игроков теперь нет хода в Цивитас.

— Они что, не в курсе про респаун?[5] — говорил Паха, отводя широким тусклым лезвием свесившиеся над тропинкой ветки рябины. — Не в курсе, что в игру всегда можно вернуться?