Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исабель сморгнула, но глядя на доброе лицо кормилицы, решила, что «корова» здесь, похоже, было не ругательным словом, а как бы это… литературным оборотом, и обижаться тут не на что.
– Благодарю вас. – Она кивнула и села, а сев – перевела взгляд на Ксандера: – Я была бы рада поговорить с доном ван Страатеном, если он дома и может меня принять.
Какая-то часть ее на этих словах сжалась, потому что сейчас она давала повод себя унизить – еще не хватало, чтобы иберийка и Альба явилась как просительница! Но она также понимала и то, что заявилась в чужой дом без предупреждения, а так не поступал даже дед, при значительно больших правах и власти. Гостья же она, без сомнения, неприятная, помимо того, что незваная, и гневаться тут решительно не на что, а вот быть вежливой и спокойной надо.
– Я сначала поговорю с мамой, – сказал Ксандер, и отчего-то Исабели показалось, что эта перспектива не сильно его обрадовала. – Вы побудете тут некоторое время, сеньора?
– Побуду. Иди.
Ксандер обернулся к Лотте и Лукасу, сказал что-то насчет нее – не иначе, поручая ее их гостеприимству, погладил няню по плечу и вышел. Лукас сел, взял со стола ножик и молча принялся чистить репу. Старая Лотта промокнула глаза передником.
– Ксандер у нас умница, – начала она, глянув на Исабель, и вдруг подслеповато уставилась на свой передник, к которому она прижимала Ксандера. – Ой-кось? Чей-то, кровь, что ли? Да откуда, Господи?
Про кровь-то Исабель и забыла, если честно, тем более что Ксандер никак не выдал своего беспокойства, поэтому невольно глянула на ладонь, которой только что сжимала его руку, и увидела там то же самое.
– При… Ксандер поранился за обедом, – сказала она, порадовавшись, что даже не понадобилось лгать.
Лотта вдруг как-то постарела, сгорбилась и внезапно всхлипнула, заплакала, промокая глаза фартуком.
– Поранился… Поранился, ты сказала, сеньора? – и еще раз всхлипнула. – А ожоги, что он домой на себе приносил, тоже он поранился, скажи-ка, милая?
Лукас молчал и с остервенением строгал репу. Ему явно тоже было что сказать.
– Но ты-то не выглядишь чудищем, милая. Скажи хоть, кто у вас там такое чудовище, девочка? – старушка подняла на Исабель заплаканные выцветшие глаза.
Еще осенью она бы подняла голову и подтвердила, что таки она. Может быть, и зимой. Может быть. Но сейчас она словно онемела, глядя на собственные руки, покрытые тонкой, незаметной сеткой шрамов, и на наруч, где светился ребис, неярко, будто печально. «Мы все чудовища», – вертелось у нее на языке, но отчего-то былой гордости эта мысль у нее не вызывала, как и мысль, что большинство ксандеровых ожогов были вот этих самых рук дело, а если что и вызывало, то скорее то, что как бы он ее ни бесил, а с Рождества бесил люто, уже очень давно новых ожогов не было.
Но объяснять это было невозможно. Как и то, что сюда они примчались не по какому-то ее капризу, а потому, что ее дядя вздумал предъявить свои права на их любимчика. Нет. Это и вовсе семейные дела, и служанки они не касаются, даже служанки с добрым и несчастным лицом.
– Не плачьте, – сказала она вместо этого всего. – Пожалуйста.
Лотта еще раз вытерла глаза и махнула рукой.
– Ох, просто я расчувствовалась, – для надежности она вытерла и нос. – Очень обрадовалась, что мальчик наш домой приехал. Я же и его, и Морица, сохрани Господь его душу, вот этими самыми руками укачивала в колыбели. – Она сняла заляпанный передник и вздохнула, снова на него глянув. – И тут на-кось, кровь! Испугалась я, соколица. Ксандер-то наш и не скажет ничего никогда. Все молчит да на море глядит с дамбы по приезду. Вот я, старая, за него и волнуюсь, да и…
– Ксандер! – где-то неподалеку хлопнула дверь, и властный женский голос, холодный, как зимнее море, добавил еще много на фламандском, из чего Исабель узнала только spaanse moordenaars – про черных иберийских псов.
Ксандер с ней, судя по интонациям, почтительно, но спорил, как-то упомянув что-то про «отца», но Исабель уже поняла: мать Ксандера явно не была обрадована новым прибытием.
Лукас встал, положил нож и прикрыл дверь. Голоса были слышны, но слов уже было не разобрать, даже той малости, которую Исабель знала.
– Не бойся, красавица, – старушка Лотта достала с полки чистый фартук и надела. – Хозяйка наша отходчивая очень. Не обидит тебя. На вот. Скушай яблочко, – и протянула большое зеленое яблоко.
Исабель машинально его взяла, благодарно кивнув, но уже соображая, что делать. Вообще, она поступила как дура, понимала она сейчас, бросившись сюда сломя голову, а не подумав как следует. Что бы сказала Одиль? Гостиница, вот что она бы сказала, люди, которым не обязательно нравиться, потому что им ты просто платишь. Хотя чем платить? В Трамонтане ей деньги были не нужны, и они так и остались в сундуке в их спальне…
Хотя какого черта, вдруг решила она, и так же решительно откусила яблоко, хотя от всех волнений ей кусок в горло не лез. Она у своих вассалов, этот дом – практически ее собственность, и будет не так, как думает эта вот пока неувиденная ею дама, а так, как скажет – а то и прикажет! – она, Исабель!
Дверь снова хлопнула, резко открываясь, но на пороге был один Ксандер, немного хмурый, но особого трагизма в его лице Исабель не увидела: должно быть, мать и сын все-таки поладили, и так, как этого хотел сын. Можно было даже посочувствовать Августе ван Страатен: упрямство Ксандера она, Исабель, знала как никто.
– Пойдемте, сеньора. Я покажу вам вашу комнату, – сказал Ксандер и обернулся к Лукасу: – Lucas, brengen vader en oom Gert.
Слуга тут же отправился выполнять приказание, а Исабель со всей возможной безмятежностью последовала за вассалом, украдкой озираясь по сторонам. Дом ван Страатенов меньше всего походил на усадьбу королевской семьи: он был большой и уютный, но как-то очень по-деревенски, и она могла бы легко поверить, что во Фландрии нашлись бы и купеческие дома побогаче. Впрочем, это же их загородный дом, может, в каком-нибудь Амстердаме или Дельфте есть и что подостойнее? Ведь должен же у них быть замок или хотя бы дворец?
– Прошу вас, сеньора, – Ксандер наконец открыл перед ней дверь небольшой аккуратной и очень чистой комнатки, не выбивавшейся никак из общего стиля дома, – здесь
