Седьмой круг ада - Игорь Болгарин

– Вы нуждаетесь в моей… или же в Божьей помощи?

– В вашей, владыка. Я пришла с мирским делом.

– Я слушаю вас.

– Вы сегодня будете видеть Петра Николаевича Врангеля… – начала Таня. – То есть я хотела сказать, что обычно в дни светлых праздников…

– Сегодня это не входило в мои планы, – решил схитрить епископ Вениамин.

– А если я вас очень попрошу повидаться сегодня с Петром Николаевичем?

Епископ слушал Таню и исподволь изучал ее. Он отметил, что в ее характере появилось кокетство, впрочем, как правило, почти всегда сопутствующее красоте, и совсем уж не свойственная прежней ее воспитанной мягкости жесткая деловитость. Деловитость и кокетство сочетались самым неожиданным образом. Владыка, всегда считавший себя знатоком души, удивился, что в человеке за столь короткий срок могут произойти такие большие перемены. «Впрочем, в наш век…»

– Если в этом будет большая необходимость, – глядя Тане в лицо, ответил владыка. – И потом, почему вы не обратились с этой просьбой к своему папе?

– Не могу, – отрицательно качнула головой Таня. – Я не уверена, что отец согласится выполнить мою просьбу. А это крайне важно. И не только для меня.

– В чем же суть просьбы? – спросил епископ.

– У меня есть очень важное для барона письмо. В нем содержатся сведения, касающиеся его мамы, баронессы Марии Дмитриевны, и еще одного человека, которому грозит скорая смерть. Барон может ее предотвратить, если получит это письмо.

– Та-ак. – Епископ удивленно взглянул на Таню, увидел ее страдающие глаза и понял, что и ее кокетство, и ее деловитость – всего лишь маска. И то, что он оценил поначалу как деловитость, была всего-навсего растерянность и отчаяние, на которые она пыталась неумело надеть маску прочной уверенности и житейской независимости.

– Подпоручик Уваров доставил из Совдепии очень важные письма. Одно адресовано баронессой Врангель своему сыну. Второе… оно касается заключенного в крепость офицера. Это все связано. Дело весьма срочное. – Таня старалась излагать все логично и последовательно, чтобы епископ смог быстро разобраться в сути дела. – Но подпоручика Уварова контрразведка по каким-то причинам держит взаперти. И барон до сих пор не может получить этих важных писем. Какая-то странная, темная игра контрразведки, из-за которой может погибнуть человек…

– Но при чем тут вы? – удивился епископ.

– Письма эти в той или иной степени касаются судьбы капитана Кольцова. – Губы Тани задрожали, но она взяла себя в руки. – Теперь вы понимаете, почему папа не согласится откликнуться на мою просьбу?

– Боже мой! Вы что же, помогаете большевикам? Откуда у вас все эти сведения? Кто их вам сообщил? Откуда письмо?

– Владыка! – твердо и решительно, но тихо сказала Таня. – Разве вам важно, за кого молиться? И разве это Господь переделил всех русских людей на белых и красных?..

Епископ потянулся к столу, взял в руки четки, стал торопливо и взволнованно перебирать их. Часто и громко щелкали в тиши большого гулкого кабинета черные, украшенные серебром лаковые косточки. Час от часу не легче. В какую историю он ввязывается по милости дочери полковника Щукина! «Православная церковь помогает безбожнику-большевику», – ошеломленно думал Вениамин. Но и отказать в просьбе он не мог. В конце концов, он всего лишь передает письмо.

– Что ж… я помогу вам, – опустив глаза, сухо промолвил Вениамин. – Я сделаю это.

– Благодарю вас, владыка! – тихо сказала Таня. – И пожалуйста, не говорите барону, откуда это письмо!

– Хорошо, – пообещал епископ и вдруг отчетливо вспомнил сегодняшнюю многолюдную площадь перед собором и коренастого мужчину, протягивающего ему свернутое трубочкой письмо; вспомнил даже фразу, брошенную ему вслед после того, как он отказался принять письмо: «Жалеть будете, ваше преосвященство!» – Хорошо! – твердо повторил он. – Я скажу, что мне его подал на площади прихожанин.

Таня извлекла письмо и, как величайшую ценность, бережно вручила его преосвященному.

– С Благовещением вас, ваше преосвященство! – Врангель пошел навстречу епископу, смиренно склонив голову для благословения.

Вениамин осенил Врангеля крестным знамением.

– Прошу садиться.

Епископ опустился в большое кресло около стола и, подождав, когда сядет Врангель, сказал:

– Сегодня пополудни я засел за работу с намерением написать статут ордена святителя Николая Чудотворца. Не получилось. Меня волновало иное. Поэтому позвольте мне сперва задать несколько вопросов.

– Да, пожалуйста.

– Скажите, ваше высокопревосходительство, вы не пытались вызволить из Петрограда свою матушку, баронессу Марию Дмитриевну?

– Да, пытался. – Барон удивленно уставился на епископа. – Я дважды посылал туда преданных людей.

– Последним вы посылали графа Уварова, не так ли?

– Да. И удача сопутствовала ему. Во всяком случае, недавно меня известили, что мама находится в Гельсингфорсе. В ближайшие дни выедет в Лондон.

– Я рад за вас. И за Марию Дмитриевну, Господь милостив к ней! – перекрестился епископ. – А что же Уваров?

– К сожалению, ничего, – развел руками барон и печально опустил голову. – Я очень любил этого юношу. Он до войны проводил много времени в нашем доме, и я считал его то ли своим младшим братом, то ли сыном… Боюсь, не постигла ли графа такая же участь, как и первого посыльного.

– Юноша жив! – Епископ Вениамин полез под рясу, достал письмо и протянул Врангелю. – Читайте!

Лист был написан полупечатными буквами. Врангель несколько раз молча прочитал письмо, все больше и больше хмурясь. Затем прочитал его вслух, для епископа:

– «Небезызвестный барону Врангелю граф Уваров несколько дней назад вернулся в Крым. Где он в настоящее время находится, знают в контрразведке…» Откуда у вас это? – спросил пораженный Врангель. – И вообще, что все это значит?

– Письмо передал мне прихожанин, – попытался объяснить епископ Вениамин, но Врангель не слушал его. Он нервно жал кнопку звонка, нетерпеливо поглядывая на дверь.

Вошел адъютант.

– Попросите ко мне полковника Татищева. Немедленно!

Епископ Вениамин пробыл у Врангеля недолго – речи о совместном ужине уже и быть не могло. Барон потемнел лицом и оборачивался к епископу лишь затем, чтобы вновь и вновь гневно пожаловаться, что от него начинают скрывать даже то, что он обязан знать как командующий, что из него хотят сделать ширму, чтобы прятать за нею свои неблаговидные дела…

Преосвященный понял, что присутствовать при объяснении Врангеля с Татищевым ему не стоит. Попрощавшись, он торопливо вышел, оставив Врангеля сердито мерить широкими шагами кабинет.