Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин

благородные либеральные воззрения, я также послала экземпляр, а из газет — «Journal de Genève». Мой муж, который всем своим горячим сердцем и присущим ему чувством справедливости страдал вместе со мной за Финляндию, написал со мной сообща г. X... длинное письмо, в котором он так тепло просил склонить сердце к Финляндии и в то же время с полным знанием дела, никого не запевая, нарисовал г. Z... полную картину бедственного вашего положения»...

«Мой муж и я, после последнего письма к тебе, написали еще массу писем разным лицам, писем, которые мы считали полезными для блага Финляндии я всегда прилагали к ним известную брошюру на французском или на немецком языке; некоторые газеты также получили маленькие статейки. Во всем, что делаешь, необходимо быть очень осторожным, чтобы продолжать приносить пользу, а не раздражать. Мой муж имеет такой необыкновенный талант и в речах, и в письмах выражать свои хорошие благородные мысли, а он исполнен ведь горячего участия к Финляндии. Когда-нибудь я с путешествующим пришлю несколько его писем, ибо начинаешь ведь бояться привидений, при мысли, что письма так часто вскрываются. Как тебе известно, посылается на Гаагскую конференцию профессор С., он получил письмо и полон сочувствия к Финляндии, но полагает, что финляндский вопрос не может быть возбужден на самой конференции, но вне ее, вполне естественно, и может быть будет не бесполезно, если здесь соберутся вместе все эти хорошо подготовленные и большею частью не сочувствующие несправедливостям к Финляндии».

В начале 1900 г. та же сотрудница финляндских агитаторов-пропагандистов сообщила: «Я часто анонимно получаю целые партии брошюр из Парижа и Брюсселя и стараюсь их распространить, по это не всегда так легко; нельзя также надоедать».

Из заграничных выдумок наиболее нашумело посольство ученых. В июне 1899 г. в Петербурге неожиданно появилась своеобразная депутация, во главе которой находился француз сенатор Трарие (L. Trarieux). Депутация привезла 12 адресов, покрытых 1050 подписями, и пыталась проникнуть во дворец Всероссийского Монарха. Она обращалась к министру Двора, к министру внутренних дел и к дворцовому коменданту, но безуспешно. Никто не пожелал оказать своего содействия странному представительству. Трарие горячился на невнимание министров к депутации, но ничто не помогло. Аудиенция была, конечно, отклонена. Представители от Европы хотели просить, чтобы у финнов, «самых лояльных и самых законопослушных русских подданных», не отнимали их вольностей и основных законов, которым якобы угрожал манифест 3 февраля.

В истории этого своеобразного адреса, составленной финляндцами, говорится, что «среди цвета интеллигенции» Запада возникла одновременно мысль составить международный адрес. Можно ли поверить такому заявлению, об одновременном возникновении мысли об адресе в разных государствах? Вскоре движущие пружины обнаружились. Оказывалось, что и идее, и исполнение ее принадлежали самим же финляндцам.

Посольство ученых вернулось домой через Финляндию, где его сочувственно встречали и провожали обедом и речами, а печать в своих отчетах называла депутацию то «международной» и «культурной», то, наконец, «великой».

В Гельсингфорсе в честь международной депутации дан был завтрак. В своей речи на французском языке статский советник Estlander высказал между прочим: «Даже на родном языке мне не достало бы слов выразить вам те чувства благодарности, удивления и почтения, кои вызваны у всех граждан этой страны решением вашим... внести слово образованной Европы в наш жизненный вопрос. Мы не можем представить в нашей истории никаких военных подвигов, не сделали мы также никаких важных вкладов в культуру, но все же мы сделали, что могли, чтобы воспользоваться плодами западноевропейской культуры». Сенатор Трарие начал свою ответную речь провозглашением тоста в честь Великого Князя Финляндии. «Мы не имели намерения, говорил оратор, проехать по вашей прекрасной стране, в качестве горячих агитаторов; мы прибыли, как мирные посланники интеллектуального мира Европы. Нам, правда, не посчастливилось в пашей миссии, но мы сделали, что могли. Мы посланники правосудия, представители вечных принципов истины и просвещения. Мы, свободные, привыкшие любить свободу, знаем, как приходится страдать, когда предстоит лишиться свободы, лишиться своей личности»... Профессор Söderhjelm, принимавший особенно горячее участие в адресе, пил — «за защитников слабого в мире».

После совещания в Стокгольме депутаты составили протокол о своей одиссее и постановление, полное тончайшего яда их дипломатического ума, о том, чтобы сдать адресы на хранение в Гаагский архив.

Один из депутатов, профессор ван-дер-Флюгт, выпустил особую книгу «Pour la Finlande», в которой чрезвычайно напыщенно описывает 34 часа пребывания в Финляндии. Этот короткий срок богат, по его словам, «самых захватывающих событий». Население, благодаря сети телефонов, успело приготовиться к «манифестации национальной скорби». Манифестация поражала «своим сдержанным пафосом и была «величава» единодушием; благодарность Европе была выражена населением благородно, грандиозно и трогала до «слез». Финляндцы встречали представителей Европы, маханием платков, пением «гимна», подношением цветов. В Або дамы были в трауре, бургомистр молча пожал руку Трарие. Опять гимн. «Ах, если бы мое перо, — восклицает автор, — было в силах передать точно этот момент, описать это зрелище, заставить эти звуки снова раздаться». «Само небо захотело Припять участие в этом концерте». По словам восторженного голландца, прием в Мариегамне оказался еще более задушевным. «Тщетно ищешь в истории нечто, соответствующее виденному нами здесь»...

Среди подписавших адрес находятся несколько специалистов международного н государственного права, но большинство представителей «высшей умственной культуры», — химики, физики, богословы, композиторы, адвокаты, смотрители музеев, библиотекари, директора железных дорог и т. п. Все они пожелали возвысить свои голоса «во имя начал права и справедливости».

Финляндские писатели поспешили оповестить мир о небывалом явлении и придать исключительное значение «культурному адресу». Теперь, однако, выяснилось, что осуществление адреса «ученых» принадлежит финляндцам, преимущественно Конни Циллиакусу и известному путешественнику А. Норденшельду. Кроме того, известно, что в Германию и Англию посылался финляндский профессор, для окончательного уяснения, в каком положении находилось там дело международного адреса. Имеется основание утверждать, что они же очень предупредительно составили для знаменитостей Запада трафарет текста для адресов. Наше заявление основано на изумительных совпадениях, встречающихся в адресах разных стран. В адресе Франции говорится, например, о «чувствах скорби и удивления», испытанных французами при чтении петиции от 21 февраля 1899 г., в которой больше полумиллиона финляндцев просили о сохранении в целости прав и привилегий, гарантированных в Борго в 1809 г., а также Фридрихсгамским договором и, наконец, подтвержденных всеми Императорами при вступлении на престол. В адресе Англии значится: «С живым волнением узнав о петиции 21 Февраля 1899 г., с которым более полумиллиона финляндских мужчин и женщин обратились к Монарху с просьбой о сохранении их прав и привилегий, удостоверенных... на сейме в Борго и при мирном договоре