Чёрные узы и Белая ложь - Кэт Синглтон

она меня раздавит. Я отчаялся в ней больше года. Из-за этой сильной потребности в ней я всегда надеялся, что однажды мы будем вместе. Эта надежда будет потеряна, если она оставит меня сегодня.

Я не знаю, как я буду продолжать после этого. Это не та мысль, которую я даже хочу развлекать.

— Я получил твоё сообщение, — начинаю я, — и договорился немедленно вылететь обратно. Мне не терпелось услышать, что ты скажешь. Предвкушение того, бросишь ли ты меня… если я не смогу это исправить, оно съедает меня изнутри.

Она не избавляет меня от стресса. Во всяком случае, она усугубляет ситуацию, нерешительно оглядывая мой старый офис, который я превратил в студию в надежде, что она действительно станет моей навсегда.

— Я не хочу просто предполагать что-то, Бек, но ты сделал это для меня?

— Конечно, — сразу же отвечаю я.

Она убирает прядь волос с лица. Она не дает мне никаких указаний на то, куда все это пойдет, заставляя меня еще больше беспокоиться о том, что произойдет дальше. — Когда?

— После Колорадо. После того, как мне пришло в голову, что однажды ты действительно почувствуешь ко мне то же, что и я к тебе. — Я вспоминаю поездку домой на самолете, когда эта идея впервые пришла мне в голову. Я был полон решимости сделать это место более похожим на ее дом. Я знал, что она заслуживает место, где она могла бы творить искусство. Она такая чертовски талантлива, я просто хотел дать ей место, достойное ее творческого выхода. Ее крошечный маленький письменный стол в ее квартире в Лос-Анджелесе был ужасен. Я хотел сделать для нее лучше. — Работа была сделана, пока мы были в офисе. Я просто хотел, чтобы у тебя было место, которое ты могла бы назвать своим здесь. Место, где ты могла бы работать над своим искусством. Я справился?

Ее глаза блестят, когда она внимательно смотрит на меня. Я борюсь с желанием сократить дистанцию и прижаться губами к ее губам. Она настолько чертовски идеальна, что у меня перехватывает дыхание. Я сглатываю, пытаясь втянуть воздух, и, затаив дыхание, жду ее ответа.

Она отводит взгляд от меня, ее узкие плечи вздымаются и опускаются при глубоком вдохе и выдохе. — Это абсолютно идеально. Не могу поверить, что ты все это сделал. — Ее глаза сканируют комнату, останавливаясь на одной из моих самых ценных вещей.

Набросок, который она нарисовала со мной той ночью, который не давал мне спать много ночей, когда я вспоминал каждое мгновение. Долгое время я держал фотографию в ящике стола, вытаскивая ее, когда оставался один, чтобы посмотреть, как она видела меня своими глазами.

Я был одержим рисованием. Я проследил каждый ее штрих карандашом, задаваясь вопросом, заметила ли она, как я смотрел на нее той ночью. Пока мои глаза запоминали каждую линию и штрих, которые она делала ночь за ночью в одиночестве, мне было интересно, что она чувствовала, когда делала набросок.

Наверняка она чувствовала то же, что и я. Я почувствовал к ней так сильно, так быстро, что не мог представить, чтобы она ничего не чувствовала.

Это было ужасно, когда она оставила меня одного на том пляже. Мне пришлось украсть фотографию как доказательство того, что это произошло. Чтобы напомнить себе, что пока она оседлала меня, ее голые колени в песке по обе стороны от меня, у нас был момент. Это было больше, чем мгновение — это было понимание всего, чем мы могли бы быть. Все, чем мы должны быть.

Надеюсь, сегодня это начало, а не конец.

Она подходит к картине и останавливается перед ней. Нежный взгляд, которым она смотрит на него, только питает надежду, зарождающуюся в моей груди. Если она собиралась бросить меня вместо того, чтобы любить меня, я не понимаю, почему она смотрела на то, что впервые свело нас вместе, с таким обожанием. — У тебя это было все это время.

— Я пробрался в твою комнату и забрал ее в то утро, когда ушел. Я не мог уйти без него. Мне нужно было что-то, чтобы запомнить момент на пляже, на случай, если это будет единственный момент, который мы с тобой когда-либо разделим.

— Бек…

— Я смотрел на эту фотографию бессчетное количество часов. Интересно, как ты видела меня той ночью, зацикленной на всех вещах, которые я мог бы сделать по-другому. Если бы ты позволила мне поцеловать тебя, ты бы забралась обратно в постель Картера? Если бы я сказал тебе, что он не достоин тебя, что он не верен, ты бы поверила мне? Столько всего пронеслось у меня в голове, когда я смотрел на твои карандашные штрихи на этой бумаге. Но одна мысль всегда была самой настоящей. Желание смотреть, как ты рисуешь всю оставшуюся жизнь. Это было так интенсивно, что в тот момент, когда я подумал, что, может быть, после той ночи в той дурацкой гостинице все изменилось, я понял, что должен создать для тебя пространство, чтобы ты могла это сделать.

Марго отводит взгляд от картины. В ее глазах все еще есть боль, когда они смотрят на меня. Я ненавижу себя за то, что был причиной этой боли, за то, что не признался ей раньше. Я потрачу каждый доллар на свое имя, использую каждую секунду своей оставшейся жизни, чтобы попытаться вернуть ее, если это потребуется.

Ее губы дрожат, когда она пытается сдержать слезы. Мои пальцы дергаются в карманах, когда я делаю все, что в моих силах, чтобы утешить ее.

Проблема в том, что человек, от которого ей нужно утешение, — это я.

— Что произойдет, если я не смогу простить тебя? — шепчет она, возвращаясь к рисунку.

Ее вопрос похож на удар ножом в сердце. Медленный удар с поворотом ножа, чтобы действительно зафиксировать боль. Я даже не хочу идти по этому пути. Это то, о чем я старался не думать с того момента, как она узнала о вещах, которые я сделал, чтобы сделать ее своей.

Я останавливаюсь рядом с ней, мы оба смотрим на фотографию перед собой. — Тогда я больше никогда не ступлю в эту комнату. Черт, если ты оставишь меня, Марго, думаю, мне придется продать это место и найти новый город для жизни. Я не могу смотреть на Нью-Йорк, не думая о тебе. Мое сердце не может жить здесь, если оно не живет здесь с тобой.

— Ты был здесь первым, — заявляет она.

Я отрицательно качаю головой. — Это не имеет значения.