Короли рая - Ричард Нелл

смогут. – Рока заговорил более резко, чем планировал, и попытался смягчить свой тон. – Деньги нам не понадобятся, – добавил он, и было видно, что Эгиль хотел возразить. – Уверяю тебя, другие мужчины дадут столько же. Через пару месяцев у нас будет больше серебра, чем ты когда-либо мечтал.

Казалось, это утихомирило скальда – по крайней мере, пока – и какое-то время они шли молча, но Рока безуспешно пытался обрести спокойствие.

– Прошлой ночью, – спросил он, – прежде чем лечь в постель со жрицей, ты говорил с ней. О чем?

– Ни о чем важном. – Ответ пришел удручающе медленно, пустое лицо Эгиля мгновенно выдало его.

– Я хочу, чтоб ты в точности рассказал мне, что вы обсуждали. Всё. Начиная с самого начала.

– Если ты все равно подслушивал, извращенец чертов, какой в этом смысл?

Рока нахмурился, когда до него дошло:

– Ты не помнишь.

Эгиль промолчал, и Рока оставил все как есть. Он решил проверить седельные сумки и нашел мехи с водой, запас галет и сушеного мяса на несколько дней, а также корм для Сулы. Также там были хворост и щепье, даже бурдюк с вином. Найдя все это и впридачу монеты в мешочке поменьше, он почувствовал на себе взгляд Эгиля.

Большую часть того дня они двигались в тишине; климат стал мягче, как если бы земля за Поясом была какой-то чуждой местностью, почти другим миром. Пока они шагали, выглядевший несчастным бард снял пару слоев толстого меха и набросил их на спину коня, заметно потея, пиная камушки.

Зато Сула выглядел совершенно умиротворенным. Он не делал попыток щипать травку или вырваться, хотя и шел, ведомый чужой рукой, а не под всадником. Он полностью игнорировал тех немногих странников, которые им встречались, и, похоже, не требовал никаких уверений, взысканий или нежностей. Он казался отнюдь не робким и явно мог бы оторвать юноше руку, если пустился бы вскачь. Его круп бугрился толстыми мышцами, шея великолепно изгибалась, спина казалась короткой и сильной. Он выглядел проворным и быстроногим и в то же время могучим, и если когда-либо существовало животное, более достойное того, чтобы стать прирученным и объезженным людьми, то Рока не мог его себе вообразить.

Этот контраст между Эгилем и Сулой весь день занимал его мысли.

– Давай-ка сделаем привал подальше от дороги, – объявил он, когда солнце опустилось, хотя в этом относительном тепле они могли бы продолжать идти. Рока привязал Сулу к дереву, но немного ослабил веревку и снял его поклажу на ночь. Он развел костер, но готовить не стал, молча поедая жесткую вяленую свинину, пока то же самое делал Эгиль.

Он ощущал вероломство скальда в этой тишине и в его неподвижном внимательном взгляде. Да, этот человек боялся Року. Он видел, как Рока убивал, и знал, что с его помощью мог бы наверняка сколотить состояние. Но все же он дикий, необузданный, как степной зверь. Слишком самоуверенный или недостаточно мудрый, чтобы увидеть, в какой опасности находится. Мужчины плохо оценивают степень риска, напомнил себе Рока.

Они устроились на ночлег у костра, в спальниках по разные стороны. Рока позволил своему телу отдохнуть, но держал глаза открытыми, а уши настороже. Он мог видеть и слышать ими в своей Роще, если только не уснет по-настоящему, и ждал несколько часов, слушая притворные храпы отвернувшегося барда.

В итоге, выровняв дыхание – то ли случайно, то ли из трусости, – мужик забил на овладевшие его сердцем интриги, по крайней мере пока что. Рока тихо встал, вытаскивая кусок веревки, который припрятал в своих одеялах.

Он не знал, насколько крепок сон Эгиля, поэтому двигался медленно и осмотрительно, ступая с осторожностью. Он обмотал веревочную петлю вокруг закутанной в одеяло фигуры и тотчас навалился всем весом, поймав мужика в западню из его собственных мехов, пока затягивал веревку. Эгиль мгновенно проснулся, что-то лепеча, но Рока продолжал обматывать веревку и завязывать ее, яростно прижимая барда к земле, немного пустив кровь из его скальпа, когда стукнул головой о каменистый грунт.

Свинья в одеяле, подумал он и улыбнулся.

– Что… какого черта, что ты делаешь? – Эгиль заговорил только после того, как не смог сопротивляться.

Рока переместился к его ступням, не без труда сняв с барда обувь, пока тот брыкался в панике и гневе. Рока вынул из чехла свой нож, почистил его и сунул лезвием в огонь, прикрыв тряпицей рукоять. Он перевернул Эгиля так, чтобы тот мог видеть, как нагревается клинок.

– Я хочу рассказать тебе о моих планах, – сказал Рока, – но я не могу тебе доверять.

Глаза мужчины метнулись от лезвия к сидящему на корточках Роке и уставились на него.

– Ты можешь доверять мне, Рока. Я рассердился из-за чертога, но все обошлось. Это все еще хороший план, наш план.

– Нет. – Рока помотал головой. – Это не наш план, Эгиль. Это твой план. И теперь ты можешь забыть обо всем этом. – Он достал молоток и зубило и положил их рядом с огнем под пристальным взглядом Эгиля.

– Мой план – провести следующий год, изучая все, что я могу, об Аскоме. Мой план – заручиться поддержкой дюжины влиятельных вождей, одновременно зарабатывая дары и репутацию. Мой план – использовать эти дары и эту репутацию, чтобы набрать небольшую армию воинов без вождей. И мой план – убить одну жрицу и, возможно, спалить дотла один город.

Он дал мужику время переварить услышанное, позабавленный тем, что это правда и что все это входит в его план.

– И ты поможешь мне, Эгиль, – продолжил он. – Ты поведаешь мне все, что тебе известно об этом мире, во всех деталях, какие знаешь, включая прошлое и личности вождей, а также рассказы о достойных внимания опозоренных людях без вождей. Затем ты будешь рассказывать великие истории в залах собраний до моего официального прибытия, и среди них – легенду о Букаяге, последнем Рунном Шамане. Тебе понятно?

– Хорошо, – сказал страх Эгиля, – как пожелаешь.

Но Рока знал: это не продлится долго, если только эта глупая уверенность в глазах барда не поблекнет. А до тех пор он не настолько надежен, чтобы ходить куда-то в одиночку, – не настолько надежен, чтобы верить в Року больше, чем в самого себя.

– Я думал, что найду тебе лучшее применение, Эгиль. Я думал, что ты мог бы соблазнять жриц и очаровывать моих врагов. Но я был наивен, теперь я это вижу. Тебе нельзя доверять такие вещи, и это меняет твое требуемое положение.

Он чувствовал себя странно, произнося эти слова. Мальчик, любивший Бэйлу,