Мятеж на «Эльсиноре» - Джек Лондон

При таких обстоятельствах решение, принятое Дэвисом, было совершенно правильным, но он и здесь умудрился поторговаться.

– Я буду наблюдать за работой, – предложил он.

– Нет, тебе придется похромать у одной из вымбовок[21]! – ответил Мёрфи.

Морской адвокат не допустил ошибки. Он точно знал, что приходится выбирать между жизнью и смертью, и поэтому захромал по направлению к брашпилю, где занял свое место. И когда работа началась и пошла, и когда Дэвис наравне со всеми другими заходил по небольшому кругу, Маргарет бессовестно громко засмеялась, выражая тем свое одобрение. И все наши люди вытянулись вдоль кормы, желая полюбоваться Чарльзом Дэвисом за работой.

Все это, должно быть, нравилось и Мёрфи, потому что, следя неустанно за работой, он не спускал критического взгляда с Дэвиса.

– Побольше соку, Дэвис! – грубо и резко крикнул он.

И Дэвис, вздрогнув, заметно усилил свои старания.

Это было чересчур для наших парней – азиатов и остальных, и они разразились смехом и рукоплесканиями. И что мог я сделать? Это был день нашего торжества, и наши верные слуги заслужили такое небольшое вознаграждение в виде развлечения. Вот почему я не обратил внимания на нарушение дисциплины и этикета и вместе с Маргарет отошел подальше на корму.

У штурвала стоял один из тех, кого нам подарила буря. Я дал курс на восток, на Вальпараисо, и послал буфетчика вниз с тем, чтобы он принес еду для мятежников – на один раз.

– А когда, сэр, мы получим следующую порцию? – спросил Нози Мёрфи, когда буфетчик передал ему еду.

– В обед! – ответил я. – И пока вы и ваша братия будете вести себя как следует, вы станете получать пищу три раза в день. Ваши смены можете устанавливать, как вам угодно. Но работа на судне должна идти аккуратно и по всем правилам. Если этого не будет, то и еды вам не будет! Я все сказал, а теперь можете отправляться на бак.

– Еще одна вещь, сэр! – быстро сказал он. – С Бертом Райном плохо. Он изуродован и ничего не видит, сэр. Боюсь, как бы он без глаз не остался. Не может спать: он все время стонет.

Это был очень хлопотливый день. Я выбрал из нашей аптечки все необходимое для обожженного серной кислотой висельника и, узнав, что Мёрфи умеет обращаться с гиподермическим шприцем, вручил ему один.

После этого я очень долго работал с секстантом и, кажется, все-таки определил положение солнца в полдень и самым точным образом произвел наблюдение. Но широту определить легко. Гораздо труднее установить долготу, но я и над этим работаю.

Весь день дул легкий северный бриз и с пятиузловой скоростью гнал вперед «Эльсинору». Наш путь лежал теперь на восток, к земле, к людскому жилью, к закону и порядку, который люди некогда установили – с тех самых пор, как стали собираться в группы. Достигнув Вальпараисо с развевающимся государственным флагом, мы передадим наших мятежников в полное распоряжение береговых властей.

Я должен отметить еще одно дело: я совершенно реорганизовал наши вахты, сделав так, что наши три «морские находки» были разлучены. Маргарет взяла одного на них в свою вахту, где были оба парусника, Том Спинк и Луи. Луи, наполовину белый, был вполне достоин нашего доверия, и ему поручили во всякое время внизу или же на палубе следить за человеком с топазовыми глазами и не упускать его из виду.

В мою вахту входили: буфетчик, Вада, Буквит и остальные два мечтателя. К одному из них я приставил Ваду, к другому – буфетчика. Мы ничем не рискуем. Во всякое время дня и ночи, при исполнении своих обязанностей или на отдыхе, пришельцы будут на виду людей, внимательно наблюдающих за каждым их шагом.

Да, вчера вечером я подверг этих людей испытанию. Это было после моего совещания с Маргарет. Она высказала уверенность, и я совершенно согласен с ней, – что люди с бака вовсе не намерены слепо идти туда, куда мы их везем, и попасть в тюрьму в Вальпараисо. Наше предположение, как и прежде, сводилось к тому, что их план действий заключается в следующем: как только «Эльсинора» подойдет на достаточно близкое расстояние к берегу, они убегут на шлюпках. А поскольку на баке еще осталось довольно большое число негодяев и безумцев, то мятежники не остановятся перед тем, чтобы перед побегом просверлить стальные стены нашего судна. Ведь просверливание дыр в судне – такой же старый, испытанный прием, как и мятеж в открытом море!

Итак, значит, я подверг испытанию незнакомцев, посланных нам бурей. Двоих из мечтателей я взял с собой для набега на маленькие шлюпки, а одного оставил с Маргарет, которая в то время стояла на вахте. По другую его сторону стоял буфетчик, с длинным ножом. Я всячески старался знаками дать понять ему, а также тем двоим, которых брал с собой на бак, что при первом же признаке измены с их стороны он немедленно будет убит. А старый буфетчик теми же знаками не только подтвердил точность и выразительность моих слов, но всем своим видом говорил, что горит нетерпением лично совершить эту казнь.

Таким образом, я оставил с Маргарет еще Буквита и Тома Спинка. Вада, два парусника, Луи и двое с топазовыми глазами сопровождали меня. Мы пополнили наше вооружение топорами. Незамеченными мы пересекли главную палубу, через среднюю рубку достигли мостика и по мостику прошли до передней рубки. Здесь находились первые шлюпки, над которыми нам предстояло работать. Но до начала работ я позвал вахтенного с бака.

Это был Муллиган Джекобс, направившийся к нам через обломки мостика, на котором все еще лежала передняя брам-рея. Он приблизился, такой же бесстрашный, жестокий и неукротимый, как всегда.

– Джекобс, – прошептал я, – ты останешься возле меня до тех пор, пока мы не покончим со шлюпками. Согласен?

– Неужели это может напугать меня? – проворчал он довольно громко. – Чего мне обо всех заботиться? Я понимаю вашу игру. И я знаю игру этих подлых червей, которые сейчас находятся под нашими ногами. Они хотят бежать на этих шлюпках. А вы хотите их уничтожить, чтобы не дать им бежать.

– Тссс! – тщетно пытался я остановить его.

– Да чего там? – продолжал он так же громко. – Они сейчас дрыхнут с набитым брюхом. У нас теперь стоит только один человек на вахте – на баке! Даже Берт Райн спит. Несколько уколов вашей иголки подействовали на него успокоительно. Он перестал стонать. Продолжайте вашу работу, разрушайте шлюпки, меня это нисколько не волнует. Потому что я отлично знаю, что моя кривая спина стоит гораздо больше, чем все шеи той сволочи, что спит внизу.

– Раз ты все это сознаешь, почему в таком случае не присоединился к нам? – осведомился я.

– Потому что я люблю вас не больше, чем их, даже вполовину меньше. Они – то, что вы и ваши отцы сделали из них! А кто, черт возьми, вы и ваши отцы? Что вы собой представляете? Грабители человеческого труда – вот вы кто! Они мне мало нравятся, а вот вы и ваши отцы совсем мне не нравитесь. Я люблю только себя и свою кривую спину – живое доказательство того, что нет никакого Бога и что Броунинг – лгун!