100 великих узников - Надежда Ионина

За 20 лет во внешней судьбе загадочного узника мало что изменилось, только из каземата № 17 его перевели в каземат № 6. Впоследствии выяснилось, что в середине июня 1860 года из Константиновского военного училища был выпущен 20-летний юнкер Михаил Степанович Бейдеман, дворянин Бессарабской губернии. Его произвели в поручики и назначили служить в Драгунский военный полк. Перед отъездом в Кашин Тверской губернии, где стоял этот полк, М.С. Бейдеман получил месяц отпуска, который решил провести у матери в Лесном, неподалеку от Санкт-Петербурга. Однако по окончании отпуска молодой офицер в полк не явился, и впоследствии выяснилось, что он сбежал за границу, где намеревался вступить в армию Д. Гарибальди, сражавшуюся за освобождение Италии.

Заключенный. С картины Н.А. Ярошенко. 1878 г.

Одно время М.С. Бейдеман жил в Лондоне и работал наборщиком в «Вольной русской типографии» у А.И. Герцена. Летом 1861 года он решил вернуться в Россию, но 18 июля на финской границе его арестовали за отсутствие паспорта. При нем были найдены испорченный пистолет, нож, перочинный ножик и гребенка в футляре. Он назвался именем рабочего Степана Горюна из Олонецкой губернии: мол, искал в Финляндии работу, но не нашел и вот теперь возвращается домой. Его посадили в острог города Улеаборга, где через десять дней он сознался в своем настоящем звании.

После допросов М.С. Бейдемана отправили в Санкт-Петербург, и дело его было передано в руки графа П.А. Шувалова – управляющего III Отделением. На первом допросе узник отказался давать показания, то же повторилось и во второй раз: арестованный ничего не говорил и о причинах, побудивших его бежать за границу. 29 августа М.С. Бейдемана поместили в одну из камер Алексеевского равелина, где его обыскали и на дне папиросной коробки нашли изорванный в клочья рукописный документ. Обрывки отправили в III Отделение, там их склеили и прочитали, после чего содержание документа произвело настоящий переполох. Это оказался проект манифеста от имени «императора Константина I», в котором сообщалось, что царский престол незаконно захвачен императором Николаем I, следовательно, и правление императора Александра II является незаконным. Поэтому царя нужно свергнуть, так как он «грабит народ и русскую казну». Народ «должен подняться на весь окаянный род его» и истребить всех от мала до велика, после чего народу обещались раздача земли, созыв Земского собора и уничтожение рекрутчины.

11 сентября М.С. Бейдеман захотел дать письменные показания, ему принесли бумагу и чернила, и через два дня смотритель равелина отправил в III Отделение запечатанный пакет. О причинах своего бегства за границу узник и на этот раз ничего не сказал, зато сообщил, что в Россию вернулся, чтобы «высказать всю меру своей ненависти и своего презрения к существующему правительству и к этому порядку вещей, который господствовал и господствует»: «Я воротился на родину, чтобы отомстить за все страдания, которые она переносит и перенесла: за глубокое мерзкое рабство, в котором погрязли и несчастный русский народ, и русское общество, которое поддерживается развратными, грабящими и убивающими в самом зародыше все благородные начатки народного развития; за пролитую и проливаемую кровь бедных крестьян, кругом ограбленных и обворованных гнуснейшим правительственным произволом; за подлейшим образом пролитую кровь поляков… одним словом за все те мерзкие, нелепые и дико произвольные подвиги той разбойничьей шайки, которая начинается звездоносными тупыми негодяями и кончается несметной толпой рабского чиновничества, грабящего вдоль и поперек.

Я хотел начать дело с вершины этого правительственного кабака в том убеждении, что, разрушив ее, я бы поднял коснеющий в невежестве и рабстве народ на завоевание своих прав – человеческих и гражданских».

Дальше М.С. Бейдеман давал резкую критику всего уклада тогдашней жизни России и заканчивал свои показания так: «У меня остается только чувство досады к самому себе за то, что я не исполнил того, что задумал. Раскаяние в чем бы то ни было далеко от меня; я всегда буду презирать тот омут разврата, грабежа, застоя и всяких гадостей, который губит Россию». Так царская охранка совершенно неожиданно для себя обнаружила, что М.С. Бейдеман готовил цареубийство.

Князь В.А. Долгоруков, шеф жандармов, увидев свою фамилию в общем списке сволочи и гнили, прочитал и о том, что именно на нем следует покончить с телесными наказаниями в России. А как должен был отнестись к заявлению М.С. Бейдемана император Александр II, прочитав такие яркие нападения на свою личность и свою политику? И кто это пишет? Какой-то ничтожный поручик-арестант, осмелившийся возвысить свой голос из темницы? К тому же он решился не только мечтать, но даже готовился покончить с ним – царем-освободителем. Он, монарх, именовался вершиной правительственного кабака! Это было так невероятно, что у многих мелькнула мысль, а не с умалишенным ли они имеют дело…

В середине сентября 1861 года граф П.А. Шувалов посетил М.С. Бейдемана в тюрьме, а потом отправил отчет в Ливадию, где в то время находился император. Граф трактовал дело М.С. Бейдемана как неудавшееся покушение на цареубийство и благодарил провидение, удержавшее руку преступника.

Сначала правительство предполагало предать М.С. Бейдемана военному суду, но побоялось, что процесс может вылиться в демонстрацию, и судьбу заключенного определили «до особого распоряжения». И потянулись томительные дни, недели и месяцы заточения… Узник оставался в своей прежней непримиримости и непреклонности, а между тем к делу приобщились и его литературные произведения: статьи «Славянофильство как принцип» и «Об учреждении ярмарки в м. Довское» и довольно большая поэма «Ванюша» – подражание древнерусской повести «Горе-Злосчастие».

После трех лет одиночества и сурового режима содержания стало заметно, что тяжелое заключение и безвыходность положения подействовали на М.С. Бейдемана морально и физически. Он потерял все волосы на голове, выглядел безжизненным. В новых записках он стал уже благонамеренно излагать свои мысли об устройстве Государственного совета, в верноподданническом письме на имя императора раскаивался в своих замыслах и давал новые показания: он, мол, намеревался отправиться к Гарибальди, но не имел на это средств, а заявленное ранее признание о цареубийстве сделано было им по легкомыслию и самообольщению…

А.Л. Потапов, сменивший графа П.А. Шувалова на посту управляющего III Отделением, после посещения узника составил такой отчет: «Он объяснил мне следующее относительно своей жизни, которое частью скрывал из тщеславия быть только интересным политическим лицом. Любя одну девицу, он встретил соперника, вызвал его на дуэль и для сего отправился в Финляндию. При виде убитого врага он понял всю тяжесть совершенного им преступления, и чтобы избежать кары закона… решил скрыться в Швеции и оттуда отправиться в Италию. Неимение средств остановило это предприятие, тогда он переехал в Англию, где содержал себя работой у Герцена. Безвыходность положения ожесточила его сердце, и тогда в уме его зародилась мысль сделаться государственным возмутителем. Первым шагом его на этом поприще было написание вышеизложенного манифеста, с которым он и прибыл обратно в Финляндию, поставив себе задачею пробраться в Архангельскую губернию и начать свою пропаганду среди тамошних раскольников. Но намерения посягнуть на цареубийство решительно у него не было никогда, и показание об этом вымышлено им уже в крепости».

С момента своего заключения М.С. Бейдеман в течение полутора месяцев оставался единственным узником равелина, а потом тюрьма наполнилась другими заключенными. До 1866 года здесь побывали лица, отделавшиеся легко и вышедшие на волю, и через одного из них он сумел передать своим родным, что «умоляет их хлопотать об его освобождении, для избавления его от сумасшествия. Пусть лучше отошлют его в солдаты или даже в каторжную работу, лишь бы выпустили на свет Божий». Это было в 1864 году, но еще за год мать М.С. Бейдемана ездила в Крым к царю просить о помиловании сына, но по дороге умерла от горя. Через влиятельных знакомых сестра узника пыталась добиться разрешения хотя бы повидаться с братом, но ответ получила такой: «Нет возможности сказать что-либо о ее брате», и предлагалось принять это «за правило и на будущее время».

Душа М.С. Бейдемана, умирая в стенах равелина, билась в предсмертных муках. Когда там были заключенные, он мог хотя бы вступать с ними в немое общение, ведь даже стук в стену давал какое-то облегчение его измученной душе. Через много лет полного одиночества, без свиданий и переписки с родными и друзьями, М.С. Бейдеман обратился к царю с прошением, в котором уже не было ни проклятий, ни обвинений: несчастный человек молил о пощаде, но ответа не было. Царь прочел прошение и приложил его к делу, а М.С. Бейдеман остался в равелине еще на шесть с половиной лет. По ночам стража слышала, как узник рыдал, а потом из камеры стали раздаваться вопли человека, за 18 лет заточения потерявшего рассудок.