Виридитерра: начало пути - Тери Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самым быстрым и безопасным способом добраться к Драконьим хребтам были норы. Втроем они спустились туда и дождались старушку Пово, которая, кажется, что заподозрила, но осталась молчалива, когда ее попросили проводить к дверям земель эльфов. Ей Киллиан сказал, что отправляется на задание, то же он поведал и остальным членам отряда в кратком письме, оставленном Анне. Ей нужно будет донести это всем остальным.
Проведя несколько часов в темной норе, Ноа прищурился, увидев яркий солнечный свет. Они стояли недалеко от границы, которая отделяла Драконьи хребты и восточный лес проводников.
Киллиан шел впереди – он один знал, где находится Аурусмур. Пока они следовали по норе и к древнему городу он занимал их рассказом о старой столице эльфов, о том, как он в поисках силы избороздил дороги Виридитерры. Киллиан рассказывал о том, как бывал в Блазоне и попробовал тамошнего вина, отметив, что после него невозможно пить это отвратное вельтерновское пойло; о восходах в Империи Рё и о странных нравах жителей этой страны, готовых для незнакомца пожертвовать чем угодно. Он говорил, а Анна тихо плакала, потому что часть этого пути – пути, на котором рождался и рос Эрмандад – она прошла вместе с ним.
Ноа завороженно рассматривал местность. Больше всего его поражали горы. Большие и спокойные. Киллиан сказал, что на одной из них расположился Горный клан эльфов, откуда родом Маркус, Персиваль и Элирис, которая, к слову, никогда не была чистокровной горной эльфийкой. Ноа тогда взглянул на них по-другому, подумав о том, как среди этого лютого холода и льда могла вырасти такая девушка, как Эли. Глядя на них и сам Ноа успокаивался.
Холодный морозный воздух резал легкие при каждом вдохе, и Ноа искренне порадовался тому, что Киллиан настоял на том, чтобы они взяли с собой теплую одежду. Он был прав, как бы неприятно это было признавать. На Ноа был длинный черный плащ, изнутри подбитый каким-то теплым белым мехом, кожаные перчатки и высокие сапоги.
Они все ближе и ближе подходили к горам, и Ноа уже начал было волноваться, что придется совершать трудный подъем. Но у подножия одной из гор Киллиан остановился у расщелины. Проход был узким, но мужчине было все равно. Он шел вперед, за ним Анна, а колонну замыкал Ноа.
Киллиан вышел из расщелины и остановился, перекрывая путь Анне и Ноа:
– Дальше вам нельзя, – сказал он, – здесь начинается Аурусмур.
Ноа выглянул за плечо Киллиана. Он увидел, как вдалеке, словно вырастая из-под земли высятся полуразрушенные шпили башен. За спиной Киллиана были колонны, потрепанные временем, покрытые песком дороги. Он увидел мертвый город и услышал шепот ветра, в котором таилась опасность этой тишины. Здесь Ройвана ждало его наказание. Это место станет его тюрьмой.
Анна тихонько всхлипывала. Ноа не видел ее лица, но заметил, как подрагивают плечи девушки. Она хотела казаться сильной, но была всего лишь девушкой, у которой забирали часть ее единственной семьи. Ноа протянул руки и неловко обнял ее, но Анна, к его удивлению, не отстранилась, а продолжила тихо плакать. Ему подумалось, что после она будет ненавидеть его вдвое больше, потому что он видел, какой слабой она может быть.
– Анна, не время для слез, – сказал Киллиан, – помоги Ноа закончить нашу миссию, – мужчина протянул руку, но будто натолкнулся на прозрачную стену.
Увидев это, Анна стала всхлипывать еще сильнее. Стараясь не обращать внимания на плач дочери, Киллиан продолжил:
– Ноа, встань во главе Эрмандада и борись яростно и беспощадно. Мы все хотим свободы и избавления от рабства. И защити тех, кого защищал я.
Ноа ничего не ответил, и тогда Киллиан обернулся, взглянув на мертвый город, ожидающий его.
– Прощайте, Анна, Ноа, – сказал Киллиан и побрел прочь.
Анна не перестала всхлипывать. И когда она подняла на него свои заплаканные серые глаза, Ноа не увидел в них ничего, кроме ненависти. Горный ветер трепал ее короткие черные волосы, и они липли к влажным от слез щекам. Анна выглядела такой решительной и такой отчаянной, но Ноа не боялся ее гнева. Он сделал так, как считал нужным. И вспоминая слова самого Киллиана о том, что в нужный момент судьба и сердце подскажут, что ему делать, ему подумалось, что он поступил правильно.
Жизнь за жизнь – это не равноценный обмен, а продолжение длинного кровавого пути из ненависти, которому нет ни конца, ни края.
– Я никогда тебя не прощу, – прошипела Анна. – Ты будешь лидером Эрмандада, но моим никогда!
Ноа стойко выдержал ее взгляд, сам не зная как. Возможно, теперь он был как никогда спокоен, отпустив свою ненависть и жажду мести, когда наконец-то появилась надежда на что-то светлое и действительно важное. Когда впервые появился путь к будущему, к которому стоило идти.
– А я и не прошу об этом, – ответил Ноа.
Он отвернулся от Анны и двинулся прочь, назад к норе Маркуса. Нужно возвращаться в дом Скуггена.
Эпилог
Кристиан лениво потягивал вино, когда в его дверь постучали. На пороге комнаты появился слуга, одетый в причудливую коричневую ливрею с золотыми позументами. Кристиан не был ему рад, ведь этот визит мог означать лишь одно:
– Лорд-протектор ждет Вас у себя в кабинете, – произнес лакей и притворной учтивостью.
Вся прислуга боготворила Алму Нова и со снисхождением смотрела на его нерадивого сына. Они не показывали этого в открытую, но Кристиан чувствовал к себе другое отношение с малых лет. И сейчас был не против этого. Уж пусть лучше считают его местным пьяницей и дураком, чем заподозрят в государственной измене.
Кристиан отставил бокал в сторону и поднялся с кресла. Идти к отцу за очередной порцией упреков не хотелось. Но, если тебя вызывает самый главный человек во всем государстве, отказаться нельзя, даже если вы с ним в близком родстве.
Сын лорда-протектора даже пожалел, что когда-то пообещал матери не применять магию к отцу. Хотя это бы решило многие проблемы Кристиана.
Магия в Мепаисе считается недостойным и низким даром. Хотя высшее руководство не раз прибегало к помощи тех, кого презирает. Потому что, как оказалось, маги – сильное подспорье в войне за независимость. Когда в Кристиане пробудилась магия, его мать чуть не хватил удар. Она заставила мальчика молчать об этом, чтобы не подпортить репутацию Алмы Нова. Его мать была идейной женщиной, мечтаний и мотивов которой он никогда не понимал. Он не понимал ее слепой веры