Австро-Венгерская империя - Ярослав Шимов

Вершиной деятельности активистов было заявление Чешского союза, с которым он по настоянию нового министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Чернина выступил 30 января 1917 года – в ответ на декларацию держав Антанты, в которой в качестве одной из военных целей этого блока указывалось «освобождение чехословаков». В заявлении союза отмечалось, что «народ чешский, как в прошлом, так и в настоящем и будущем, видит свое грядущее и условия, необходимые для своего развития, только под скипетром Габсбургов». С подобными декларациями тогда выступили и представители других народов дунайской монархии.

Патриотическая демонстрация чешской диаспоры в Москве в августе 1914 г.

Но уже через несколько месяцев внутри– и внешнеполитические условия изменились настолько, что в качестве авангарда национальных движений на смену умеренным политикам-активистам пришли радикалы, склонявшиеся к мысли о национально-государственной независимости. Слабость активизма – не только чешского – заключалась в его вынужденности. Представители славянских народов и трансильванских румын проявляли подчеркнутую лояльность Габсбургам во многом из-за боязни дальнейших преследований и репрессий. Как только после воцарения Карла I в «верхах» возобладали либеральные тенденции, началась стремительная радикализация национальных движений.

Напротив, лояльность австро-немцев династии и союзу с Германией была по большей части совершенно искренней. Однако и австро-немцы добивались политико-административной реформы монархии – в целях ее дальнейшей германизации. Их требования нашли свое выражение в так называемой «Пасхальной декларации» (1916). Официально этот документ назывался «Пожелания немцев Австрии относительно нового государственного устройства по окончании войны» и содержал требование создать «Западную Австрию» – административную единицу, в состав которой вошли бы альпийские, богемские земли (последние должны были быть разделены на чисто немецкие и смешанные округа), а также населенные преимущественно словенцами Крайна и Горица. Галиции, Буковине и Далмации с их славянским населением предлагалось предоставить автономию. Единым государственным языком в преобразованной таким образом Австрии должен был стать немецкий. Кроме того, авторы декларации, вокруг которой объединились почти все влиятельные австронемецкие партии, кроме социал-демократов, выступали за теснейший военно-политический союз с Германией и осуществление проекта Mitteleuropa.

Наиболее консервативную позицию в первый период войны занимала венгерская политическая элита. Поначалу все венгерские партии объединились вокруг правительства Тисы, но постепенно в стране наметился очередной политический раскол. Либералам, националистам и другим традиционным политическим силам, по-прежнему опиравшимся на консервативную аристократию, крупную буржуазию и часть мелкой шляхты, противостояла умеренная оппозиция в лице Партии независимости, требовавшей социальных реформ, более радикальная группа во главе с графом Михаем Каройи, настаивавшая на федерализации королевства, христианские социалисты и не представленные в парламенте, но пользовавшиеся влиянием в рабочей среде и у левой интеллигенции социал-демократы. Последние, начиная с 1916 года, критиковали правительство за его решимость продолжать войну и верность союзу с Германией. Тем не менее вплоть до прихода к власти Карла I позиции Тисы казались несокрушимыми. Премьер, некогда протестовавший против войны, теперь подчинил свою деятельность одной цели – ее победоносному окончанию. Пока боевые действия продолжались, народы Венгерского королевства, по его мнению, не могли помышлять о столь необходимых социально-экономических, политических и государственно-административных реформах.

Впрочем, со стороны некоторых из этих народов требования реформ звучали не слишком громко. Так, политические представители словаков и трансильванских румын отличались в рассматриваемый период необычайной пассивностью. Румынская национальная партия, появившаяся еще в 1881 году, все эти годы не шла дальше требований национальной автономии в рамках Венгерского королевства. Правда, в декабре 1914 года политическая программа «развода» с габсбургской монархией и объединения всех румынских земель в единое государство была провозглашена в Бухаресте одним из радикалов – поэтом Октавианом Гогой. Но только два года спустя, накануне и после вступления Румынии в войну на стороне Антанты, эти идеи получили определенное распространение среди румынского населения Трансильвании. Что же касается словаков, то на национальное сознание этого народа многолетняя мадьяризация наложила, пожалуй, наиболее сильный отпечаток. Милан Штефаник и другие деятели словацкой эмиграции, ориентированные на тесное сотрудничество с чешскими антигабсбургскими кругами и Антантой, составляли незначительное меньшинство даже среди образованных словаков, не говоря уже о крестьянской массе словацкого населения. Для Словакии были возможны разные комбинации – ориентация на Россию, Польшу или же польско-чешско-словацкую федерацию (один из проектов Крамаржа). Победила, однако, линия на создание общего государства с чехами. Но в конечном итоге каждый из этих и другие варианты, например, автономия в составе Венгрии, зависели от исхода войны.

Непросто складывались отношения властей монархии с галицийскими поляками и польским национально-освободительным движением. Последнее было расколото на несколько группировок. Правые польские политики во главе с Романом Дмовским считали главным противником Польши Германию и посему выступали на стороне Антанты, которая, по их мнению, могла покончить с разделом страны и восстановить ее национальное единство и государственную независимость – пусть даже под покровительством России. Польские социалисты, возглавляемые Юзефом Пилсудским, напротив, питали непримиримую вражду к России и царской власти, вследствие чего делали ставку на Центральные державы. Впрочем, позиция Пилсудского была неоднозначна: будущий маршал и «начальник государства» на удивление прозорливо полагался на ситуацию, когда вначале Центральные державы разобьют Россию, а затем сами будут побеждены Антантой. Как упоминалось выше, польские подразделения сражались по обе стороны линии фронта.

Между левым Пилсудским и консервативной польской элитой Галиции существовали трения, вызванные помимо прочего тем, что галицийская аристократия считала наилучшим решением австропольское – восстановление единой Польши под скипетром Габсбургов. Уже 20 августа 1914 года делегация во главе с наместником Галиции Бобржиньским от имени «умеренных поляков» передала императору просьбу издать манифест о том, что «в случае победы нашего оружия Польша сможет рассчитывать на объединение с монархией». Однако против этого возражала венгерская правящая верхушка, опасавшаяся присоединения к государству Габсбургов каких-либо славянских земель. После того как летом 1915 года русские войска были вытеснены австро-германскими силами из той части Польши, которая принадлежала России, между Центральными державами возникли разногласия: в Берлине начали отдавать предпочтение созданию «буферного» польского государства, как можно более тесно связанного с Германией.

Наконец 5 ноября 1916 года была обнародована совместная австро-германская декларация, провозглашавшая независимость Польского королевства, которое «в единении с обоими союзными государствами найдет гарантии, необходимые для свободного развития его сил». Определение границ нового государства было отложено на послевоенный период, но на присоединение Галиции к новому королевству поляки могли не рассчитывать: в тот же день Франц Иосиф даровал этой провинции расширенную автономию, ясно дав понять, что Галиция рассматривается им как неотъемлемая часть дунайской монархии. Не были довольны актом 5 ноября и поляки, жившие в Силезии под властью германской короны: их независимость как бы не коснулась. Становилось ясно, что Центральные державы не собираются создавать единую национальную Польшу. Отсутствие у нового государства главы (Германия и Австро-Венгрия никак не могли договориться о кандидатуре польского короля), медленное формирование собственной армии и оккупация центральной Польши австро-германскими войсками свидетельствовали о том, что акт 5 ноября не привел к подлинному разрешению польской проблемы. Более того: декларация об автономии Галиции вызвала резкую реакцию нарождавшегося украинского национального движения, представители которого протестовали против закрепления политического доминирования поляков в провинции.

Польско-украинские отношения были крайне напряжены, что выразил еще в августе 1914 г. украинский депутат рейхсрата Мирослав Василько в разговоре с министром обороны монархии Александром фон Кробатином: «Чем попасть под польскую власть, [украинцы] скорее предпочтут Россию… Депутат Василько сказал, что первым это сделает, хоть и известен как противник русских». Правящие круги монархии сознавали важность украинского вопроса: накануне войны министр иностранных дел Берхтольд отмечал, что «поскольку украинский народ оказывает влияние на состояние наших отношений с Россией, теперь он приобретает важнейшее значение». Однако в конце концов в Вене предпочли проверенную временем лояльность галицийских поляков неясным перспективам национального движения украинцев, среди которых к тому же существовали и прорусские настроения. В ноябре 1915 года премьер-министр Австрии (Цислейтании) Карл Штюргк отрезал: «Русины (название, не совсем оправданно употреблявшееся в Австрии по отношению ко всем украинцам. – Я. Ш.) не созрели для того, чтобы самостоятельно осуществлять гражданское управление».