Путешественница - Диана Гэблдон

– Боже! – выдохнул Айен, побледневший больше, чем Джейми, на которого он смотрел с изумлением и ужасом. – Ты что, совсем ума лишился? У тебя вся спина в шрамах, на указе о твоем помиловании еще не высохли чернила, а ты уже связался с Томом Гейджем и его бунтарским обществом! И вдобавок впутал в это моего сына!

Голос его дрожал от гнева, он вскочил и сжал кулаки.

– Как ты мог поступить так, Джейми, как? Разве мало мы все уже претерпели из-за тебя? И пока шла война, и потом. Господи, я-то думал, что с тебя уже хватит всего этого: тюрем, крови и насилия.

– Хватит! – лаконично ответил Джейми. – Я не вхожу в группу Гейджа. Но я печатник, это мой заработок. Он платит за памфлеты, я их печатаю, вот и все.

Айен вскинул руки в крайнем раздражении.

– Ну да! И это будет играть существенную роль, когда агенты короны арестуют тебя и отвезут в Лондон, чтобы повесить! Если бы у тебя нашли эти бумаги…

Пораженный неожиданной мыслью, он остановился и повернулся к сыну.

– Так вот оно что? – спросил он. – Ты знал, что там находятся памфлеты, и потому устроил поджог?

Юный Айен кивнул серьезно, как молодая сова.

– Ни унести, ни спрятать я их не мог. Шутка ли, пять тысяч штук. Пять тысяч! Этот человек – моряк – разбил заднее окно и тянулся к дверной ручке.

Айен-старший повернулся к Джейми и яростно воскликнул:

– Пошел ты к черту! Будь ты проклят, Джейми Фрэзер, со своим упрямством и безрассудством! Сначала спутался с якобитами, теперь с этими чертовыми бунтовщиками!

Джейми вспыхнул, потом его лицо помрачнело. Он резко поставил стакан, расплескав чай по столешнице.

– Можно подумать, будто это я подбил Стюарта начать войну, а не делал все возможное, чтобы его остановить. И разве не я пострадал в первую очередь, лишившись в этой борьбе всего? Всего, Айен! Земли, свободы, жены – в попытке спасти всех нас.

Говоря это, он мельком взглянул на меня, и в этом быстром взгляде отразилось все, чего стоили ему последние двадцать лет.

Он снова повернулся к Айену, насупил брови, и голос его посуровел.

– А что касается того, во что я обошелся твоей семье, то ты, кажется, только в прибытке, Айен. Лаллиброх теперь принадлежит Джейми-младшему. Твоему сыну, не моему!

Айен дернулся.

– Я никогда не просил… – начал он.

– Верно, ты не просил. Я не обвиняю тебя, боже упаси! Но факт налицо: Лаллиброх больше не мой. Мой отец оставил его мне, и я прилагал все силы – заботился о земле и арендаторах. И ты помогал мне, Айен. – Его голос слегка смягчился. – Я не справился бы без тебя и Дженни. Я не жалею о том, что отдал его Джейми, иначе было нельзя. Но все же…

Он отвернулся, склонив голову, полотняная рубашка туго натянулась на широких плечах.

Я боялась шелохнуться или заговорить, но уловила взгляд Айена-младшего, исполненный бесконечного огорчения, положила руку на его костлявое плечо и ощутила ровное биение пульса под выступающей ключицей. Он накрыл мою руку своей большой ладонью и крепко сжал пальцы.

Джейми снова повернулся к зятю, стараясь держать под контролем себя и свой голос.

– Я клянусь тебе, Айен, я делал все, чтобы не подвергать парня опасности: держал его в стороне от самых серьезных дел, не допускал, чтобы его видели на берегу, не выпускал с Фергюсом в море, как он ни просился. – Он взглянул на парнишку, и на лице появилось странное выражение, в котором смешались любовь и раздражение. – Я не приманивал его к себе, Айен, а, напротив, уговаривал вернуться домой.

– Но и не прогонял его! – Лицо Айена было уже не таким красным, но его обычно мягкие карие глаза оставались суженными от гнева. – И даже весточки домой не послал! Ради бога, Джейми, его мать за этот месяц ни одной ночи не спала спокойно!

Джейми крепко сжал губы.

– Ну… – Он ронял слова по одному. – Да… не послал. Я…

Он снова взглянул на племянника и передернул плечами, будто рубашка вдруг стала ему слишком тесна.

– Не послал, – повторил Джейми. – Я хотел сам отвезти его домой.

– Он достаточно взрослый, чтобы ходить самостоятельно, – заметил Айен. – Сюда небось сам добрался, верно?

– Верно. – Джейми быстро отвернулся, взял чашку и стал вертеть ее между ладонями. – Нет, я собирался отвезти его сам, чтобы попросить разрешения у тебя и Дженни на то, чтобы малый пожил у меня некоторое время.

Айен издал саркастический смешок.

– Вот оно что! Попросить разрешения на то, чтобы его повесили или отправили в тюрьму заодно с тобой?

Джейми вскинул глаза, полыхнувшие гневом.

– Ты прекрасно знаешь, что я постарался бы уберечь его от любой беды, потому что люблю этого малого, как родного сына!

– Прекрасно знаю! – отозвался Айен, глядя Джейми в глаза. – Но он не твой сын. Он мой сын.

Джейми долго молчал, выдерживая его взгляд, потом протянул руку и бережно поставил чашку на стол.

– Ага, – тихо произнес он. – Твой.

Айен постоял несколько мгновений, тяжело дыша, потом медленно провел рукой по лбу, убирая назад густые темные волосы.

– Вот и ладно.

Он пару раз глубоко вздохнул и повернулся к сыну.

– Пойдем. Я снял комнату у Холлидея.

Костлявые пальцы юноши еще крепче сжали мою руку.

Он не двинулся с места.

– Нет, отец. – Голос его дрожал, и он крепко зажмурился, чтобы не заплакать. – Я не пойду с тобой.

Айен страшно побледнел, а на скулах проступили темно-красные пятна, словно кто-то ударил его по щекам.

– Значит, вот как?

Айен-младший кивнул.

– Я… я пойду с тобой утром, отец. Я вернусь с тобой домой. Но не сейчас.

Айен долго молча смотрел на сына. Плечи его поникли, напряженное тело обмякло.

– Понятно, – тихо произнес он. – Ну что ж. Ладно.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел, очень осторожно закрыв за собой дверь. Я слышала глухой стук деревянной ноги на каждой ступеньке, пока он спускался по лестнице. Недолгое шарканье по полу гостиной, голос Бруно, прощавшегося с ним, и звук закрывающейся входной двери. В комнате воцарилась тишина, нарушавшаяся лишь потрескиванием огня в очаге за моей спиной.

Плечо парнишки дрожало под моей рукой: он беззвучно плакал.

Джейми медленно подошел и сел рядом с ним, его лицо было полно тревоги.

– Айен, мальчик мой… Бога ради, тебе не следовало это делать.

– У меня не было другого выхода.

Парнишка втянул воздух, засопел, и я поняла, что он сдерживал дыхание. Его обожженное и искаженное мукой лицо повернулось к дяде.

– Я не хотел причинять боль отцу, – сказал он. – Я не хотел!

Джейми рассеянно погладил его колено.

– Я знаю, дружок. Но говорить ему такие вещи…

– Я не мог сказать ему то, что мне придется сказать тебе, дядя Джейми!

Джейми поднял глаза: его насторожил тон племянника.

– Сказать мне? О чем?

– Об этом человеке. Человеке с косичкой.

– И что о нем?

Юный Айен облизал губы, собираясь с духом.

– Кажется, я убил его, – прошептал он.

Пораженный Джейми посмотрел на меня, потом снова на племянника.

– Как?

– В общем… я немножко наврал, – начал Айен дрожащим голосом. У него на глазах выступили слезы, но он смахнул их и продолжил: – Когда я зашел в печатную мастерскую – у меня был ключ, который ты мне дал, – этот человек уже был там.

Моряк находился в самой задней каморке. Там хранились стопки только что напечатанных заказов, запасы свежих чернил, промокательной бумаги, которая использовалась для очистки печатного станка, и маленький кузнечный горн, где изношенные отливки литер переплавлялись в свежие.

– Он хватал памфлеты из стопки и совал за пазуху, – сказал Айен, сглатывая. – Увидев такое, я, ясное дело, крикнул, чтобы он прекратил, и тогда этот тип наставил на меня пистолет.

И выстрелил, но, к счастью, промазал и лишь напугал Айена. Тогда незваный гость бросился на парнишку, чтобы ударить его рукояткой.

– У меня не было времени ни бежать, ни думать, – продолжал Айен, отпустив наконец мою руку и сжав собственное колено. – Я схватил первое, что подвернулось под руку, и запустил в него.

Этим предметом оказался медный черпак с длинной ручкой для разливки расплавленного свинца по литерным формам. Топливо основательно прогорело, но горн еще оставался раскаленным, и обжигающие брызги расплавленного свинца полетели в лицо моряка.

– Господи, как же он заорал!

Юноша конвульсивно содрогнулся, и я, обойдя кушетку, села с ним рядом, взяв за руки.

Моряк, схватившись за физиономию, повалился навзничь и опрокинул горн, рассыпав уголья.

– Так и начался пожар, – сказал Айен. – Я пытался его погасить, но огонь перекинулся на кипу чистой бумаги, совершенно неожиданно что-то полыхнуло мне в лицо, и показалось, будто горит вся комната.

– Бочонки с типографской краской, наверное, – пробормотал Джейми.

Чернильный порошок растворяется в спирту. Скользящие стопки пылающей бумаги рассыпались между Айеном и задней дверью, пламя разгоралось все сильнее, помещение заполнялось клубами черного дыма. Ослепленный моряк, вопивший как банши, барахтался на полу где-то между мальчиком и спасительной дверью в переднее помещение типографии.