Нехорошее место - Дин Кунц

Если Бобби не размышлял, то ерзал на сиденье. Из-за Томаса.

По какой-то причине, чем больше он думал об этих словах, тем чаще мысли возвращались к Томасу. Он не находил связи между Томасом и словесным взрывом, старался выбросить Томаса из головы, сосредоточиться на поиске объяснения случившегося. Однако Томас мягко, но настойчиво возвращался. И какое-то время спустя у Бобби возникло крайне неприятное ощущение, что связь между Томасом и словесным взрывом есть, хотя он и представить себе не мог, какая именно.

Они отматывали милю за милей, приближаясь к западной оконечности долины, и у Бобби крепло предчувствие, что Томас в опасности. Причем навлекли ее он и Джулия.

Но от кого могла исходить эта опасность? Или от чего?

Самой большой опасностью, с которой могли столкнуться он и Джулия, был Конфетка Поллард. Но и тут речь шла только о будущей опасности, потому что пока Конфетка даже не подозревал об их существовании, не мог знать, что они работают на Френка Полларда. Возможно, при удачном раскладе никогда об этом не узнает. Да, Конфетка видел его на пляже в Пуналуу вместе с Френком, но никак не мог вычислить, что это он, Бобби. И опять же, даже если бы Конфетка узнал, что Френк обратился за помощью в детективное агентство «Дакота-и-Дакота», Томас остался бы в стороне, потому что был другой, отдельной частью их жизни. Правильно?

— Что-то не так? — спросила Джулия, перестроившись левее на одну полосу, чтобы обогнать очередной восемнадцатиколесник.

Он решил, что нет никакого смысла говорить ей о том, что Томасу, возможно, грозит опасность. Она могла расстроиться, встревожиться. И из-за чего? Только потому, что у него слишком богатое воображение? Томас в «Сиело Виста», в полной безопасности.

— Бобби, что не так?

— Все в порядке.

— А чего ты ерзаешь?

— Проблемы с простатой.

«Шанель номер пять», мягкий свет лампы, уютные розы обивки, обоев…

Конфетка облегченно рассмеялся, материализовавшись в спальне, пули остались на кухне домика в Плейсентии, более чем в сотне миль от дома матери. Раны затянулись, словно их никогда не было. Он потерял с унцию крови и крошечные ошметки плоти, потому что одна из пуль пронзила его насквозь, вышла из спины вместе с кусочками мышц и кожи, прежде чем он успел покинуть кухню. Все прочее осталось на месте, и тело даже не успело почувствовать боль.

Он посмотрел на свое отражение в зеркале. Кровь сероглазой женщины не пятнала ни губы, ни подбородок. Он оставил ее на кухне, как оставлял воду, если телепортировался из-под дождя. Но во рту по-прежнему ощущался ее вкус. А выражение лица однозначно говорило о том, что его «разговор» с Клинтом еще не закончен.

Полагаясь на фактор внезапности и на свою способность точно определять место прибытия, учитывая, что в кухне и комнатах он уже побывал, Конфетка вернулся в дом Клинта. Он намеревался материализоваться в дверном проеме между кухней и столовой, непосредственно за спиной мужчины, напротив того места, где стоял перед тем, как исчезнуть.

Но то ли две вонзившиеся в него пули потрясли Конфетку больше, чем он того ожидал, то ли градус бурлящей в нем ярости превысил некий критический предел и сказался на степени концентрации. Какой бы ни была причина, материализовался он у двери, справа от Клинта, а не за его спиной, и недостаточно близко, чтобы броситься на него и вырвать револьвер до того, как Клинт успел бы нажать на спусковой крючок.

Да только Клинта на кухне не было. Как и тела женщины. Только пятна крови на столе указывали место, где ее лишили жизни.

Конфетка отсутствовал не более минуты: время, проведенное в спальне матери плюс секунды или доли секунды на путешествие туда-обратно. Он ожидал, что по возвращении найдет Клинта склонившимся над трупом, горюющим или прощупывающим пульс. Но, как только Конфетка исчез, Клинт, получается, подхватил тело и… И что? Должно быть, покинул дом, надеясь, что женщина не умерла, увозя ее, на случай возвращения Конфетки.

Тихонько выругавшись и тут же мысленно попросив у матери и Бога прощения за невоздержанность в словах, Конфетка попытался открыть дверь в гараж. Заперта. Если бы Клинт уходил через эту дверь, едва ли стал бы запирать ее за собой.

Он выскочил из кухни, через столовую добрался до прихожей, оглядел лужайку перед домом, улицу. Но тут до него донесся шум из глубины дома, и он замер, не успев протянуть руку к замку входной двери. Развернулся, осторожно двинулся к коридору, который вел к спальням.

В одной горел свет. Он подкрался к двери, заглянул в комнату.

Клинт как раз уложил женщину на большую двуспальную кровать. На глазах Конфетки поправил юбку, натянув на колени. Револьвер он по-прежнему держал в правой руке.

Во второй раз за последний час Конфетка услышал приближающийся вой полицейских сирен. Должно быть, соседи услышали выстрелы и вызвали полицию.

Клинт увидел, что он стоит в дверях, но не поднял револьвер. И ничего не сказал, никакие эмоции не отражались на его каменном лице. Казалось, он онемел и оглох. Эти странности в поведении мужчины заставили Конфетку нервничать, лишили уверенности.

Он понимал: вероятность того, что Клинт продолжал стрелять и после телепортации Конфетки в дом матери после второго попадания, велика. Возможно, он расстрелял все патроны, рефлекгорно нажимая на спусковой крючок, указательным пальцем правой руки управлял не здравый смысл, а страх или ярость. Он не мог успеть перенести женщину в спальню и перезарядить револьвер, не уложился бы в ту минуту, которую отсутствовал Конфетка. То есть ему, Конфетке, ничего не грозило, если бы он подошел сейчас к Клинту и отнял у него револьвер.

Но он остался в дверном проеме. Каждая из тех двух пуль могла угодить прямо в сердце. Способности его были велики, но он не мог превратить в пар летящую в него пулю.

Вместо того чтобы выстрелить в Конфетку или броситься на него, мужчина отвернулся от незваного гостя, обошел кровать с другой стороны, вытянулся на ней рядом с женщиной.

— Какого черта? — вырвалось у Конфетки.

Одной рукой Клинт взялся за мертвую руку. Вторая сжимала револьвер. Он повернул лежащую на подушке голову так, чтобы смотреть на жену, его глаза блеснули так и не вылившимися из них слезами. Потом сунул ствол под подбородок и нажал на спусковой крючок.

Увиденное потрясло Конфетку до такой степени, что он не мог сдвинуться с места, не знал, что делать дальше.

Из оцепенения его вывел все тот же нарастающий вой сирен. Он понял, что ниточка, ведущая от Томаса к Бобби и Джулии, кем бы они ни были, может оборваться здесь, если он не найдет связь между ними и покончившим с собой мужчиной. Если он хочет выяснить, откуда у Томаса такие способности, как Клинт узнал его имя и скольким еще оно известно, если он хочет знать, сколь велика грозящая ему опасность, действовать следовало быстро.