Обнаров - Наталья Троицкая

– Это из-за вчерашнего, да? Глупо. Глупо! Ну, прости меня! Хотя, если разобраться, вчера не было ничего такого…

– От тебя пахнет спиртным, – прервала она. – Мне противно.

Она отвернулась. Обнаров усмехнулся, надменно, холодно.

– Значит, ты придумала мне месть! Месть?!

Он взял жену за плечи, тряхнул, потом развернул, заставил посмотреть в глаза.

Ладошкой Тая смахнула бежавшую по щеке слезу.

– Мне сегодня приснилась бабушка. Никогда не снилась, а сегодня…

Обнаров вскинул руки, точно защищаясь от того, что может услышать.

– Мы стояли у реки: ты с Егором, я и бабушка. Бабушка все уговаривала меня не плакать, а я плакала. Я от вас уходить не хотела. Потом бабушка взяла меня за руку, и мы пошли через мост. Мы перешли на другой берег, а там все было не так. Вернее, там ничего не было, кроме света. Такой необычайно яркий свет… – она замолчала, словно пытаясь припомнить мельчайшие детали.

Обнаров опустился перед женой на колени, нежно обнял ее.

– Прости меня. Прости, пожалуйста. Ради Бога, прости меня… – с болью в голосе произнес он.

Он стал целовать ее руки, ее тело сквозь тонкий халатик, и все говорил, говорил, говорил….

– Таечка, прости! Ну что мне сделать, чтобы ты меня простила? Я просто подонок! Дурак! Круглый идиот! Как я мог тебя с кем-то сравнивать?! Как мог не быть нежным?! Как мог обидеть? Мне нет оправдания. Это было как наваждение. Ну что мне сделать, что сделать, чтобы ты простила меня?!

Жена не сопротивлялась, она была покорной в его руках. Когда он немного успокоился, она продолжила, и в ее голосе звучали слезы.

– Я не хотела оставаться с бабушкой. Я к вам хотела. Но мост исчез. Мне хотелось переплыть эту реку, но течение было страшным. Я долго не решалась, а потом все равно поплыла. Я доплыла, но твой берег был очень крутой. Я надеялась, что ты поможешь мне, дашь мне руку, но ты просто стоял и наблюдал.

– Нет…

Ладошкой она растерла по щекам слезы. Он поднялся с колен, погладил жену по шелку успевших отрасти волос, коснулся щекой ее щеки.

– Это просто дурной сон. Я же с тобой. Я никуда тебя не отпущу. Бабушка уйдет назад, через мост. Одна. Мы втроем останемся на нашем берегу: ты, я и Егор. Я буду всегда держать тебя за руку.

Она обняла.

– Ты устал. Ты очень устал. Я измучила тебя. Так дальше продолжаться не может. Я лягу в больницу здесь, по страховому полису. Все равно, где умирать.

– Что ты говоришь, Тая? Как я буду жить без тебя? Как?!

– Знаешь, – она коснулась мокрой от слез ладошкой его щеки, – я выжила потому, что знала, что нужна тебе. Нужна, как воздух! А нужна ли? Вчера мне показалось, что только чувство долга и сострадание не дают тебе…

– Это неправда! Я сдохну без тебя!

– Хватит, Костя. Не нужно громких фраз. Я устала. Я хочу унести с собой, на тот берег, как можно больше хороших воспоминаний.

Она улыбнулась сквозь слезы, осторожно высвободилась.

– Прости, уже поздно.

Она ушла. Он слышал, как она тихонько плачет в ванной, как потом умывает лицо. «Уже поздно… Поздно… Поздно…» – крутилось в мозгу. С размаху он врезал кулаком о бетонную стену, разбив костяшки в кровь.

Часы с кукушкой внезапно прошипели, оконце распахнулось, показавшаяся из домика серая кукушка как-то робко произнесла: «Ку-ку», – и спряталась, захлопнув дверцу. Обнаров вздрогнул. Посмотрел на часы. Часы встали, отмерив стрелками конец суток.

Он схватил часы, распахнул балкон и швырнул их вниз. Какое-то время часы летели вниз домиком, но потом гири потянули за собой домик, и, наконец, с едва слышным треском хрупкий механизм разлетелся вдребезги при ударе об асфальт.Так закончился первый день последнего месяца зимы.

Съемочный день закончился рано, в два часа дня, и Обнаров уехал домой.

– Привет, мои хорошие! – Обнаров чмокнул мать в щеку, потом поцеловал сына. – Как доехала?

– Нормально, – сдержанно ответила мать. – Что это у тебя с левой щекой?

– Да, так. Отголоски одной очень удачной роли.

Обнаров прислушался.

– А Тая где?

– Это у тебя надо спросить, где Тая, – недружелюбно ответила мать. – Она ушла сразу, как я приехала. Сказала, у нее дела. Позволь спросить, почему ты нагружаешь еще не оправившуюся от болезни жену какими-то делами?

– Подожди, подожди. Она не сказала, куда, к кому идет, надолго ли?

– Нет. Она только сказала, что за нее не нужно волноваться. А как не волноваться, Костя?!

Обнаров набрал номер мобильного телефона жены. Спустя пару секунд из спальни полилась знакомая мелодия.

– Нет, это не возможно! – точно не веря себе, произнес Обнаров. – Невозможно… – сокрушенно повторил он.

– Вы поругались?

– С чего ты взяла?

– Что у вас происходит?

– Оставь, мама.

– Мне показалось, Тая не была счастливой. Мне показалось, что она очень хотела отсюда уйти. Что ты сделал ей? Чем ты ее обидел?

– Мама!

– Что «мама»? «Мама!» – передразнила она. – Вы с отцом совершенно одинаковые. Того, бывало, психи обуяют, хоть из дома святых выноси! Ты забываешь, что твоей жене не к кому пойти поплакаться, некому ее утешить. Она же сирота. Что же ты, мерзавец, сделал ей, что она бежала от тебя без оглядки, в никуда? Отвечай матери!– Позвони мне, когда она вернется. Пожалуйста, мама, – сказал он и заторопился к лифту.

Он ждал уже почти полчаса. Пустое сидение в тесном неуютном холле «серого дома» на Лубянке действовало на нервы.

– Капитан, простите, а как долго еще мне ждать? Скажите хотя бы приблизительно.

Служивый бросил на Обнарова равнодушный взгляд.

– Я доложил. Ждите. Вам сейчас пропуск оформляют. Рабочий день закончился три часа назад. Это обстоятельство несколько затрудняет процедуру оформления.

Он набрал номер генерала Олега Петровича Канавцева, к которому пришел, но вызов оборвался.

– У нас здесь не работает мобильная связь, – предупредил капитан.

– Послушайте, я вас очень прошу, позвоните генералу Канавцеву еще раз. Он мне очень нужен, но ждать я больше не могу.

Капитан недружелюбно поднял на Обнарова желтые глаза.

– Я доложил. Я не уполномочен давать указания генералам поторопиться. Поймите меня.

– Вы наберите номер, я сам с ним поговорю.

– Не положено! – отрезал капитан.

С Канавцевым Обнаров был знаком давно, с того времени, как приобрел участок под дачу на озере Волго. Одновременно с ним дачи строили Галимский и Канавцев. Общие проблемы по строительству познакомили, сблизили. Потом они вместе рыбачили, вместе охотились, вместе кушали водочку под шашлычок. Общение было взаимно приятным. Постепенно сдружились, не на взаимной выгоде, а на родстве душ.