Родная старина - В. Сиповский

Набожность наших предков и соблюдение ими внешних обрядов бросались в глаза иноземцам. Герберштейн сообщает, что русские не только соблюдали все большие посты, причем в Великом посту некоторые воздерживаются не только от рыбы, но принимают пищу лишь в воскресенье, вторник, четверг и субботу, а в остальные дни вовсе не едят или довольствуются куском хлеба и водой. На монахов же наложены посты еще более строгие: многие дни они должны довольствоваться одним квасом.

Проповедников, свидетельствует Герберштейн, нет у русских. Они полагают, что достаточно присутствовать при богослужении и слышать евангелие, послания и поучения других учителей (Отцов Церкви: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста). Русские думают этим избежать различных толков и ересей, которые большей частью рождаются от проповедей. В воскресенье объявляют праздники будущей недели и читают громогласно исповедь (исповедание веры). Они считают истинным и обязательным для всех то, во что верит или что думает сам князь. «Московиты, – говорит Герберштейн, – хвалятся, что они одни только христиане, а нас (католиков) они осуждают, как отступников от первобытной церкви и древних святых установлений». Русские монахи издавна стараются распространять слово Божие у идолопоклонников, отправляются в разные страны, лежащие на севере и востоке, куда достигают с великим трудом и опасностью. Они не ждут и не желают никакой выгоды, напротив, иногда даже погибают, запечатлевая учение Христово своею смертью, стараются единственно только о том, чтобы сделать угодное Богу, наставить на истинный путь души многих заблудшихся, привести их ко Христу. Эта ревность к вере сказывалась и в набожности русских. Герберштейна поражает «удивительное стечение племен и народов» в известные дни у Троице-Сергиевского монастыря, куда ездит часто сам князь, а народ стекается ежегодно в праздники и питается от щедрот монастыря. Знатные люди чтят праздники тем, что прежде всего отправляются к обедне; затем надевают пышную одежду и бражничают. Простой же народ, слуги и рабы, большею частью после обедни работают, говоря, что «праздновать и гулять – господское дело». Только в торжественные дни (праздники Рождества, Пасхи и некоторые другие) и черный люд «гуляет», предаваясь по большей части пьянству.

Парни и ребята любили тешиться в праздничные дни кулачными боями. Бойцов сзывают свистом: они немедленно сходятся, и начинается рукопашный бой. Бойцы приходят в большую ярость, бьют друг друга кулаками и ногами без разбору в лицо, шею, грудь, живот или стараются друг друга повалить. Случается, что некоторых убивают до смерти. Кто побьет большее число противников, дольше остается на месте и мужественнее выносит удары, того хвалят и считают победителем.

Парилка – важная часть повседневной жизни русского человека. Миниатюра

Грубость нравов сказывалась также в пытках и в телесных наказаниях, – сказывалась она и в отношениях помещиков к поселянам, господ к слугам. Поселяне, по свидетельству Герберштейна, работают на своего господина (т. е. землевладельца, на земле которого они живут) шесть дней, седьмой же остается на их собственную работу. Они имеют участки полей и лугов, которые дает им господин и от которых они кормятся; но положение их крайне жалкое: их называют «черными людишками», могут часто безнаказанно обижать и грабить. Благородный, как бы он не был беден, считает для себя позором и бесславием добывать хлеб своими руками. Простолюдины-работники, нанимаясь в работу, получают за труд в день полторы деньги; ремесленник получает две деньги. Несмотря на то что это были вольнонаемные люди, наниматель считал себя вправе побоями принуждать их усерднее работать. «Если их не бить хорошенько, – говорит Герберштейн, – они не будут прилежно работать». Кроме наемных слуг, у всех знатных были холопы и рабы, большею частью купленные или из пленных.

«Рабство до такой степени вошло в обычай, – говорит тот же писатель, – что и в тех случаях, когда господа, умирая, отпускают на волю рабов, эти последние обыкновенно тотчас же продаются в рабство другим господам. Если отец продаст в рабство сына, как это в обычае, и сын каким-либо образом станет свободным, то отец имеет право во второй раз продать его. Только после четвертой продажи отец теряет свои права над сыном. Казнить смертью рабов, как и свободных, может только один князь».

Положение женщины было тоже печально: в простонародье она была «вековечною работницей» на свою семью, рабою мужа своего, да и в высшем кругу женщина была невольницей и в семье отца, и в семье мужа. Девушка не могла по своей воле выйти замуж: приискивал жениха ей отец; также и жених женился не по своей воле. Свадьба была сделкой между отцом невесты и отцом жениха. Они сходятся вместе и толкуют о том, что отец даст дочери в приданое. Порешив дело о приданом, назначают день свадьбы. Жениху не позволяют видеться с невестой до окончательного скрепления договора. Когда жених изъявляет настойчиво желание если не говорить с невестой, то по крайней мере увидать ее, родители обыкновенно говорят ему:

– Узнай, какова она, от других, которые знают ее.

В приданое большей частью даются лошади, одежды, утварь, скот, рабы и т. п. Приглашенные на свадьбу посылают невесте также подарки. Жених тщательно замечает их, посылает к ценовщикам оценивать их и старается потом отблагодарить подаривших или деньгами, или подарками той же стоимости. Он это обязан сделать и притом по верной оценке: иначе подарившие могут потребовать у него вознаграждения за свои подарки по своему усмотрению вдвое и более против настоящей их цены.

После смерти первой жены позволяется вступить во второй брак, но смотрят на это уже неодобрительно; жениться на третьей жене не позволяют без важной причины; брать четвертую жену не допускают никого и считают это делом совсем не христианским. Развод считался тяжким грехом.

Супружеское счастье и хорошая семейная жизнь были довольно редкими явлениями. Это и понятно: женились не по своему выбору и сердечному влечению, а по приказу родителей и по расчету.

Жена знатного или благородного человека в доме мужа была затворницей. Женщина, которая не живет, заключившись в своем доме, не считается благонравною; но зато высоко чтят ту, которой не видят посторонние и чужие люди. Заключенные дома женщины занимаются обыкновенно пряжей и разными рукоделиями. Все домашние работы делаются руками рабов и рабынь. У бедных людей жены исправляют всякие домашние работы.

Весьма редко пускают жен в церковь да к близким знакомым, в общество друзей; только старые женщины пользовались большей свободой.

Праздничным удовольствием для женщин были качели, которые устраивались в садах у всех зажиточных людей. Забавлялись женщины также пением песен, хороводами и пр.

Русские на своих жен смотрели как на детей или как на рабынь и старались держать их в страхе и повиновении. Суровое, грубое обращение мужа с женою, даже побои, до такой степени вошли в обычай, что считались чуть ли не знаком любви мужа к жене и заботливости его о семье.

Герберштейн рассказывает такой случай:

«В Московии живет один немец-кузнец, по имени Иордан, который женился на русской. Поживши несколько времени с мужем, она однажды ласково спросила его:

– Почему ты не любишь меня?

– Напротив того, я очень люблю тебя! – отвечал тот.

– Я еще не имею, – сказала она, – знаков твоей любви.

Муж стал ее расспрашивать, какие знаки любви разумеет она. Жена ему отвечала:

– Ты никогда меня не бил!

Немного спустя Иордан жестоко побил жену и признавался мне, – говорит Герберштейн, – что после этого она стала любить его гораздо больше, чем прежде. Кончилось тем, что он побоями изуродовал свою жену».

Город Москва

Почти все иноземцы, писавшие о Московии, сообщают и о столице ее некоторые сведения. Издали Москва с ее садами и многочисленными церквами казалась очень красивою, но вблизи она оказывалась иною. Почти весь город состоял из невзрачных деревянных построек (домов считалось более сорока тысяч), улицы были неправильные, грязные, так что необходимы были мостки; только на некоторых улицах были бревенчатые, очень неудобные мостовые. Почти при каждом доме был обширный сад и двор. По окраинам города тянулись жилища кузнецов и других ремесленников, которым приходилось при своих работах употреблять огонь. Между домами, особенно находившимися ближе к окраинам города, расстилались обширные поля и луга.

Русская одежда XVI в.

К городу примыкало и несколько монастырей. Все это сливалось как бы в один город, и потому Москва издали казалась очень обширной. Среди города на возвышенном берегу у реки Москвы находится крепость (кремль). Она с одной стороны омывалась рекой Москвой, а с другой – Неглинной, которая, вытекая из болот, у крепости разливалась в виде пруда, и отсюда наполнялись водой рвы крепости. По берегу Неглинной стояли многочисленные мельницы. Крепость, построенная из кирпича, была очень велика: в ней, кроме каменных палат государя, были каменные (т. е. кирпичные) дома братьев великого князя, митрополита и других знатных лиц. Улицы на ночь обыкновенно загораживались бревнами поперек, причем ставилась стража, как только смеркалось и зажигались огни в домах. Ночью никому не позволялось ходить после урочного часу; а если кто попадался, то его били и обирали или сажали в тюрьму. Если шел какой-нибудь именитый и важный сановник, то сторожа провожали его до дому. Разбои ночью происходили нередко. Ставилась стража и с той стороны, где Москва была вполне открыта (с других сторон она была защищена реками Москвой и Яузой). На реке Москве было несколько мостов. Зимой, на льду ее, купцы ставили свои лавки, и торговля в самом городе тогда почти совсем прекращалась. В эту пору сюда свозились на продажу хлеб, сено, битая скотина (замороженные туши), дрова и пр. Здесь же происходили конские ристания и другие потехи, с которых нередко иные удальцы уходили искалеченные.