Родная старина - В. Сиповский

Герберштейну пришлось на пути в 12 миль три раза ночевать, притом два раза на снегу под открытым небом. В больших городах наместники обыкновенно чествовали и угощали послов.

По московскому обычаю, иноземное посольство, вступая в московские пределы, избавлялось от всяких расходов: не только съестные припасы доставлялись послу и его свите, но и самая перевозка производилась за счет государевой казны.

По главным дорогам был и устроены так называемые «ямы» (станции); «ямщики» должны были выставлять известное число лошадей и подвод. На пути встречали иностранных гостей посланные из Москвы особенные пристава из именитых людей, которые и сопровождали посольство, заботясь обо всем нужном, а также и присматривая, чтоб иноземцы не входили в сношения с населением.

Близ Москвы посольство, в котором был Герберштейн, встретил старик дьяк, который объявил, что государь навстречу иноземцам высылает «великих» людей. При этом дьяк предупреждал, что при свидании с государевыми людьми иностранным послам следует сойти с коней и стоя слушать государевы речи.

Этот дьяк, знакомый раньше Герберштейну, очень суетился, спешил, видимо устал и весь был в поту. Герберштейн спросил его о причине его усталости.

– Сигизмунд (имя Герберштейна), – отвечал старик, – у нашего государя иначе служат, чем у твоего!

Придворные, выехавшие навстречу послу, старались так устроить дело, чтоб посол первый обнажил голову, первый вылез из колымаги или сошел с коня. Это значило заботиться о том, чтобы государевой части ни в чем порухи не было.

При самой встрече один из московских сановников сказал:

– Великий государь Василий, Божиею милостию царь и государь всея Руси и пр. (говорился весь титул) узнал, что прибыли вы, послы его брата Карла, избранного императора римского и превысокого короля, и его брата Фердинанда; он послал нас, своих советников, спросить вас, как здоров его брат Карл, римский император.

С. Герберштейн в русской шубе, жалованной ему Василием III в 1517 г.

После этого такое же обращение от имени государя с перечислением его титулов сделано было и к главному послу, и его товарищам, спрашивали каждого, «подобру ли, поздорову» он ехал.

После этих приветствий, на которые послы отвечали тем же порядком, садились на коней.

Московские пристава старались скорее надеть шапки, скорее вскочить на лошадей, чем иноземные послы, чтобы им не показалось, что русские считают себя ниже их, а своего государя ниже того, от которого прислано посольство.

Затем совершался въезд в Москву. Обыкновенно огромные толпы собирались смотреть на такую диковину, как иноземные послы. Говорят, что по приказу государя собирали людей даже из окрестных селений в Москву для встречи послов: толпы народа в праздничном наряде должны были внушать иноземных послам высокое мнение о силе и богатстве Московского государства. Случалось даже, что при въезде иноземного посла запирали лавки, торговцев и покупателей гнали с рынка на те улицы, по которым проезжало посольство.

Помещение посольству, в котором был Герберштейн, отвели в здании, почти совершенно пустом, даже без постели. Съестные припасы приносил дьяк, нарочно для этого назначенный. Пристава в своем обращении строго сообразовались с саном и значением посла. Также строго определялось, сколько следует выдавать послу ежедневно хлеба, мяса, соли, перцу, овса, сена и дров. Пристава старались всеми силами помешать иноземным гостям покупать что-либо самим. Немного спустя по приезде послов в Москву пристава выведывали у посольской дворни, что намерен посол им подарить.

Отдохнув дня два, послы стали справляться, когда им будет назначен прием великим князем. После долгих проволочек наконец назначен был день приема.

– Приготовляйся, потому что ты будешь позван перед лицо государя! – торжественно объявлял пристав главному послу.

Несколько времени спустя снова объявлено было послам:

– Скоро придут за вами большие люди, и потому вам следует собраться в один покой!

При этом пристава убеждали иноземных послов, чтобы они оказали честь большим людям, вышли бы к ним навстречу.

Затем в сопровождении многих бояр послы отправились во дворец. Опять по улицам, где проходили они. Толпился народ в праздничном платье, стояли рядами войска. Не доезжая до дворцового крыльца, послы должны были сойти с коней и идти пешком. К самому крыльцу мог подъезжать на лошади только сам князь.

На лестнице послов встретили бояре, государевы советники. Они вели иноземцев до верха лестницы; здесь передали их высшим сановникам, асами шли позади. При входе в палаты встретили послов первостепенные бояре и повели их к государю. В главных палатах находились самые именитые сановники, ближайшие к государю люди. Все бояре были в самых богатых, блестящих одеждах своих. Все было необыкновенно торжественно. Наконец послы подошли к князю. Один из первостепенных сановников поклонился князю и громко провозгласил:

– Великий государь, граф Леонард (главный посол) бьет тебе челом!

Подобный же привет возвещен был и от других лицу, бывших с послом.

Государь сидел с непокрытой головой на возвышенном и почетном месте (на троне), у стены, блиставшей позолотой и изображениями святых; справа на скамье лежала шапка, а слева скипетр; тут же стоял таз с двумя рукомойниками. (Говорят, что князь, протягивая послу римской веры руку, считает, что дает ее человеку нечистому, и, отпустив его, тотчас же моет руки.) Против князя, на низшем месте, была приготовлена скамья для послов. Сам князь после того, как ему была отдана честь, пригласил их знаком сесть на скамью.

– Брат наш Карл, избранный император римский и превысокий король, здоров ли? – спрашивал государь.

Тот же вопрос был предложен о Фердинанде, брате императора.

Толмач, при посредстве которого шла беседа, переводил эти слова посланнику. В то время, как произносилось имя Карла и брата его Фердинанда, великий князь вставал и потом садился снова, получив ответ: «Здоров». Затем государь уже обращался к послу с дружелюбным вопросом:

– Подобру ли, поздорову ли ехал?

На это посол должен был отвечать так:

– Дай Бог, государь, чтобы ты был здрав на многие лета. Я же, по милосердию Божию и по твоей милости, здоров.

После этого государь приказал послам снова садиться, было обыкновение, чтобы послы тех государств, с которыми были более частые сношения (Литва, Ливония, Швеция), подносили подарки.

Бояре напоминали о подарках и людям того посольства, в котором участвовал Герберштейн, но те отвечали, что у них такого обычая нет.

Когда послы немного посидели, государь пригласил их отобедать с ним.

– Откушай нашего хлеба-соли вместе с нами, – сказал он каждому из них.

Затем пристава отвели послов в другой покой, где они излагали подробно свои поручения боярам и дьякам, которых назначил сам великий князь.

После этого иноземцев повели в столовую. Все бояре при входе послов вставали, отдавая им честь. Послы в свою очередь благодарили их поклонами на все стороны; затем заняли место, которое указал им рукою сам государь.

Столы в этом покое были поставлены кругом поставца, который стоял посредине, обремененные множеством золотой и серебряной посуды. За тем столом, где сидел князь, с обеих сторон оставалось небольшое свободное пространство; с правой и левой стороны были места для братьев великого князя. Далее, на некотором расстоянии от этих мест, сидели старейшие князья, бояре, – по степени знатности и милости, какою пользовались они у государя. Напротив великого князя, за другим столом, сидели послы, а на небольшом от них расстоянии – их приближенные. На столах стояли маленькие сосуды с уксусом, перцем и солью.

Вошли в столовую разносители кушаньев в великолепных одеждах и стали против великого князя. Между тем государь подозвал одного из служителей и дал ему два куска хлеба и приказал передать послам. Служитель, взяв с собою толмача, поднес хлеб по очереди послам и сказал:

– Великий государь Василий, Божиею милостию царь и государь всея Руси и великий князь, делает тебе милость и посылает тебе хлеб со своего стола.

Толмач громко переводил эти слова. Послы стоя слушали о милости государя. Встали и другие, кроме братьев великого князя, чтобы оказать иноземцам честь. Послы благодарили государя поклоном, потом кланялись на все стороны и боярам.

Присылкою хлеба кому-либо из сидящих за столом великий князь выражал свою милость, а присылкою соли со своего стола – любовь. Это была высшая честь, какую мог оказать государь московский на своем пиру.

Обед начался с того, что подавали водку, которую всегда пили в начале обеда; потом принесли жареных журавлей, которых в мясоед подают как первое блюдо. Трех поставили пред великим князем. Он резал их ножом, пробуя таким способом, который лучше. Затем служители их унесли, чтобы разрезать на части, и скоро возвратились и разложили куски журавлей по маленьким блюдам. Князь дает кусочек попробовать служителю, потом уже сам ест. Иногда, кому он хочет оказать почет, боярину или послу, посылает блюдо, с которого сам отведал. Причем опять повторяется тот же обряд приветствия и поклонов, как и при посылке хлеба или соли.