Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

После обеда второй взвод чистил оружие. Тищенко делал это без всякого энтузиазма — автомат завтра ему все равно не пригодится.

— Что такой кислый? Недоволен, что в караул не попал? — спросил Лупьяненко.

— А ты бы был доволен?! Вы там все вместе будете, а я, как придурок, буду пол драить. В карауле интереснее, я думаю, — пробурчал в ответ Тищенко.

— Это как сказать. Мы все время на глазах Гришневича и Креуса будем. И посцать нормально не получиться. А ты, во-первых, отоспишься целых восемь часов, а, во-вторых, будешь целый день самому себе предоставлен — захотел, в чепок пошел, захотел — поработал. Работа надоела — член забил и опять отдыхай! Тебя ведь никто видеть не будет. А класс можно и за пару часов при желании помыть, — задумчиво рассуждал Антон.

После доводов Лупьяненко Игорю уже и самому начало казаться, что дела обстоят не так уж и плохо, но все же чувство неудовлетворенности не проходило — могло оказаться так, что за оставшийся до госпиталя срок такой возможности больше не представится.

Сержант проверил чистку оружия и остался ею доволен. Игорь хоть и не старался специально, но от плохого настроения тер автомат столь яростно, что тот заблестел почти идеальной чистотой.

— Сдать оружие в оружейку, и сразу же на улицу строиться! Лупьяненко — получи гранаты у Черногурова, а свой автомат отдай Тую — пусть он за тебя сдаст, — скомандовал Гришневич.

Сержант отвел взвод на специальную площадку, располагавшуюся рядом с плацем. Обычно эта площадка служила самым обыкновенным зеленым газоном, но могла быть использована и для другой цели. На ее дальнем конце был вырыт небольшой окоп, перед которым располагалось цилиндрическое, колодцеобразное углубление. В углубление, несмотря на то, что оно было больше, чем окоп, попасть было гораздо сложнее. Гришневич построил взвод в две шеренги и на исходной позиции пояснил:

— Сейчас будем бросать гранаты. Чтобы каждый попал, как минимум, один раз! Кто не попадет ни разу — становится вновь и бросать до посинения, пока все до одного человека…

Сержант хотел сказать что-то еще, но в этот момент появился Лупьяненко с двумя гранатами в руках. Не закончив до конца мысль, Гришневич переключился на подходящего курсанта:

— Я не понял — почему ты только две принес. Надо было взять все, что там есть.

— Виноват, Черногуров сказал, что у него больше нет, — стал оправдываться Лупьяненко.

— Пускай он не свистит! Бегом к нему и чтобы через десять минут здесь еще две гранаты было! И передай каптеру, что если он плохо понимает, я могу и лично придти! — зло крикнул сержант.

— Есть, — поспешно ответил Лупьяненко и быстрым шагом пошел в казарму.

— Все, начали! Улан бросает, Вурлако — ловит. И так все по очереди, — скомандовал сержант, и гранаты полетели в сторону окопов.

Улан, не торопясь, прицелился и по всем правилам, с разворотом корпуса в три шага, метнул гранату. Она упала метрах в двух левее окопа, до которого было метров пятьдесят. Вторая уже в двух метрах справа.

— Вот и не хватает трэццяй. Была б ящо адна, Улан бы яе в акоп палажыв, — со смехом сказал Шорох.

Вурлако обе свои гранаты забросил метра за четыре за окоп.

— Что-то вы хило бросаете. Ничего не умеете — все надо на личном примере показывать, — недовольно сказал Гришневич и, взяв гранаты у подошедшего Каменева, сам встал на исходную позицию.

Первый же бросок оказался удачным — граната изящно скрылась в самом центре окопа. Вторую сержант бросать не стал — зачем лишний раз рисковать перед починенными: все и так получилось хорошо, а во второй раз можно было и не попасть.

Вторую решил бросить Шорох. Получилось это у него менее удачно, но все же граната, скользнув по самому краю окопа, завертелась и упала внутрь.

— Сарвалась — ручка была мокрая, — оправдываясь, сказал Шорох.

Каменев тоже не попал ни разу, но всех удивил Доброхотов, бросавший вслед за ним — обе гранаты точно легли в цель.

— Молодец, — похвалил Гришневич.

Подошла очередь Сашина, и в этот момент Лупьяненко принес еще две гранаты.

— Ну что — когда я попросил, все сразу нашлось? — с улыбкой спросил Гришневич.

— Он просто не заметил — они в ящике под шинелями лежали, — ответил Лупьяненко.

— В ящике они лежали… Черногуров уже совсем припух — на службу член забил и целыми днями массу топит. Надо будет его пошевелить немножко. Ладно, хорошо, что принес — становись в строй.

Теперь шансы попасть в окоп повысились ровно в два раза, но Сашин не добросил ни одну из гранат — все они упали в метрах двадцати перед окопом. В строю послышались смешки. Сашин обернулся и вопросительно взглянул на Гришневича. Тот промолчал. Но Шорох, недолюбливавший Сашина, не мог удержаться от ехидной насмешки:

— Што, Сашын, не можэм дакинуть? Спортам нада занимацца больше, тагда и голас мужским станет.

Сашин и так стеснялся своего высокого голоса, а теперь, услышав слова Шороха, и вовсе покраснел, как девушка, от смущения.

— Тьфу ты, тваю мать — як баба! — Шорох презрительно плюнул на землю и отошел в сторону.

— Отведи руку дальше, Сашин, не закрепощайся. В следующий раз постарайся все резче делать, — разрядил обстановку Гришневич и недовольно взглянул на Шороха.

После Сашина курсанты бросали гранаты с переменным успехом: они попадали, другие нет, причем вторых было гораздо больше, чем первых. Курьезный случай произошел тогда, когда к гранатам подошел Стопов. Вначале никто даже не понял, что произошло, потому что Стопов быстро и сильно швырнул подряд все четыре гранаты и едва не угодил два раза по голове Албанову, стоящему метрах в десяти за окопом. Помимо своей воли Албанов на несколько секунд превратился в живую мишень и был вынужден петлять по газону, как загнанный заяц. Когда на траву опустилась последняя граната, Албанов опомнился и возмущенно крикнул Стопову:

— У тебя что, придурок, крыша поехала?!

— Я нечаянно, — смущенно улыбнулся Стопов.

— Ты дебил, что ли?! — не успокаивался Албанов, наскакивая на обидчика.

— Я, по-моему, не давал разрешения говорить! Албанов, закрой рот и бросай! — резко прикрикнул сержант.

Албанов злобно оттолкнул Стопова локтем и начал бросать гранаты. Стопов в ответ лишь виновато пожал плечами. Лицо курсанта в эту минуту было столь комичным, что Гришневич не выдержал и засмеялся:

— Как же это тебя, Стопов, угораздило? Вот проломил бы череп Албанову!

— Не. Я видев, што ани мима летять. Проста немнога силы не рассчитав, — ответил Стопов и опустил голову вниз.

— Ты смотри… А то ведь научи дурака молиться, так он лоб себе расшибет! В следующий раз не в Албанова, а в окоп целься.

Первую свою гранату Игорь, как и Сашин, до окопа не добросил. Позади раздался гадкий смешок Резняка. Но следующие две Тищенко отправил прямо в окоп. Еще в школе Игорь не так уж плохо метал веревочные мячики, и теперь это ему здорово пригодилось. И хоть четвертая граната упала всего в метрах пяти от Игоря, сорвавшись с руки раньше времени, никто не засмеялся, потому что кроме Тищенко и Доброхотова два раза попал только Байраков. Становясь в строй, Игорь торжествующе взглянул на Резняка — тот не попал ни разу. Бросали довольно долго и, в конце концов, все кроме Бытько, Сашина и Фуганова смогли хоть один раз поразить цель. Неудачники уже порядком устали, а со лба Фуганова ручьями тек пот, поэтому сержант, разуверившись в их способности попасть в окоп, повел взвод в казарму. После небольшого перерыва вновь отправились в учебный центр изучать устав караульной службы.

Глава двадцать пятая

Похороны полковника

Вместо простого караула Тищенко попадает в состав почётного. Дефицит парадных белых ремней и его причины. Странное сочетание похорон и солнечного дня. Тищенко поражен размерами кладбища. Запоздавший оркестр и не очень четкий салют. Ссора с могильщиками. Что важнее — память или обелиск. Немного о футболе.

Мыть класс Тищенко так и не пришлось. Сразу после завтрака в роту пришел Мищенко в парадной форме и забрал Игоря к себе, предварительно сказав что-то Гришневичу. Когда Игорь уходил, сержант крикнул ему вслед:

— Смотри, Тищенко, стреляй, как положено!

Необычный внешний вид взводного и странная реплика сержанта чрезвычайно заинтриговали Игоря, и курсант стал с большим интересом ожидать, что из всего этого может выйти. Минут двадцать он сидел в полном неведении и одиночестве в своем кубрике, пока не пришел Черногуров:

— Эй, Тищенко — иди, получай парадку. Подожди пока у каптерки, а я пока пойду остальным скажу.

— Так ведь я не иду в караул. А наши уже все в учебный центр ушли, — недоуменно возразил Игорь.

— При чем тут караул? Разве ты не знаешь, куда едешь?

— Нет. А куда? — насторожился Игорь.