В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья Олегович

Симианы не любили погружаться в большое количество влаги, их это не на шутку пугало, отчего ваннам предпочитались бани, а обычному умыванию — влажные обтирания с ароматическими добавками. После них, разжевав восковой шарик с целебной пастой для зубов и прополоскав рот, хозяйки спускались на первый этаж, где в прогретой кухне должен был ожидать завтрак. Тот состоял, как правило, из законсервированного в меду тутовника, пареной репы, медово-ягодной смеси, орехов, залитого кипятком травяного сбора и хлеба, испечённого из, судя по всему… муки щетинника. Очень посредственная замена известным людям злакам, но сару-хэм ели, не морщась. Мяса никогда не было много и его Тобиус подавал лишь едва поджаренным, порционно.

После утренней трапезы хозяйки отправлялись заниматься своими делами, а также помогали друг дружке облачаться в сложные шёлковые платья-халаты, пока их слуга разбирался с домашними нуждами. Локра принимала пациентов на дому, периодически отправляясь в смежную с приёмным кабинетом аптекарскую лабораторию, где постоянно трудилась Вифани.

Приём посетителей начинался ровно во второй утренний час[46], а уже в третий утренний час Тобиуса, занимавшегося дотоле мытьём полов, уборкой пыли, готовкой пищи для грядущего обеда, слежением за огнём и уборными, подносом травяного питья ожидавшим пациентам, ждал деревянный короб, полный лекарств, собранный дочерью хозяйки. Взвалив на себя эту тяжесть, он выслушивал и на зубок запоминал все места, куда обязан был отнести лекарства болящим, сначала в верхнем городе, а затем и в нижнем. Письменность сару-хэм пока что оставалась для человека недоступной, его никто не учил читать, так что хорошая память оказалась драгоценным подспорьем.

По первому времени после появления в доме слуги, Вифани сама водила его по Ронтау, заставляя запоминать дома и имена всех клиентов матери, коих оказалось превеликое множество, но человек быстро освоился и вскоре начал бегать по улицам-ветвям один. Блеск бирки ошейника позволял ему не привлекать внимания стражей, а наличие груза, сиречь, хозяйского поручения, освобождало от необходимости постоянно сгибаться и припадать на все четыре, — приходилось только часто двигаться на полусогнутых.

Новый уклад несильно обременял, хотя, казалось, работы было неисчерпаемое количество. Только ею волшебника не испугать, пятнадцать лет его жизни в Академии состояли не только из прозябания в библиотеке, но из тяжёлого, подчас смертельно опасного труда. Временные хозяйки относились к слуге сносно, много требовали, но не имели дурных наклонностей и были по-своему добры. Например, ему позволялось питаться ровно тем же, чем питались они, есть досыта. Бывало, правда, и грозы прокатывались по жилищу.

Довольно быстро Тобиус понял, что оказался под крышей, под которой обитало две очень похожие женщины с очень сильными характерами. Обычно дочь проявляла к Локре едва ли не церемониальное почтение и блюла полную покорность, но порой, — Тобиус не был свидетелем причин, — они с Вифани превращались в две свирепые грозы и бушевали, бушевали… тогда ему приходилось разносить еду по комнатам, ибо совместные ужины отменялись.

Но всё это было ерундой, покуда весь чердак принадлежал ему, ведь там хранились настоящие сокровища. Вместо пыльной ветоши и хлама, на чердаке лекаря располагались запасы ингредиентов для приготовления лекарств.

Часть 3, фрагмент 11

В подвешенных на стенах мешках и мешочках, в глиняных банках с плотно подогнанными крышками, в закупоренных кувшинах и подписанных бутылках хранилось великое разнообразие знаний, накопленных народом сару-хэм. Знаний о растительных и животных субстанциях, которые можно было найти в Дикой земле. Господь-Кузнец ведал сколько поколений обезьян сражались за жизнь в этих населённых ужасом пределах, накапливая единственные признаваемые серым волшебником сокровища, и теперь он чувствовал себя вором, пролезшим в королевскую сокровищницу.

Когда наступала ночь и хозяйки отправлялись на боковую, серый, тихо сидя у себя на чердаке в одеялах из валяной шерсти, перебирал всеразличные интересности. Какие-то узнавал, а какие-то лишь открывал для себя. Пользуясь повреждёнными образцами лабораторной посуды, сосланными на чердак и починенными волшебством, для проведения опытов по преобразованию субстанций; применяя чары для изучения потаённых, духовных свойств, маг вёл записи на украденных листках шёлковой бумаги самодельными чернилами. Полноценный сон Тобиус практиковал через три ночи на четвёртую, в остальное время предпочитая медитации и научные изыскания. Он вообще не спал бы, если б мог, но это было невозможно. К тому же вскоре начали проявляться последствия, — маг стал менее расторопным и вынужденно увеличил суточную норму сна до шести часов.

Остаток месяца иершема вышел совсем незаметно, тридцать первое число пролетело в рутинных заботах, наступил одна тысяча шестьсот тридцать третий год Этой Эпохи. Тобиус понял это мимоходом, когда вечером тридцать первого числа готовил для своих хозяек вечернюю трапезу.

Человек больше года выживал там, где, как принято было считать, человеку выжить невозможно; бродил по лесу, полному диких животных, гигантов, чудовищ и аномальных зон. Возможностей погибнуть было больше, чем память могла уместить, но в итоге вот он, помешивает густой суп над пламенем, нарезает нечто похожее на батат, чтобы потом обжарить в масле неизвестного происхождения, достаёт с ледника окорок дунтранка… Не так он представлял себе деяния, которыми придётся заниматься в полном смертельных опасностей походе. И всё же грех было жаловаться.

В тот вечер, накрыв стол для хозяек, Тобиус вернулся на жаркую кухню, набрал еды себе и неспешно ел, глядя на тёмный заснеженный огород Локры, где грядки были укрыты низенькими теплицами. Мысли волшебника унеслись далеко к границам Доминиона Человека, где посреди дремучих лесов стояла выбеленная снегом деревня при краснокирпичном замке. Где была его башня, его сюзерен, лен, за который он взялся нести ответ, где стоял небольшой, но очень уютный трактир «Под короной», наверняка ещё полный народу в это время. Как они там без него? Поди решили, что сгинул давно, раз не вернулся с зимовки…

Тобиус скучал по дому.

Весь дженавь прошёл в заботах, волшебник работал без продыху, носился по разным ярусам Ронтау, разбирался с домашними хлопотами, а по ночам грыз адамант магического искусства, втихомолку пытаясь применять новые формулы. Заклинания, которые он огранял как бриллианты, принимали всё более чёткие очертания.

Так и длилось, пока однажды, где-то в середине месяца фебура, вернувшись после доставки очередной партии лекарств, Тобиус не заметил странного. Он как обычно обошёл дом сзади, влез на кухню через окно и сразу понял, что в его отсутствие, её посещали. Ничего необычного, хозяйки пили травяной отвар, грея им и себя, и посетителей, но после Вифани на кухне всегда оставался идеальный порядок, она не терпела неряшливости ни в чём.

Покинув кухню, волшебник высунулся в переднюю часть дома, неслышной тенью приблизился к двери гостиной, из-за которой доносились голоса. Постояв немного, он решил было уйти, но в поле его зрения попала прихожая, где на двойной вешалке, всегда пустовавшей прежде, покоился длинный белый шест. Знакомый буквально до боли.

Послышались шаги, маг наложил на себя чары Глазоотвода и скользнул назад. Двери гостиной отъехали в сторону и появился Тенсей. В последний раз, когда Тобиус видел того, он только что убил трёх опасных сару-хада и яростно вопил, истекая кровью. Перемены были разительны, симиан полностью оправился, вновь стал прямым и надменным в каждом движении тела, в каждом выражении лика. Он направился ко входной двери, а следом шествовала Локра. Лицо старшей хозяйки показалось незримому волшебнику озабоченным, но когда гость взял свой шест и обернулся для прощания, голос её звучал совершенно спокойно и очень учтиво.