Богатство - Майкл Корда

Он сделал паузу, собирая заметки, и удивляясь, какого черта он наговорил на ленту.

– Работу свою он исполнять не мог, – продолжал Букер. – Это очевидно. Он был в состоянии достаточно собраться для встречи с клиентом, но после уже не мог вспомнить, о чем они говорили, и даже не догадывался просмотреть собственные записи. Не будем судить строго. Он мог в е р и т ь, что заботился о том, чтоб все было в порядке, но это не так. Конечно, все это не основано на фактах. Факты, если они существуют, собраны в какой-нибудь папке в штата Айова, разве что таинственный посетитель из Нью-Йорка и туда добрался. Там что-то есть – или было: свидетельство о браке, и, вероятно, какой-то документ о разводе или аннулировании брака, если Гримм-старший действительно потрудился его составить. Если же нет, брак все равно вряд ли законен. Цубер выражался довольно туманно, но они с Алексой должны были как-то скрыть свой возраст. Конечно, школьники довольно часто добывают фальшивые удостоверения личности, чтоб иметь возможность покупать пиво и так далее. Вряд ли Алекса была способна на это, но Билли – вполне возможно. И он мог добыть такое же для нее. Кто знает?

В любом случае, вероятно, их брак юридически неправомочен. Билли должно было хватить ума догадаться, что она не ляжет с ним в постель, пока они не пройдут через какую-то брачную церемонию, а может, на этом настояла о н а. Что до Гримма, то он, возможно, решил, что нет смысла развязывать узелок, если он даже не был завязан. Бог знает, что бы теперь решил суд. В конце концов, есть Цубер, который снова женился по истинной вере, хотя и не по здравому рассуждению, и завел шестерых детей, которые м о г у т оказаться незаконными. Я не считаю его человеком, способным пойти на это при малейшем опасении, что он совершает двоеженство. А Алекса? Вышла бы она замуж за Артура Баннермэна, если бы знала, или подозревала, что ее прежний брак все еще законен? – Он помолчал, представляя ее себе. – Да, она могла, – решил он. – Баннермэн, когда чего-нибудь хотел, отличался необыкновенным напором. Если она представила возражения, он бы отбросил их прочь, перешагнул через них – а может быть, в тот момент казалось неуместным вспоминать Билли и бегство. – Почему я ищу для нее оправданий, спросил он себя?

Из соседней комнаты раздался дикий визг, сливаясь с громыханием снегоочистителя. На миг Буер потерял нить размышлений, восхищаясь этим героическим сексуальным представлением. Это что, свидетельство преждевременной эякуляции? – мрачно удивился он. Возраст сказывается? Похоже, в будущем ему придется столкнуться с проблемами, вынуждающими женщиу говорить что-то вроде "Все в порядке, не беспокойся" или "Это с каждым случается, честно, ты, возможно, просто устал". Интересно, сказали бы они такое Роберту.

Мысль о Роберте заставила его снова взяться за диктофон. Все лучше, чем лежать, прислушиваясь к тому, что могло сойти за звуковую дорожку к порнографическому фильму.

– Отец, – быстро проговорил он. – Что ж, Билли пролил мало света на эту фигуру. Разве что сказал, что не любил Уолдена. Это интересно, потому что все другие отзываются о нем хорошо, хотя и с осторожностью. Представление Билли о нем несколько мрачнее. Ветхозаветный пророк в рабочем комбинезоне, едва держащий в узде свои громы и молнии. Билли явно навидался их в тех редких случаях, когда оказывался рядом с домом Уолденов. Он сказал, что ее отец хватался за винтовку, чтобы застрелить е г о, а ведь он не делал ничего, кроме того, что водил Алексу в кино. Итак, можно сказать, что Уолден был излишне заботлив, и, возможно, несколько ревнив.

– О самоубийстве Билли знает не так уж много. По странному совпадению, но первым представителем власти, оказавшимся на месте происшествия, был нынешний шериф, парень по фамилии Пласс. Очевидно, когда прибыл старый шериф – Эмер? – у них с Плассом был большой спор по поводу случившегося. Билли слышал – здесь мы вступили в область слухов – что Эмер велел Плассу заткнуться, и делать, что ему сказано, или распрощаться со своим значком. Шериф Эмер, отец Билли и Уолден были приятелями – возможно, это неверный термин – поэтому я могу себе представить, что шериф хотел по возможности защитить семью Уолденов – но от чего? Отец убивает себя на глазах дочери! Что может быть хуже этого? Весь город, казалось, непременно узнает, что случилось, и что здесь было скрывать? Мне нужно поговорить с матерью Алексы. И, вероятно, с Плассом. Господи, еще один день в этой дыре!

Он выключил диктофон и лег. Посмотрел на телефон. Он знал, что обязан позвонить Роберту, но не хотел. Слишком поздно, сказал он себе, в Нью-Йорке сейчас половина второго ночи. Но это было не извинение – Роберта бы не побеспокоило, будь сейчас четыре или пять. Затем он напомнил себе, что нет смысла звонить, пока на руках у него не будет неопровержимых фактов. Роберт удовлетворился бы слухами, если б не мог получить фактов.

"Всегда оперируй фактами", – учили его. Что же, некоторые у него есть, а о большинстве он мог догадаться, но постепенно до Букера стало доходить: проблема в том, что в действительности он не х о т е л узнавать факты.

У него не было желания видеть поражение Роберта, ибо здравый смысл и инстинктивное уважение к порядку и традициям подсказывали ему, что Роберт должен получить свое наследство, так же, как его отец и дед – но он также не желал унижения или поражения Алексы.

Он выключил свет и попытался уснуть. Затем вздохнул, взял диктофон и стер запись.

Ему сразу стало лучше, и он заснул, как младенец.

Утром, после поездки в Кайаву, Алекса проснувшись, обнаружила, что газетчики стали лагерем вокруг квартиры Саймона, как он и предупреждал. Она увидела, что Саймон прилагает все усилия, дабы сохранять хорошую мину, но это нисколько не облегчало ситуацию, и к вечеру с Саймона уже было довольно.

– Оставаться здесь больше не имеет смысла с т в о е й точки зрения, – терпеливо сказал он. – Конечно, ты в силах это понять?

– Я не могу показаться рядом со своей собственной квартирой. Ты не хочешь, чтоб я жила в твоей. А теперь ты даже не хочешь, чтоб я приходила на работу. Все, что я м о г у понять – меня выбрасывают за борт.

– Будь благоразумна. В данный момент ты на вершине списка горячих новостей по всей стране. Меня не столько беспокоит лично, что репортеры толпятся возле моего дома или окружают мой офис с микрофонами и мини-камерами, но это убивает мой бизнес. Господи, ты не хуже меня знаешь, что люди, с которыми я веду дела, не хотят, чтобы рядом с ними крутились газетчики. Кстати, я и сам этого не хочу. Не представляю, что какой-нибудь репортер может натворить с историей Саймона Вольфа.

– Знаю.

– Конечно, знаешь. Ты становишься фигурой, за которой постоянно будут следить. И не только репортеры.

Она была слишком расстроена, чтобы спорить. Саймону на каждом углу мерещились частные детективы, но она отказывалась верить, что Баннермэны могут опуститься до подобных методов. Зайдя к себе на квартиру, чтобы взять кое что из одежды, она все равно что попала в облаву. Она отказалась подтвердить или опровергнуть утверждения о своем браке с Артуром Баннермэном, но не прошло и двадцати четырех часов, как изображение ее брачного свидетельства появилось во всех газетах, в сопровождении ее собственных фотографий тех времен, когда она позировала для рекламы нижнего белья. Даже судья, поженивший их, раздавал интервью, воспользовавшись возможностью разразиться длинной витиеватой тирадой об опасности браков "между Маем и Декабрем" и дал нелестную характеристику психическому состоянию Баннермэна ("Я бы не сказал, что он был в полном маразме, иначе я бы не совершил церемонию, но он явно был слепо увлечен"). Семья Баннермэнов ограничилась сдержанным и полным достоинства заявлением, осуждающем шумиху, и выразив аристократическое сомнение в законности "так называемого брака Артура Баннермэна".

– Послушай, – сказал Саймон, с жестом, обозначающим, что он всего лишь беспомощная жертва обстоятельств, – если ты не хочешь поискать себе другое прибежище, оставайся, а я уеду на неделю или две. Если мы будем жить в одной квартире, люди могут сделать неправильные выводы. Твой собственный адвокат предупреждал тебя об этом.

– Знаю. – Стерн звонил день и ночь и давал советы, с ее точки зрения бесполезные или обидные. Она должна была выехать из квартиры Саймона, избегать своей, носить полутраур, и не отвечать на звонки от семьи Баннермэнов.

– Я могу сохранить тебе жалованье, – беспомощно пообещал Саймон. – Не то, чтоб это было важно…

– Это очень важно, – резко сказала она. – Деньги, которые оставил мне Артур,и твое жалованье не покроют моих судебных издержек даже в начале, и даже, если я одержу победу, то процесс займет годы. Тем временем я плачу за квартиру, которой не пользуюсь. Какое там! Стерн предложил, чтобы я переехала в один из наиболее "уединенных отелей", как он изящно выразился, – "Карлайл", или может быть "Уиндем". Но я не могу позволить себе жить в гостиницах, и ненавижу их. В любом случае, в тот же миг, как я зарегистрируюсь, кто-нибудь не замедлит сообщить мое имя прессе.