Клуб достопочтенных шлюх - Лева Воробейчик

– Ты уехала, а я же… стал проводить гораздо больше времени один. На улице, знаешь, на воздухе – там ко мне и приходило это осознание. Меня успокаивало все окружающее меня – люди и дома, клены и снег, холодное лето и снежные зимы. Вот я и решил, что ты тоже такая, а ты… сидишь тут в своих мыслях, думая о чем – то наверняка неинтересном.

– У меня вообще – то жизнь тут запуталась, друг.

– И кто этому виной? Ты не видишь ничего вокруг. – повысил голос Эрик. – Не видишь, как прекрасен Митчфилд, и как прекрасны люди вокруг. Черт, ты же в церковь ходила, помнишь? Сидела в двух рядах от моей семьи и те же псалмы и песни пела – и вот уже сидишь сейчас напротив, сожалея о годах. В девятнадцать, Сьюз! Я вижу о чем ты думаешь – твои мысли тебя выдают. Знаешь, я, как почти половозрелый мужчина, могу быть бесконечно неправ, но я знаю твои мысли. Чертов клуб и чертов список, верно?

– Но не будем об этом – твои мысли на то и твои: мне – то они зачем. Я дома, Сьюзи – и я счастлив, понимаешь? У меня есть амбиции и планы. Я почти дописал свою книгу, чтобы после пытаться ее издать. У меня есть дом, в который я возвращаюсь, когда мне грустно – сплю там, ем, ну, знаешь, как это бывает. У меня есть цель, а Митчфилд является средством! Вот о чем я толкую, Сьюзи Доус, вот о чем… – почесал он в задумчивости голову, отвлекаясь. – а ты думаешь о чем – то другом, сидя в кафе со своим лучшим другом. Знаешь, как…

– Подожди. – слабо улыбнулась она. Ненависть прошла, а нежность вернулась. – Отложим. Ты говорил о книге. Так и пишешь этот бред?

– Да, разумеется!

– Не понимаю тебя. Правда, не понимаю! – мягко перевела она тему. Она знала, что его самолюбие возьмет верх: о себе и своем творчестве говорил он много и всегда с удовольствием. – Экзотические страны эти, то Мексика, то Россия, то Боливия – мог бы ради приличия и про Англию написать. Не в девятнадцатом же веке живем – все и так все про эти страны из интернета знают. Темы эти, Эрик… странные. Ни разу ничего знакомого – полкниги со словарем, разве это дело? Тебе не хватает чего – то. Чтобы цепляло, так, прямо за горло, знаешь? – она очень убедительно скривило лицо и сомкнула на шее руки; он засмеялся, а у нее на душе было паршиво. Весь этот разговор с домом оставил неприятный осадок – но она отложила на время эти мысли. Будет думать позже, как обычно – не плача, а сокрушаясь, так, как делала всегда. – Нет сопереживания. Этого, как его…

– Катарсиса? – Она скривила лицо; не угадал. – А чего тогда?

– Не знаю я! Не веришь твоим героям – слабые и бесхарактерные они. Слишком много сомневаются и плачутся, не принимая никаких решений. – уверенно проговорила Сьюзи, будто бы действительно в этом разбиралась. – Настоящие же люди не такие. Они даже когда плачут…

– Нет, Сьюзи, ты не права, – ощетинился Эрик, немного посуровев. – причем довольно сильно. О каких людях ты говоришь? Ты знаешь тех, кто не сомневается? Познакомь. Валяй, давай! Мои герои сильные своими слабостями – так, как и в жизни. Они ошибаются и сокрушаются, бредут и … – он повысил голос. Почти кричал, скривившись.

– Эй, слушай, я не хотела… – изменившись в лице, попыталась перебить она.

– …и в этом все их величие, разве нет? Люди не такие! Вы поглядите! Кто не такой? Ты, может? – понемногу закипал Эрик, наливаясь краской. За годы отсутствия Сьюзи совсем забыла, как ревностно он относился к себе и своему творчеству. В плане творчества он был настоящим диктатором – она всегда думала, что все его проблемы из – за нереализованных возможностей; старалась избегать споров с ним, но иногда забывала. – Ты, приехавшая и заплакавшая, увидев меня, Сьюз? Ты, которая уехала, как только появилась та коробка? Боже, Сьюзи! Люди – именно такие, всегда были такими и такими будут! Они слабы, но велики – убедись сама, посмотрев в зеркало! Ты забыла, да? Забыла, Сьюзи, как…

– Эрик, прошу, давай не…

– …разве сложно? Ты, глупая, даже не представляешь всей ситуации, не видишь выходов, не ищешь решений! Зачем ты вернулась, Сьюзи? Ты не собираешься прекращать ту дрянную жизнь – просто тебе так захотелось, и ты даже не подумала, почему! – бушевал он. – Не ищешь решений, хотя они и есть, они рядом, только руку протяни, но нет, не тянешь. Ставишь на весы клубы и списки, хотя надо было поставить две своих жизни – и выбрать наконец! Тебе девятнадцать, черт, а ты мечешься между грязью и тем, чего не существует, хотя давно могла бы…

– Эрик, я умоляю, Боже, пожалуйста, не здесь, я прошу – протянула сдавленным голосом, полным отчаянья, Сьюзи. Она заметила, как женщина, сидевшая в углу и раньше их не замечавшая, покачала головой, метнув в нее взглядом, полном осуждения. Она слышала краем уха, как шептались позади нее. Она со слезами на глазах видела разъяренного уже друга, что чуть ли не кричал, окончательно покраснев.

– Боже, выбери наконец! Вернись, Сьюзи, насовсем и навсегда, женись и живи своей жизнью, а не теми остатками, дура! Ты можешь… можешь все и прямо сейчас, хоть свой здесь клуб открой, Сьюзи! Где, скажи мне, где теперь моя подруга? Здесь или нет? Кто сидит передо мной, раскаиваясь в настолько ужасных вещах, что я уже второй день не могу отойти от этого? Эй, Сьюзи, послушай, прошу, – дрожащим голосом кричал он, зачем – то схватив пустую чашку в руку. Он не слышал, что кафе замолчало окончательно – все внимание было приковано лишь к ним двоим. Она не слышала, как билось его сердце – но ее чуть ли не остановилось в тот миг. Она чувствовала подступающие к горлу слезы.

– Что ты там устроил, ты…

– Клуб достопочтенных шлюх передает вам привет! – бодро сказал ей ряженый и что – то быстро всунул в ее руку. Она ошалело смотрела на него, силясь что – то спросить; впрочем, ряженый и не думал с ней разговаривать. Широко улыбнувшись, он перешел дорогу и направился к дому Доуксов. Подойдя к почтовому ящику, он что – то бросил и им, после чего схватился за велосипед Билла Доукса, милого мальчика, который никогда не убирал за собой свои вещи.

4

«Уважаемая Аннета Боунс!

Пишет Вам некто, кто в Вас безумно заинтересован – не Вашими подвигами (коих, по рассказам, и скопилось немало), но Вашей судьбой, предшествующей этому письму и последующей после прочтения. Я пишу Вам от руки, пока тусклое мерцание канделябров освещает чистый лист – совершенно забывая о своих благородных уилкморских манерах, бездарно растерянных в предместьях Марселя и Монреаля; но речь, впрочем, совсем не о них.

Меня называют разными именами, броскими и не очень, предельно низменными и благородно высокими; приписывая мне почти мифологические свойства, меня приравнивают к Великим только лишь именем – и не подозревают, насколько эти имена не отражают моей скромной сути. В среде рабочих и моряков я зовусь Великолепной Карлой, среди аристократов я – мадам Сореньи; для Вас же, Аннета, я исключений и особых поводов делать не буду. Мое имя – Карла Сореньи, и я выступаю от всего лица Клуба достопочтенных шлюх

Разберемся же с именами окончательно – для Вас я Карла, для меня, Вы, Сьюзан – Аннета Боунс. Я прекрасно осведомлена Вашей биографией и история Ваша (увы!) представляется мне не такой, кхм… богатой, мисс Доус, не такой интересной. Другое же дело Аннета – богиня и дьяволица в одном страдающем теле, цыганка моей страстной молодости, ищущая золота в неостывшей постели мужчин! Я, женщина благородного воспитания и натуры, полной неги и снежной карусели событий, преклоняю перед Вами свои колени, уступая и моля дочитать это письмо до конца.

Если Вас еще моя манера письма не заставила расцарапать себе лицо в припадке бессилия и наваждения псевдовикторианским слогом (про нрав Ваш, горячный и пылкий, я наслышана, уж поверьте), то это уже что – то да значит, Аннета!! Значит нашла я собеседницу по вкусу и подобию своему; впрочем, это стоит отдельного разговора при нашей скорой (я надеюсь!) встрече.

Я знаю, что Вы знаете про Клуб. Мои люди передают мне все новые сводки, в которых Вам так наверняка понравилось мелькать.

Но ни я, ни тот достопочтенный джентльмен никогда не скажут Вам адреса Клуба, как бы дорого это не стоило. Вы должны найти нас, моя кроткая и милая новоиспеченная подруга.

Найдите его. Найдите, и уверяю – это перевернет всю Вашу бессмысленную жизнь, станет точкой отсчета и начала начал. Вы нужны нам – но сидя у себя дома, в Митчфилде, Вы никогда ни на шаг не приблизитесь к просветлению, моя дорогая особа! Вам нужно ехать обратно, в Спрингтаун, и устроится в одно место. Да, мисс Боунс, я говорю про работу.

Вы будете смеяться или же не верить – но путь в Клуб заказан далеко не каждой жрице любви, и Вы, я надеюсь, скоро в этом убедитесь. Мы ищем лучших – чтобы, изучив, вознести к небесам – и даровать Слово наше во все возможные сферы мелочной жизни! Став членом Клуба, Вы больше не будете одиноки – и жизнь Ваша изменится самым что ни на есть натуральным образом.

Но я отвлекаюсь. Увы и ах – это сокрыто в самой моей природе, и с годами, к сожалению, не проходит! Вы обязаны вернуться, дорогая. Не мне и не Клубу – но обязаны себе!