Мир чужих ожиданий - V.АЛENTIN

Время сразу пришло в норму. «Стоп! – скомандовал Андрей – доложи обстановку!».

«Виктор Баринов пытался совершить самоубийство. У него десятипроцентная кровопотеря. Он без сознания в состоянии глубокого сна, под действием снотворного препарата...»

«Стоп. Угроза для жизни?»

«Значительная, если не будут приняты меры в течение ближайшего часа»

«Что нужно? И что ты можешь сделать сам?»

«Нужна донорская кровь третьей или первой резус-отрицательной группы. Нужен антигенный пластырь…»

«Стоп. Ты можешь поддерживать его жизнедеятельность самостоятельно в течение часа?»

«Могу – помощник помедлил – если вы активируете помощника Виктора Баринова, то я даже смогу начать терапевтическое лечение. У помощника Виктора Баринова есть синтезатор эпителиальной ткани владельца»

«Хорошо. Свяжись с Катериной, срочно вызови сюда, оплати сверхскоростное такси. Сообщи ей всё, относительно пациента. Оплати любые её покупки по пути к нам. В случае её прямого вызова, свяжи со мной немедленно. При приближении любого объекта к входу в блок – информируй меня немедленно. Оплати задолженность на помощнике Виктора Баринова – я активирую услугу»

«Я должен проинформировать вас, что ваши действия относительно суицидального больного являются противозаконными и могут понести привлечение к ответственности...»

«Хорошо, ты меня проинформировал»

Перепрошивкой стандартных установок помощника ведали в семье Лис, и самый старший брат – Николай. Без изменения самой структуры логики, помощник сначала бы отправил вызов в Здоровье, а уже потом сообщил об этом хозяину. И информировал о «противозаконных действиях» он бы сначала Мораль. По поводу перепрошивки в семье разногласий не было, помощников с заводскими установками не использовал никто из родственников. Сначала Андрей считал это излишней перестраховкой, но жизнь уже не раз доказывала обратное.

Андрей брезгливо коснулся кучи дерьма на полу, целясь в центр салфетки. Куча противно задымилась, и завоняла по-настоящему. Салфетка приподнялась, под ней оказался глаз, который открылся и уставился на Андрея.

- Что тебе нужно, смертный? – спросила куча замогильным голосом.

- Мне – ничего, нужна медицинская помощь твоему хозяину. Но ты не должен сообщать о ней в Мораль или Здоровье, это возможно?

Куча прикрыла глаз и произнесла назидательно:

- Запомни, смертный. Мой хозяин презирает людей, жалующихся в Департаменты. Мой хозяин также презирает помощников, в которых встроена заводская установка лояльности властям.

«Ого – подумал Андрей, - это не просто дорогая модель, это дорогая качественно перепрошитая модель помощника. С каких, интересно, доходов? Интерфейс к тому же эксклюзивный, может быть даже самостоятельно собранный, что тоже весьма не дёшево».

- Очень хорошо. Я не сообщал, и ничего не буду сообщать в Департаменты о том, что твой хозяин собирался покончить с собой. Мой помощник лишён заводских установок, и тоже не поднимет тревогу. Скоро приедет надёжный врач…

- Где мой хозяин? – куча угрожающе подвинулась поближе, - без нейрошнура я не могу это определить.

- Он в душевой, ну или в санблоке, или как это здесь называется. Сколько времени тебе потребуется на активацию синтезатора ткани?

- Тебя это не касается, смертный – куча приподнялась над полом сантиметров на десять, и довольно шустро устремилась в сторону душевой, оставляя за собой коричневый дымящийся след…

Андрей подумал, что в независимости от того, является ли Виктор тем человеком, которого он ищет, оригинальность мировосприятия данного неудавшегося суицидника требует самого пристального внимания со стороны семьи Андрея. Нет, ну причём тут семья? Это я его нашёл, и может быть именно я его (пусть косвенно!) и подтолкнул к тому, что сейчас происходит. Сколько можно прятаться за спины родственников… Пора действовать самостоятельно.

Андрей ещё раз хорошенько вспомнил вчерашний разговор с Виктором. Терпеть не могу хамов… Нет уж, приедет Катерина, вылечит его, тогда и поговорим, сейчас я туда соваться не стану, я и так догадываюсь, что именно и в каких выражениях он думает о моём нынешнем визите…

Катерине Лебедевой-младшей через пару недель исполнится восемнадцать лет. Так сложилось, что, несмотря на обилие детворы в семье Андрея, у него до рождения Катьки была только одна сестра, да и та старшая – Марина (Вики не в счёт, всё-таки приезжала она редко, и по близости отношений тянула разве что на кузину). Когда мама узнала о долгожданной, но довольно-таки поздней беременности, она ужасно растерялась, тем более, что врачи крайне не рекомендовали ей рожать, высказывая опасения относительно здоровья и жизни, как матери, так и ребёнка. Семейный врачебный консилиум подобные опасения тоже имел, но не настолько критичные. И только бабушка (Екатерина Лебедева-старшая), махнула рукой и сказала: «Не морочьте голову, всё пройдёт наилучшим образом. Если уж дал им Бог, наконец, ребёнка, то не для того, чтоб Аню калекой сделать или в гроб уложить».

Ни мама с папой, ни Андрей с Сашкой не сочли эту аргументацию убедительной.

Мама удвоила заботу о сыновьях, явно стараясь их навоспитывать на много лет вперёд, мало ли что… Ей тяжело давалось это добровольно (и панически!) возложенное на себя бремя. Тем более, что в свободное время она, вместо того чтобы отдыхать, лихорадочно создавала, дописывала, сортировала и каталогизировала свои картины. Папа тоже поддался панике жены - он метался между её поручениями, работой и домом, постарев за несколько месяцев на несколько лет. Саша и Андрей, скорее чувствуя настроения родителей, чем понимая их причину, сделались самыми тихими, послушными и внимательными детьми в мире. Правда, проявлялось это по-разному. Сашка, (которому из-за недавней смерти родной матери, было, наверное, тяжелее всех), уже тогда проявил недюжинную выдержку и комплексный подход к проблеме. Он постоянно усовершенствовал для мамы функции помощника, предназначенные для тяжелобольных (сам, зачастую, разыскивая в Сети мануал), ибо функциями этими никто и никогда в семье не пользовался, а вот Сашка как раз о них прекрасно знал. Также Сашка потребовал, чтобы либо мамину мастерскую переместили поближе к спальне родителей, либо спальню переместили к мастерской, так как маме всё тяжелее перемещаться далеко по дому, и недавно она чуть не упала, споткнувшись через пробегавшую кошку, и поэтому мама всё норовит остаться ночевать в мастерской, а дышать всю ночь краской ей, наверное, вредно. Мастерскую перенесли, мама, охая и ахая, пыталась руководить процессом переноски, наконец, была насильно усажена отцом в ближайшее кресло, откуда и следила через помощника за процессом. И ещё неделю с помощью детей наводила в мастерской порядок, хотя Андрей так и не понял, чем изначальный беспорядок отличался от беспорядка после маминой уборки. Но мама говорила, что её беспорядок – творческий, а то, что было – «форменный бардак». Ещё Сашка под вечер начинал выспрашивать маму, что принести ей поесть, и следил, чтобы она ужинала (ей случалось об этом забывать за работой или занятиями с детьми). Накормить же её в любое другое время суток не представлялось возможным – маму всю беременность мучал дичайший токсикоз.

Андрей же проявлял заботу иначе – он просто старался постоянно находиться рядом с матерью, начал делать уроки в её мастерской, подавал кисти, подготавливал палитры, и вообще был на подхвате до самого вечера, пока, наконец, приезжал отец, остальные домашние, и Андрей с Сашей уходили к себе, чтобы не мешать взрослым. Мама, часто стоя возле мольберта, рассеяно поглаживала Андрея по голове испачканной в краске рукой, и говорила: «А неплохо получается, да, Андрюшка?». Андрей горячо соглашался, что да, очень даже хорошо получается, хотя мало что понимал в живописи, как тогда, так и сейчас. Но маме эти похвалы были как бальзам на душу, и вдохновляли на дальнейшее творчество.

(Кстати, после рождения Катерины, мама тихо сожгла в камине практически всё, что написала во время беременности. Катьке был где-то месяц, когда Андрей застал маму в мастерской, она в задумчивости рассматривала свои недавние творения. Тяжело вздохнула, и сказала: «Да уж, гормональный дисбаланс – не лучшее время для творчества. И я ещё смеялась над Иркой, когда она носила Маришку, и купила в синюю спальню жёлтые шторы!»).

Маринка и Мит тоже принимали посильное участие в вынашивании будущей сестрёнки (Лис сам был тогда маленьким, и его выдворяли из мастерской, чтоб не путался под ногами и ничего не трогал, а Николай был, наоборот, уже слишком взрослым, и выбранный им жизненный путь исключал постоянное нахождение дома). Мит находил и демонстрировал маме Андрея смешные (с его точки зрения) шоу и стереофильмы, а когда таковых не оказывалось, рассказывал анекдоты и показывал какие-то трюки и фокусы. Мама то вымучено улыбалась (чтоб не обидеть племянника, он ведь старался), а то и заливисто хохотала над очередным шоу или пантомимой. Мит расцветал, и считал свою миссию выполненной (он до сих пор твёрдо уверен, что нет ничего лучше, чем развеселить болеющего или хандрящего человека, так что психотерапевт из него получился довольно-таки оригинальный). Маринка же находила какие-то каталоги одежды для беременных, и они с мамой спорили о фасонах, тканях и тому подобном, обсуждали, как назвать малышку, и как переделать спальню для новорожденной. Маму, как ни странно, эти разговоры успокаивали, и после них она выглядела умиротворённой и счастливой.