Вера и пламя - Джеймс Сваллоу

— Я хочу знать, как это случилось, — отрывисто произнесла госпитальерка. — Ты должна рассказать мне.

Мирия медленно покачала головой.

— Это дело орденов-милитантов — не твое.

— Ты не имеешь права скрывать это от меня, — на лице женщины появились слезы. — Я ее сестра!

Мирия показала на монастырь:

— Мы все ее сестры.

Госпитальерка отдернула свой воротник и вытащила из-под него длинную плетеную серебряную цепь: розариус, подобный которому Мирия видела до этого лишь у одного человека.

— Где ты это взяла?

— Я — сестра Верити Катена из ордена Безмятежности, — сказала девушка. — Родная сестра Леты из ордена пресвятой Девы-мученицы. Мы — дочери одной матери. — Она схватила Мирию за запястье. — А теперь ты расскажешь мне, как убили мою единственную кровную родственницу, или, клянусь Золотым Троном, я вытрясу это из тебя!

Мирия вгляделась в ее лицо: тот же изгиб носа, те же глаза и та же пылающая в них решимость. Мгновение растянулось в тишине, злость Верити разбила холодное уныние, окутавшее Мирию.

— Что ж, — сказала селестинка после долгой паузы. — Присядь рядом со мной, сестра Верити, я поведаю тебе суровую правду.

Худой юноша вертел в руках горящую свечу, забавляясь с мягким жиром и позволяя струйкам расплавленного воска завитками стекать по всей длине свечи.

— Нервы шалят? — спросил Ринк, бродивший у края стола.

Игнис поднял на него глаза.

— Это вопрос или утверждение?

Ринк не мог усидеть на одном месте и пяти минут с тех пор, как они пришли в бар, и метался даже здесь, в укромной задней комнате. Будто желая продемонстрировать правдивость своего ответа, Ринк взял со стола оловянную чашку рекафа и облизнул губы.

— Лично я не нервничаю, — здоровяк сказал это с такой вежливой невинностью, что Игнис усмехнулся. — Просто мне… не нравится тут.

— Ладно, не буду спорить, — произнес юноша, забавляясь с пламенем горящего фитиля свечи. Он тряхнул головой. — Не могу поверить, что мы вообще здесь.

— По-моему, — ответил Ринк, ставя чашку обратно, — нам стоит отказаться от этого безнадежного дела и…

— И что? — Фигура в капюшоне рукой отвела в сторону занавеску из бус, закрывавшую остальную часть бара. — Свистнете звездолету, чтобы он прилетел и забрал вас?

Ринк открыл рот, как рыба, а Игнис встал на ноги, оживив усмешку на губах.

— Во имя всего святого, это ты?

Торрис Ваун улыбнулся в ответ.

— О да, это я. Собственной персоной, — он похлопал обоих мужчин по плечу. — Держу пари, вы не ожидали увидеть меня снова.

— Если честно, нет, — признался Ринк. — После того как монашки словили тебя на Грумбридже, мы подумали, что все кончено.

— Некоторые подумали, — добавил Игнис язвительно.

— Они были немного грубы со мной, но ничего такого, к чему я бы не был готов. — Ваун придвинул к себе чашку рекафа и обильно подсластил его из стоящей на столе бутылки бренди. — Есть закурить? — бесцеремонно спросил он. — Уже невмоготу.

Ринк кивнул и достал пачку табачных сигарет. Ваун скривился, взглянув на этикетку, — это была дешевая местная марка сигарет, которые воняли, как теплые испражнения, — но все равно взял одну.

— У тебя рука дрожит, Ринк, — заметил преступник. — Ты не рад меня видеть?

— Я… м-м-м…

— Он нервничает, — пояснил Игнис. — Если честно, Ваун, я его понимаю. Прийти сюда… Короче, были разговоры, что это ошибка.

— Ошибка? — переспросил Ваун. Он прикоснулся кончиком пальца к сигарете, и та загорелась. — Кто такое сказал?

Двое мужчин переглянулись.

— Нашлись некоторые. И они не пришли.

— А именно?

— Гиббин и Рокс. Джеффер тоже, — фыркнул Ринк.

Ваун сделал пренебрежительный жест.

— Ой, варп с ними. В любом случае эти любители легкой наживы никогда не замахивались на крупное дело. — Он улыбнулся. — Но вы, парни, пришли. И это согревает мне душу.

Конец табачной сигареты вспыхнул оранжевым светом.

— Остальные разбежались. Залегли на дно, — пояснил Игнис. — Но мы пришли.

— Хотя тоже не хотели, — произнес Ваун недосказанную часть предложения. — Потому что спрашиваете себя: с чего бы, черт возьми, Торрис Ваун решил, что сбежит от Сороритас?

— Ага, — сказал Ринк, — а еще послание. Мы не знали, кто его принес — какой-то богатенький чел, мелкий, но дерзкий.

— Вы пришли, и это хорошо. Даже несмотря на то что псы Ла-Хайна и каждый городской часовой на Неве будут выискивать нас, — он вдохнул сладкий дым, — вы не пожалеете об этом.

Игнис моргнул:

— Мы не останемся здесь… Ваун, скажи, что мы больше ни секунды не пробудем в этой набожной дыре, полной богослужак. — В конце фразы его голос повысился.

— Поосторожнее, — шутливо предупредил Ваун. — Поносишь мой родной мир! Мы остаемся — здесь нас ждет большой куш, Иг. Ты даже представить себе не можешь, насколько большой. С помощью моих, м-м-м, богатых друзей мы получим его и кое-что в придачу.

— Кое-что? — спросил Ринк. — Например?

— Например, месть, Ринк. Кровавую месть. — Глаза Вауна хищно сверкнули.

Игнис отвел взгляд. Он все еще играл со свечой, заставляя пламя менять форму.

— И кто твои друзья? Знатные выходцы из высшей касты болванов? На кой черт они нам сдались?

— Они могут дать то, что нам нужно, парень. Богатеи всегда желают стать еще богаче. Им неведомо, каково быть бедными и беспомощными, но они боятся познать это, что делает их предсказуемыми, словно откормленными на убой.

Юнец нахмурился.

— Мне не нравится, когда на меня смотрят. Словно видят мою метку. Каждый раз, когда я иду по улице, мне кажется, что разговаривающие по воксу люди сейчас закричат, вызывая ордос… «Придите и схватите этого колдунишку!» Я не хочу оставаться здесь. — Пламя свечи ярко горело, облизывая его пальцы, но Игнис, кажется, не замечал этого.

Ваун сделал длинную затяжку.

— А ты, Ринк? Тоже чем-то недоволен?

— Не люблю священников, — не спеша произнес здоровяк. — Они били меня, когда я был еще мальчишкой.

Лицо Вауна медленно растянулось в улыбке.

— Все мы — раненые птенцы, разве нет? Послушайте, парни, — на свете нет человека, который бы ненавидел Неву сильнее меня. Но у меня осталось одно незаконченное дельце, и с подачи сестер пресвятой Девы-мученицы, которые любезно доставили меня домой, я могу его закончить. — Он очертил сигаретой круг в воздухе. — Для начала нам нужно зажечь несколько огней в Нороке и устроить уважаемому диакону взбучку, которой он вполне заслуживает. А потом мы займемся нашей главной целью, — его губы скривились в улыбке. — И когда закончим, эта поганая планета будет полыхать синим пламенем.

При этих словах Игнис поднял голову.

— Я бы этого хотел.

— Потерпи, и все увидишь, — пообещал Ваун.

Тюрьма походила на памятник устрашению. На ее внешних стенах не было ни одного окна, только узкие прорези, через которые управляемые когитаторами автоганы следили за открытой площадью вокруг здания. Медные орудия начинали жужжать и пощелкивать, когда люди попадали в поле видимости, всегда готовые выпустить град пуль в беглецов или нарушителей.

Таковых, разумеется, никогда не было. Центральный район Норока являлся образцом благочестия и законопослушания, и если бы не активность менее дисциплинированных граждан других районов города, местным силовикам не оставалось бы ничего другого, как начищать силовые булавы да маршировать на парадах. Часть силы, что сдерживала население от нарушений, давали сами здания. Стоило лишь поднять голову и взглянуть на конусообразную конструкцию, всю поверхность которой покрывали рельефы с изображениями зверств.

Исправительное заведение являло собою миссионерское произведение искусства огромных масштабов. Каждый этаж украшали скульптуры представителей Императора: арбитров, космических десантников, инквизиторов, боевых сестер и многих других, убивавших и очищавших тех, кто нарушил имперские законы и учения. Наряду с заключенными, осужденными по большей части за изнасилования и детоубийство, попадались те, кого сажали за мелкие кражи, ложь и опоздание на работу. Каждый без исключения преступник показывал должное раскаяние в своей виновности, в полной мере испытывая на себе страдания от возложенного на него бремени воздаяния. Из установленных на самой вершине конусообразного здания громкоговорителей доносились суровые гимны и строгие проповеди, повествующие о природе преступлений. Все здание служило предостережением для тех, в чьи умы закрадывались мысли о преступлении.

Сестра Мирия направилась через площадь к тюрьме. Рядом шла Кассандра, а в двух шагах позади — госпитальерка Верити.

— Ее присутствие действительно необходимо, старшая сестра? — еле слышно спросила Кассандра.