Локомотив параллельного времени (сборник) - Изабелла Валлин

Фаина подъезжала к воротам, придерживая спящего щенка. Ещё издалека она увидела Генриха, который по-хозяйски расселся на крыльце.

– Какой на тебе забавный бодис, – прозвучал в сознании его тихий голос.

Ещё при первой встрече она поразилась его дару.

– Таких, как ты, один на тысячу.

– Пробуй дальше. Почему не на миллион?

– Он слышит, что мы думаем.

– А ты думай шёпотом.

Лесной народ

Бегущим в лесу, убежавшим с весёлого праздника вечной весны,Им больше не снятся уже никакие волшебные сны.Бегущим в лесу – в лихорадке, по слякоти весенние игры не впрок,Но им не под силу запомнить жестокий урок.Весна настигает. Она своих узников видит везде,Бегущих с весёлого праздника в лесу, в темноте.

В понедельник встретила подругу с животом на девятом месяце и с повязками на перерезанных венах.

– Активно живёшь.

– А тебе слабо?

А во вторник я сидела у стойки бара в отчаянной тоске. Бар был полупустой или, можно сказать, совсем пустой, если не считать нескольких вымотанных деловых людей, занятых профессиональным разговором.

Какая-то тень мелькнула у входа и прямой наводкой пошла ко мне. Иногда хочется сказать пару слов в тишине. Этот – Тень – не глупый, не страшный, ищущий, готовый к действию и совсем пустой, как большинство. А мне нужна любовь. Я начинаю стареть. Это моё проклятье.

– Томас.

– Белладонна. Как ядовитая трава.

После ряда наводящих вопросов Тень делает вывод:

– У вас было консервативное воспитание.

– Ах, если бы! Если кто понравится, снимаюсь без разговоров, только это бывает так редко!

– Леди, у меня больше нет вопросов.

И тут на заднем плане появился знакомый силуэт – Патрик, мой шоколадный зайчик, мой секс-символ, смесь кокаина и виагры. И начинал, как обычно, клеиться к бабам.

Год назад мы встретились в одном из ночных клубов, и я подумала: «А ты, парень, случайно, не такой же оборотень, как я?» Он заглянул мне в глаза с голодной ущемлённостью, словно он меня знает или пытается вспомнить, – один из его трюков. В нём нет ничего святого. В каком бы клубе он ни появлялся, охрана комментировала одинаково: «Он тут всех перетрахал». А я чем хуже? Потом, в течение года, я долго наблюдала за ним. В «Тигре», да и в других подобных местах.

Он был везде, этот король ночной жизни большого города… Он танцевал со мной, у нас были общие знакомые, были разговоры вскользь, но когда я однажды спросила: «Помнишь меня?» – в ответ был удивлённый взгляд, потом в его глазах включился мегасписок…

– И как было?

– Лучше не бывало.

– А потом? Нормально? Не хамил?

– Был как ангел!

Он польщёно рассмеялся и сказал: «Не может быть». Мне нравилось смотреть, как он двигается в плотной массе людей, как он лавирует. Мне нравилось смотреть, как он дерётся с такими же, как сам, хулиганами по ночным кабакам. Мне нравилось слушать, как он ведёт разговор: легко, интересно, весело. Это был мой шанс, и я попыталась растянуть романс подольше, как наслаждение сексом, но в конце концов приходит оргазм и затягивать с этим нельзя, иначе я устану, потеряю интерес, упущу мой шанс.

Я бы не расставалась с ним никогда. Он мог бы изменить мою природу (нужно верить и надеяться, что это возможно), только всё это самообман, повод для новой игры. Он подходил на роль, глупый донжуан. И я знала: достаточно будет одной моей вспышки – и он окажется в лесу. Не он первый. В лесу нужны люди, и не я одна, кто их туда отсылает. Там он станет героем.

Я пыталась представить, что мы можем быть другими, что мы можем быть вместе по-настоящему.

Я пыталась представить себе, каким он будет через тридцать лет: грузным, похожим на медведя, – и казалось, что я буду любить этого медведя ещё сильнее, чем таким, каким он навсегда остался в моей памяти – сидящим с полным бокалом в руке, в полурасстёгнутой белой рубашке, улыбающимся, как кинозвезда.

Это случилось второго октября, когда мы праздновали его двадцатипятилетие. В этот день он был особенно красивым. Мы танцевали, пили шампанское, веселились.

Он был немножко пьяный и просто вышел покурить, когда проходящий мимо сутенёр предложил ему свежий товар.

Земля поехала из-под ног, как эскалатор, когда я увидела его с этой девчонкой… Я стояла на балконе в тени, он не мог меня видеть. Он медленно опустился на ступеньку, словно потерял равновесие, так он был очарован. А она – полуребёнок, готовая к самому страшному, смотрела с удивлённым восхищением на своего первого героя. Он гладил её голые смуглые ноги и что-то шептал ей, зная, что она не понимает его слов, потом привлёк её к себе и стал осторожно целовать живот сквозь тонкое платье. Меня он всегда брал грубо, как девку, которой заплатил. И вот он стоит на коленях перед продажной девкой и ласкает её так нежно, словно она из инея. На этого извращённого подонка накатила романтика, и надо же такой беде случиться – прямо у меня на глазах. Он сел с ней в проходящее такси. Вся эта сцена прошла перед глазами, как в замедленном кадре. Адреналин ярости разливался во мне горячими волнами. Наконец, я чувствую, что живу, пока у меня есть пистолет с барабаном, полным пуль. Довод «Убьёшь – сядешь. Станет легче?» я слышала много раз, на меня он не действует. У меня всё не как у людей, и люди не знают, с кем имеют дело. Такое положение вещей – мой билет в будущее. А для него неважно, заниматься любовью или действовать на нервы – главное, вызвать взрыв. Как раз то, что мне нужно. Всё это и вообще, и конкретно с ним не первый раз, зато последний. И всё одно и то же.

– Ты нас разбудила, – раздался в трубке томный голос любимой подруги.

– Негров мало, что ли? – присоединился к ней голос Патрика.

– Ты для меня не негр. Ты для меня человек.

Всего пару часов назад он сидел напротив меня и говорил красивые слова о своей любви. Похоже, он верил в то, что говорил. Что бы я только ни отдала за то, чтобы это было правдой, – душу бы дьяволу продала, но, к сожалению, давно продана.

Я могла открыть дверь своим ключом, но нажала на кнопку звонка. Мне хотелось поиграть. Ему тоже. Он открыл, издевательски улыбаясь, во всей своей обнажённой красе – ещё один кадр навеки в памяти: ладное мускулистое тело, шёлковая шоколадная кожа. Дуло моего пистолета между его иссиня-чёрных раскосых глаз. Его реакция была молниеносной: он захлопнул дверь в тот же момент, когда я выстрелила. Я палила в дверь как бешеная, пока чёртова дверь не рухнула, и тут возникла проблема – патроны кончились. Была ещё одна проблема – у него тоже был пистолет, только с барабаном, полным патронов. Девчонка прошмыгнула, держа свои шмотки в охапке. Патрик поставил меня к стене и стал палить.

– Вернёмся в «Тигр» или пойдём куда-нибудь ещё? – спросил он, нарисовав точечный нимб у меня над головой. – Я продолжаю справлять мой день рождения. Прощу оказать мне честь. Считай, что мы помирились, – он приставил дуло пистолета к моему виску. – Сегодня мне всё прощается. Скажи, что не сердишься.

– Не сержусь.

– Я одеваюсь, и мы идём.

В пистолете оставалась всего одна пуля. Он положил его в карман куртки. Где мы только не были в этот вечер! Непонятно, как он вёл машину и почему нас никто не останавливал. Куда-то я не хотела идти, и он уходил один, оставив меня в машине, куда-то он не хотел меня брать. Он был совсем пьяный и давно забыл о своём пистолете. Я проснулась в машине оттого, что он смотрел на меня. Я открыла глаза и чуть не заплакала от счастья, что он всё ещё со мной.

– Девочка моя, я так тебя люблю.

И тогда я выстрелила.

Патрик очнулся в полном мраке. Он лежал на мокрой траве, слышал, как падает дождь и шелестят листья. Тропический лес был полон звуков. Он осторожно сел, чувствуя, что плохо владеет телом: непривычная слабость и как будто он стал меньше. Он ощущал себя ребёнком лет четырёх-пяти. Какое-то животное подкрадывалось к нему – слышался приближающийся шорох и рычание, пружинистый звук прыжка. Скользкая холодная тварь обрушилась на него всей массой и впилась зубами. Потом свист летящей стрелы. Тварь завизжала и ослабила захват. Топот ног. И вдруг Патрик увидел кромку леса на фоне неба, силуэт человека, который склонился над ним, приложил к ране листок растения – и боль тут же прошла. Патрик поднялся на ноги и пошёл вслед за незнакомцем по тропе среди огромных папоротников. Глаза привыкли к темноте, которая за этот короткий момент стала просто днём без солнца.

В лесу не было дня, не было ночи и смены сезонов. Патрик мог судить о течении времени, только глядя, как меняется его собственное тело. Он очнулся в лесу ребёнком, со временем стал взрослым – значит, прошли годы. Но и этот часовой механизм со временем останавливался: дойдя до оптимальной точки развития, тело больше не менялось. Лесные люди не старели. Они погибали в бою, в схватках с дикими тварями или умирали от ран. Это случалось нередко, но группа пополнялась новыми людьми, которые так же, как и Патрик, однажды очнулись в лесу, слабо помня прошлое. Лесные люди были единственными смертными существами в мире без солнца. Их группа была инородным элементом в природе леса, в котором, казалось, всё было против них. Десантники-миссионеры из нейтральной зоны снабжали лесных людей капсулами жизни, которые заменяли еду и питьё. Каждый партизан носил эти капсулы на нитке, как ожерелье вокруг шеи. Не считая ящериц и личинок насекомых, больше в лесу кормиться было нечем. Других материальных ценностей в их жизни не было, но жизнь была богата чувствами: они не только могли видеть в темноте, они могли слышать малейшие звуки, чувствовать малейшие вибрации, самые слабые излучения тепла и холода. Они передвигались по лесу легко и бесшумно, слышали и отвечали на мысли друг друга на дальних расстояниях. Вслух никто не разговаривал – лишний звук мог стоить жизни не только потому, что лес был полон тварей. В лесу шла война, и лесной народ был важнейшим звеном в движении сопротивления. Они никогда не спали, никогда не уставали, но были моменты, когда они нуждались в поддержке друг друга, когда по всему лесу распространялись импульсы, приводящие всё живое в оцепенение, когда над лесом зависал «дирижабль» – огромная светло-зелёная тварь, похожая на личинку. «Дирижабль» медленно, как облако, опускался в лес, и тогда нужно было держаться вместе. Тварь распространяла запахи и звуки, притягивающие всё живое, как пылесос. Она пожирала всё подряд и исчезала, как и появлялась.