Дневник одного плавания - Сергей Воробьев

Знаменитый лиссабонский мост остался непокорённым. Съехав вниз по серпантинам городских улиц, я оказался буквально под высоким, соединяющим оба берега, полотном моста. В загашнике у меня имелось ровно два часа свободного времени, и я направился вдоль правого берега реки в сторону океана. До океана там было далеко, а меня остановила плотная масса людей, собравшаяся на широкой набережной. Пробраться сквозь эту массу на велосипеде не представлялось возможным, я спешился и решил выяснить, по какому поводу тут такое скопление народа. По большей части, здесь присутствовала молодёжь. Она галдела, тёрлась в плотных скоплениях, была слегка оживлена без видимых причин к веселью, закупала в редких временных торговых палатках пиво, была зациклена на отдельные компактные группы, которые, казалось бы, находили какие-то общие темы для разговоров, диффузировала сквозь беспорядочные сгустки больших или меньших тусовочных новообразований. По идее, так должен выглядеть перформанс броуновского движения в концептуальном исполнении, говоря современным языком искусства, где молодые люди исполняют роли атомов и молекул. Я внедрился в этот перформанс без ведома режиссёра, как инородная частица, и посредством флуктации и естественной силы Архимеда невольно выдавливался на периферию. Человеческий конгломерат, образовавшийся на берегу Рио-Тежо, отторгал меня, как чужеродную единицу. И это было естественно. Я не имел ни малейшего понимания, что здесь происходит, по какому поводу собрались и, вообще, зачем случай занёс меня в это странное и многочисленное общество.

«Не так ли выглядит и вся наша цивилизация? – подумал я некоторое время спустя. – Та же бесцельность, спонтанность, случайные соприкосновения, связи, отторжения, вновь притяжения, появление новых генераций, уход старых, а в итоге – пустая вселенская тусня». Просто кто-то показал мне фрагмент нашего существования в его испепеляющей правде и конкретных реалиях, без купюр и розового флёра философских наслоений. Будто поставил он передо мною истинное зеркало жизни и сказал: – На, смотри, и если что-то поймёшь, попробуй передать словами. Но передавать здесь абсолютно нечего. Да и слов к этому не подобрать.

Я приношу свои извинения перед случайным читателем за эклектичность и некоторую хаотичность этой главы. Но и сам Лиссабон таков. Он многослоен, пёстр, фундаментален, красив без самолюбования, местами роскошен, целен, уместен, как обособленный историко-архитектурный объект, впечатляющ, но ненавязчив. Таких мест на Земле очень мало. Кто хоть раз видел этот город, тот навсегда оставит о нём память в своём сердце.

В моей же памяти почему-то более всего запечатлелись два эпизода. Один я зафиксировал в многоярусном квартале старого города: в рядовом кафе-забегаловке с выставленными на улицу столиками сидит весьма импозантная дама средних лет в изящном белом костюме и в не менее изящной белой шляпе с широкими полями, бегущими по кругу, как плавная океанская зыбь. Она, не торопясь, при помощи столового прибора, напоминающего больше вязальный крючок, выуживает из мелких речных ракушек их содержимое и с явным удовольствием жуёт его и глотает за милую душу. Эти небольшие ракушки тут же варятся на высокой витрине забегаловки в прозрачной ёмкости, напоминающей аквариум для рыб. Я видел, как в часы отливов на прибрежных отмелях Рио-Тежо доброхоты собирают их в специальные корзины или торбы. Но моим вниманием завладела дама. Мне всегда казалось, что такие элегантные и строгие женщины питаются если не воздухом, то святым духом. А здесь такое прилюдное разоблачение. Мне на миг показалось, что я подсматриваю в замочную скважину чужого дома по наводке подвернувшегося под руку беса. С тех пор во мне присутствует навязчивое чувство, что та дама до сих пор сидит за столиком кафе старого города и методично достаёт португальским крючочком на длинной витой ручке мякоть пресноводных моллюсков из Святой Полноводной Реки, опоясывающей древний Лиссабон.

Второй эпизод – это помещённый в витрине дорогого ресторана крупный, желтовато-коричневый краб. Он оказался живым. Это можно было определить по эпизодическим и весьма вялым шевелениям его ног и слабым сокращениям большой передней клешни. Сегодня-завтра он будет съеден каким-нибудь туристом, который укажет на него пальцем и сытым голосом скажет: «О ля-ля! Я хочу его к обеду. А к нему – непременно бутылочку Москателя»… Я подошёл ближе к почти неподвижному крабу и увидел его выпуклые фасеточные глаза. Сколько тоски и укоризны было в его взгляде! Но я ничем не мог помочь бедняге. У меня даже не было денег, чтобы выкупить его и отпустить в родную стихию. Я мог только сожалеть о его участи и столь бесцеремонном обращении перед его неизбежной кончиной. Наверное, все мы в той или иной степени похожи на этого краба. Ведь рано или поздно придёт кто-то невидимый, укажет на нас пальцем, и уйдём мы в ненасытный и прожорливый рот вечности. И некому будет нас выкупить и спасти. Единственное упование на то, что мы всё-таки не крабы, и наше физическое существование не последний этап в этой жизни.

14.05.1993. На входе в Бискай

Лиссабон за кормой. – Кабу-де-Рока. – В балласте через Бискайский залив: подробности. – Яхта.

Adeus, Lisboa! Мы опять на входе в Бискай, но с другой стороны. В Лиссабоне мы успешно выгрузили пшеницу, зачистили трюма и в балласте пошли на Испанию, на её северное побережье. Я уносил с собой свои впечатления о Лиссабоне, как об одном из лучших городов на свете. И если говорят, что Киев – мать городов русских, то Лиссабон можно смело назвать отцом городов португальских и бразильских, поскольку именно португальцы открыли и освоили Бразилию и придали ей статус государства. А Рио-де-Жанейро по своему местоположению и великолепию может соперничать только с Лиссабоном. Уверен, когда строили Рио, всё время оглядывались на далёкую португальскую столицу – город на реке Рио-Тежо. И, видя его вживую и вспоминая о нём, всё время хочется восклицать: «Ах! Лиссабон, Лиссабон!»

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«Ide Min» известная в парусном мире крупная шхуна под нидерландским флагом, которая регулярно участвует в международных парусных регатах. Часто привлекает на свой борт студентов различных вузов для прохождения морской практики и пополнения бюджета на содержание самого судна (длина 41 м., ширина 6 м., общая площадь парусов 564 м2). Так совпало, но именно в день нашего прихода в Харлинген на «Ide Min» завершились большие реставрационные работы (капитальный ремонт), и она получила новый морской сертификат на дальнейшую эксплуатацию. И, скорее всего, мы наблюдали очередной студенческий экипаж, вышедший на палубу после соответствующего банкета.