Гайда! - Нина Николаевна Колядина

– Тьфу на тебя! – сплюнул хромой. – В какой тюрьме? На родину он подался, на Дон куда-то. Алексей Максимыч казаком родился, казаком и помрет.

Дальнейшего разговора Аркаша не услышал – перед Соборной площадью он свернул в Поповский переулок, где находился госпиталь, в котором работала Наталья Аркадьевна. Мужики же пошли своей дорогой.

«Давно я здесь не был, – подойдя к воротам госпиталя, подумал Аркаша. – А ведь когда-то чуть не каждый день ходил маму встречать…»

Он вспомнил, как восьмилетним мальчиком первый раз пришел к матери на работу. Дома ему было скучно, новых друзей в Арзамасе он завести еще не успел, вот и решил дойти до маминой больницы – посмотреть, как она там устроилась. Едва мальчик вошел в помещение, как его тут же окружили женщины в длинных белоснежных передниках и таких же белых, закрывающих волосы косынках, завязанных на шее сзади, – сестры милосердия.

– Это к кому же такой симпатичный молодой человек пожаловал? – с улыбкой обратилась к Аркаше одна из них.

– К маме! – доложил мальчик.

– И кто же твоя мама? – поинтересовалась женщина.

– Так это, верно, нашей новой акушерки сыночек, – внимательно разглядывая Аркашино лицо, предположила другая. – Вы только посмотрите, как на нее похож!

Из палаты, расположенной в другом конце коридора, вышла Наталья Аркадьевна. Увидев сына, удивилась:

– Адя, ты зачем пришел?

На этот раз мать он увидел издалека – она стояла на крыльце больницы, прижавшись к входной двери. Только так можно было укрыться от косого дождя, от которого почти не спасал нависающий над крыльцом козырек.

«Воздухом вышла подышать, – догадался Аркаша. – У них там задохнуться можно».

В переполненных палатах, где с трудом удавалось протиснуться между койками, от смеси запахов медикаментов, человеческого пота, крови, мочи, сочившегося из ран гноя, табачного дыма стояло такое зловоние, что посетители, пришедшие в больницу с улицы, едва не теряли сознание. Этот запах за несколько минут успевал впитаться в одежду, волосы, кожу. Что уж говорить о тех, кто здесь работал!

Увидев сына, Наталья Аркадьевна задала ему тот же вопрос, как и тогда, пять лет назад:

– Адя, ты зачем пришел?

Потом на ее лице появилась тревога:

– Случилось что?

– Нет, мамочка! Ничего не случилось, – успокоил мать Аркаша. – Хотя, случилось, но хорошее: к нам сегодня человек один приходил, от папы. Вот я и не утерпел – прибежал тебе рассказать. А ты скоро домой пойдешь?

– Какой человек? – не ответив на вопрос мальчика, спросила Наталья Аркадьевна.

– Папин фронтовой товарищ, – пояснил Аркаша и снова поинтересовался:

– Ты когда работать закончишь? Я бы тебе по дороге все рассказал.

– Да вот еще двух раненых обработаю, и на сегодня все, – сказала Наталья Аркадьевна и, распахнув входную дверь, жестом пригласила сына войти в помещение. – Подожди меня, если хочешь.

Мальчик на секунду замешкался – войдешь, вся одежда пропитается зловонным больничным запахом, который несколько дней не выветрится. Ладно, плащ – его можно на это время где-нибудь во дворе повесить. А форменная тужурка? В ней ведь завтра в училище идти! И все-таки он решился – в конце концов, и мама, и ее коллеги вдыхают это амбре по многу часов подряд. Раньше такого не было. Раньше вообще все было по-другому…

Когда Аркашина мама начинала работать в Арзамасской больнице, в родильном отделении имелось всего четыре койки, и даже если все они были заняты, новоиспеченная акушерка легко справлялась со своими обязанностями.

Война многое изменила. С фронта в Арзамас начали поступать раненые, которых, после оказания им первой помощи в войсковых лазаретах, отправляли на лечение в тыл и размещали в специально оборудованных госпиталях и городских больницах. У врачей и прочего медицинского персонала работы прибавилось настолько, что люди от усталости валились с ног. У Натальи Аркадьевны появились новые обязанности: она обрабатывала раны, делала перевязки, переворачивала тяжелобольных… Работы с каждым днем становилось все больше и больше – поток раненых не прекращался.

Сделав несколько шагов по узкому, плохо освещенному коридору, Аркаша уперся в спинку железной больничной койки, на которой лежал укрытый серым одеялом человек. Вдоль стены, впритык к этой койке – спинка к спинке – стояла еще она, такая же, за ней – третья. На каждой из кроватей тоже лежали раненые. Такого в больнице Аркаша еще никогда не видел. Впрочем, он давно не заходил к матери на работу.

– В палатах свободных мест не хватает, вот и размещаем людей в коридоре, – заметив его растерянность, сказала Наталья Аркадьевна.

Она подошла к одному из раненых – молодому, лет двадцати трех, парню – и, наклонившись над ним, спросила:

– Ну, кто у нас тут?

Потом поднесла карту больного поближе к глазам и вслух прочитала:

– Так, Константин Яковлев. Осколочное ранение живота, внутренние органы не повреждены, уже хорошо… Ага, гнойная инфекция образовалась. Ну, сейчас мы твои болячки обработаем.

Резким движением Наталья Аркадьевна сорвала с живота парня пропитанную кровью и гноем марлю. Раненый вскрикнул.

– Потерпи, потерпи, дружок, – уговаривала солдатика сестра, обрабатывая ему рану, – не так уж все и плохо…

– Сам знаю, – морщась от боли, процедил тот, – видел, как из людей кишки вываливались. Моя-то рана не смертельная, я ей даже рад. Вот подлечусь тут у вас и домой поеду. К мамке в деревню. И никаких тебе больше окопов, пуль, снарядов! Всё! Кончилась для Костика война! Правильно я говорю, парень?

Аркаша понял, что вопрос адресован ему, но что ответить солдатику, не знал, поэтому постарался изобразить на лице улыбку и молча пожал плечами.

Оставив Костю, Наталья Аркадьевна подошла ко второму раненому, который показался мальчику глубоким стариком. Он даже удивился – разве таких призывают в армию и уж тем более отправляют на фронт? Лицо раненого, худое, серо-землистого цвета, было изрезано морщинами, напоминающими борозды на вспаханном поле. Щетина на впалых щеках и усы с проседью добавляли солдату возраста.

Раненому требовалось поменять повязку на ноге, вернее, на той ее части, которая осталась от нижней конечности – половине бедра.

– Вот Петровичу не повезло так не повезло – на мину наступил! – раздался веселый голос Кости. – Поперся из окопа с германцами брататься! Надо тебе было? А, Петрович? Вот ходи теперь на одной ноге!

– А ты-то чему радуешься? – усмехнулся старый солдат. – Домой собрался? Как бы не так! Вот залечат твои болячки, и прямиком на фронт. Хорошо, если домой дадут заехать, а то прям на передовую, в окопы. Под мамкиной юбкой не спрячешься.

– Как это? – растерялся Костя. – Я ведь раненый, а раненых на фронт не отправляют.

– Так это ты пока раненый. Но ведь не сильно. Кишки-почки-печенка и – что там еще у людей есть? – все цело, все на месте. А болячки заживут и отвалятся, и будешь ты снова здоровенький, к службе готовый. Вот так-то! – поддразнил молодого солдата Петрович и подмигнул Аркашиной маме:

– Верно, сестра?

– Может, и