Высокое напряжение - Андрей Кивинов

– Почему ругался?

– Может, и не ругался, но взволнован был не в меру. А после и говорит мне: «Я уезжаю, Коля, давай рассчитаемся». Тогда-то мы и поскандалили из-за электричества…

– Это мы в прошлый раз слышали. Что-нибудь новенькое изобрази.

– Потом в комнату меня пригласил, отстегнул сто тонн сверху платы и говорит: «Запомни, Коля, я у тебя не жил, и ты меня не знаешь. Вот телефон, если кто-нибудь на днях будет меня искать, дай знать. Мне дай знать, а не им». Я ему: «Понятное дело». Все, потом он укатил.

– На такси?

– На такси. Шепнул на прощанье, что, не дай Бог, болтану где, меня из-под земли достанут. Я посидел немного дома – и на вокзал. Клиента искать нового. Вот Юру и надыбал. А на другой день на дачу вернулся.

– Ты звонил после убийства по этому телефону?

– Нет, не стал. Пошли они все подальше со своими заморочками.

– Телефон с собой?

– Нет, он на кухне, на холодильнике стоит.

Пауза. Оперы переглянулись.

– Номер, номер, спрашиваю, с собой?

– Да, да, в кошельке.

Николай Филиппович достал небольшое складное портмоне:

– Вот. Это двойка. У меня почерк такой.

– Расшифруем. Паша, пробей-ка номерок.

Гончаров принялся накручивать диск телефона.

– Ребята, мне-то что делать? – взмолился насмерть перепуганный дачник. – Он ведь догадается.

– Ну и что? Ты ему вот что скажи: я, мол, честный гражданин и не боюсь умереть от ваших бандитских лап. Шучу, дорогой. Езжай на дачу, никто тебя не тронет. Позаботимся. Нам что, лишние «глухари» нужны? Но покамест, однако, продолжим.

Белкин выдвинул один из ящиков стола и достал запечатанный полиэтиленовый пакетик с одноразовым шприцем. В связи с тем что кабинеты следователей были буквально завалены вещдоками, которые зачастую навсегда терялись в кучах барахла, наиболее важные улики оперы предпочитали хранить у себя.

– Знакомая вещица?

– Вроде шприц.

– Сами видим, что не телефон. Чей шприц?

– Не знаю.

– Как так? Обнаружен и изъят из вашей отдельной квартиры в присутствии господ понятых. Вы, Николай Филиппович, часом не наркоман? Надо бы ваш участочек дачный проверить. Глядишь, снимем урожай дикорастущей конопли.

– Да не мой это шприц. Мне уколы последний раз пять лет назад кололи, когда желтуху подцепил. И то не дома, а в больнице.

– Так чей «баян»-то? Ну, в смысле, шприц?

– Не знаю. Может, Марат оставил? Он же спешил.

– Может. Все может. Только не хочется мне по-новой вам песни петь про дачу ложных показаний. Что за дачу можно лишиться дачи. Ничего сказал? Поэтому идите, Николай Филиппович, и снова думайте. Про дачи. И как говорят наши отечественные бандиты: «Не дай Бог, случится „непонятка“ – сразу начнется разборка». Все, уважаемый, свободен.

Младенца нашли в мусорном баке. Завернутого в рваную белую тряпку с розовыми полосками. Нищий, пытаясь добыть в мусоре что-нибудь съестное, наткнулся на сверток, а развернув, выронил и убежал.

Младенец был похож на куклу. Вовчик видел как-то в супермаркете такую. С открывающимися глазами и ртом. Сто долларов.

Но это была не кукла. Когда-то живое существо, которое, едва появившись на свет, успело оазве что глотнуть воздуха и крикнуть. А потом… Что было потом, может определить только экспертиза.

Белкин осторожно разорвал окровавленную тряпку. Мальчик. Длинная пуповина переплела крохотные ножки. Вовчик выпрямился и огляделся.

– Старый, давай подальше от бака отнесем. Вон, на траву, – обратился он к стоявшему рядом участковому.

– Велели не трогать, пока эксперта с медиком не будет.

– Плевать. Что ж ему у помойки лежать?! Не мусор же.

Белкин, ухватившись за краешки тряпки, приподнял ребенка и перенес на траву.

– Вот суки, – вздохнул участковый. – Зачем рожать-то, если не хочешь? Аборт сделай, а если прозевала, оставь в больнице. Гробить-то на хер?

– Может, мертвый родился?

– Сомневаюсь. Зачем тогда в мусор бросать?

– Да мало ли? Хоронить сейчас дорого.

– Что за житуха?! Чернуха сплошная. Вот что показывать надо, а не «настоящую Америку». Настоящую Россию. Козлы.

К кому была обращена последняя реплика, участковый не уточнил, а Вовчик и не переспрашивал. Русский язык тем и хорош, что одним, весьма простым словом можно очень точно передать настроения и свои чувства.

– Откуда принести могли?

– Да откуда угодно. Вон, две женские общаги, с той стороны еще одна. И домов куча.

– «Глухарь» значит. По общагам, конечно, можно пробежаться, с комендантами поболтать, а по домам как ходить? Здрасьте, это не вы там в помойку дите выкинули? Тьфу…

Вовчик снова склонился над тельцем. Сегодняшний случай был, к сожалению, не так редок. Убийства новорожденных – весьма распространенное преступление. И, как правило, нераскрываемое.

– Дождись группу, – немного помолчав, обратился Белкин к участковому. – Я этот подъезд обойду, три окна рядом, может, видел кто-нибудь.

Что именно должен был видеть этот «кто-то», Вовчик тоже не стал уточнять. Все и так понятно. Козлы.

ГЛАВА 7

– Ты версии начальнику РУВД будешь строить или проверяющему из Главка. А нам они без надобности. Когда будет за этим столом Марат-акробат сидеть в наручниках, вот тогда и будем умничать.

– Да не строю я версий. Так просто рассуждаю.

Казанцев недовольно скомкал испорченный бланк «усовки» – запроса в информационный центр для проверок на судимость – и метко закинул его в корзину.

– Не, писать бумаги в такую жарищу строго противопоказано. У тебя в поликлинике никакого блата нет? Справочку бы сотворить, что товарищу Казанцеву К. Н. категорически запрещено писать какие-либо бумаги – позволительна лишь роспись в ведомости на зарплату – в связи с тяжелым состоянием здоровья. Ну, или что-нибудь в таком духе. Представляешь, поднял бы меня начальник РУВД на совещании, начал бы вставлять по поводу какого-нибудь ОПД, а я раз и справочку на стол, извиняемся, мол, не можем.

– Тогда после совещания тебе все же пришлось бы написать одну бумажку – рапорт на увольнение. Наше министерство держится на трех китах – на бумагах, процентах и проверяющих. И если один кит утонет, ведомство тоже рискует пойти ко дну. Черт, где там Белкин с мичуринцами? Время пить «Херши».

Как бы услышав вопрос Гончарова, на пороге «убойного» кабинета возник Вовчик.

– Виноват, господа. Сами знаете, наш суд – самый тягомотный суд в мире. Я уж и так и эдак. А мне все одно талдычат: «Вы оказывали психологическое давление на подсудимого? Он утверждает, что оказывали. А еще он утверждает, что вы заставляли его курить наркотики и под их влиянием он дал вам обличающие себя показания». Я им: «Ясное дело, заставлял. Двое ему рот раскрывали, а я дым вдувал». Тут они давай мне вопросы наводящие задавать, один другого умнее. А не обзывал ли я товарища «козлом»? А не угрожал ли товарищу тюрьмой? Мне в конце концов надоело, я и спросил: «Граждане участники процесса, скажите толком, что вам от меня надо? Мне на задержание ехать пора». А они опять за свое: «Не было ли у вас внутреннего убеждения, что подсудимый не виновен…» Насилу вырвался. Ну что, ломанулись?

– Да, поехали. И так опаздываем.

Время близилось к шести вечера. Номер телефона, полученный от дачника, был установлен в гостинице «Северная», на другом конце города. Днем Казанцев сгонял в отель, навел справочки и узнал, что в одной из комнат второго класса, то есть с телефоном, действительно проживает парнишка по имени Марат, по фамилии Гасымов, по профессии коммерсант. Вероятно, на букву «Б».

Как пояснила всезнающая коридорная, господин Гасымов живет один в двухместном номере, оплачивая обе койки. Раньше семи в отель не возвращается, посторонних антиобщественного поведения не приводит, в употреблении спиртного и женщин замечен не был, вежлив, морально устойчив, внешне приятен.

Приятность внешности «убойный» отдел не интересовала, но за остальное Казанцев сказал милой женщине большое милицейское «мерси», а заодно успел забить с ней стрелочку завтра вечером у Мариинского театра. Коридорная, оказывается, балет обожает. Какое совпадение. Надо же, Казанова тоже без него жить не может.

Сейчас, взяв напрокат служебный «жигуль» начальника районного розыска, пару жилетов и дубинок, господа дружно двинулись к «Северной».

Ломать голову над задержанием Марата не стали. Простота – залог успеха. В городе канун Игр Доброй Воли, вся милиция на ушах, чистка гостиниц – вещь обычная. Здрасьте, это мы, будьте любезны «аусвайс». Ах, нету? Хо-хо, тогда пошли. А бронежилеты с дубинками – на случай непредвиденных глупостей.

В машине, чтобы скоротать час дорожного времени, Белкин вновь принялся излагать правдивые истории из своей жизни:

– Меня постоянно по судам таскают. Чуть кто в отказ – Белкин, ну-ка, бегом сюда, давайте разбираться. А одна мамаша ворюги малолетнего, знаете, что удумала? Пришла ко мне, пока отпрыск ее суда в тюрьме ждал, и давай меня трехэтажным крыть. Такого наплела, в гопкомпании не услышишь, и все больше с уклоном в эротику. Я, сами понимаете, ответил. Поскромнее, но ответил.