Та сторона - Теодор Картер

вспомнил про аналогию пещеры, о которой говорила Кейт. Я не был удивлен, но глубоко задумался. В этот раз мне не было страшно, одна интрига кружила надо мной. Где-то там, сзади меня, горит огонь, и то, что нагло сверлит мою спину, не подвластно моему сознанию. Но эти тени… Они настоящие. Я не могу увидеть этих существ, потому что не способен их воспринимать, однако их силуэты, очерченные мерцающими бликами огня – вот что они представляют для меня. Тогда я понял, что вижу не тени этих существ, я вижу самих существ в доступном для моего восприятия виде. Я присмотрелся к одной из них и не сказал – подумал: «Кто Вы?»

В одно мгновенье вагон скрутился трубочку. Дальняя дверь сдавилась и начала втягивать все то, что окружало меня. Весь мир превратился в точку – в одну лишь точку в дальнем конце вагона, куда притягивалось все живое и неживое. Туда летели тени окружавших меня существ, туда летели окна, сидения и я сам. Однако ничего рушилось, не отделялось друг от друга. Вещи растягивались как резинка, скручивались спиралью и неслись. Я не чувствовал хода времени, не чувствовал ничего, и отсутствие возможности двигаться казалось мне нормальным. Весь вагон вытянулся в длинную спиралевидную трубу и, как воронка всасывает воду, дальняя дверь всасывала вагон, уже утративший рациональный вид. Он превратился в месиво… Нет, не в месиво, он превратился в кашу всевозможной материи и всевозможных видов ее деформации, и в ту секунду, когда я упал в ту самую дверь, я снова оказался в том же самом вагоне, который снова приобрел привычный вид. Девушка, сидевшая напротив меня, посмотрела на меня так, словно я умалишенный, а щенок, высунув язык, любопытно таращился на моё лицо.

Я глубоко вдохнул и сглотнул слюну. Сжимая кулаки и крутя головой, я разглядывал пальцы и радовался возможности двигаться. С этой секунды я уже не боялся. Вагон нес меня навстречу неизвестности и мне до жути хотелось в нее окунуться. Однако что меня ждет? Я не знаю ни черта, но от этого лишь сильнее пьянили меня мысли!

10

Лондонский пригород разросся за те годы, которые я не посещал его. Фешенебельные коттеджи громоздились один за другим, и мне нравился этот маленький светский мир. За черными трубами, пронзающими небо, отхаркивающими едкий дым в его атмосферу, раскинулись трущобы местных работяг, людей согнутых, искалеченных, но еще живых, а за постройками людей знатных, тех, что славились лоском своих дворов, находились дома поменьше, а за ними еще поменьше, еще и еще, пока не превращались в руины, развалины прошлого. Именно в одном из таких кварталов я отыскал старуху Клеменсе три года тому назад, и в один из таких кварталов мне нужно было идти за Дядюшкой Генри.

Черный кот по-прежнему шел за мной, пристроившись к левой ноге. Дать ему имя я не решался, неизвестно, что это за нечисть вообще. Проходя мимо презентабельных и помпезных домов, я не мог не замечтаться о том будущем, что ждет меня впереди. Видите ли, для тех, кто молод, красота жизни – дело будущего. Пока ты молод ты не живёшь, а только лишь планируешь жить; прикидываешь варианты различных событий, приведших тебя к тому собирательному образу, которым однажды станешь ты сам. В грезах проходили минуты, складываясь в часы. После всего того, с чем мне пришлось столкнуться, я хотел покончить с этими делами до наступления сумерек. Не хватало мне бродить по этим улицам в потемках, чтобы моя бурная фантазия навыдумывала еще сотни причин не выходить из дома.

На моем пути трехэтажные коттеджи становились двухэтажными, старела отделка домов, загрязнялись улицы. Сначала уменьшалось количество этажей и площадь построек, затем начали попадаться и вовсе покинутые дома. Тишина прокрадывалась сквозь стены, и запах гнили ударился в мою голову. По улицам забродили пьяные, шатающиеся люди. Когда худощавые дети в оборванных тряпках на теле начали впивать в меня зрачки, я понял, что наконец добрался. Я остановился возле низенького дома, от которого до сих пор веяло жизнью (не знаю как это объяснить) и постучался:

– Дядюшка Генри! – позвал я. В ответ мне послышался беспорядочный шорох и частый топот. Я не знал, насколько сильно время покорежило его лицо и готов был удивиться. Однако он открыл дверь, и удивило меня иное.

– Здравствуй! – сказал он мне слегка хриплым голосом, щурясь в мое лицо. – А я тебя помню! Возился тут с ребятишками, а кота твоего звали… хм… кажется, Бенджамин. Проходи, – пригласил он меня.

Я не мог ошибаться, не мог быть не прав. Когда дверь открылась передо мной должен был оказаться старик с сединой и проплешинами в волосах, сгорбленный, угрюмый, но он совсем не изменился с тех самых пор, только голос его слегка поддался влиянию времени.

Я осторожно вошёл, за моей спиной защелкнулся механизм дверного замка. Его дом был маленьким, но уютным. Один из тех домов, в которых хочется провести сладостную сиесту. На газовой плите неторопливо закипал чайник, на столе расставлены чашки, ложечки и конфетница, словно он кого-то ждал. Его старинные картины, которые я запомнил еще в детстве. Они всегда наводили ужас. Размазанные лица в страхе перед чем-то невозможным и неописуемым источали зверские крики и пожирающую боль. Юные красавицы в самом прекрасном своём обличии терпели муки предательства. На холстах не было никаких картин – сплошные чувства.

– Видимо, ты не стал останавливаться возле своего дома, – сказал он мне с трясущейся улыбкой.

– Да… – я запнулся, – Нет, не стал, а откуда Вы…

Он рассмеялся, обнажая ряды жёлтых зубов, и по-отцовски похлопал меня по плечу.

– Если бы ты решил остановиться возле своего дома и посмотреть на то, что от него осталось, то пришел бы ровно к тому моменту, когда закипел бы чайник, – в эту секунду он засвистел. – А вот и он!

– То есть Вы знали, что я приду?

Дядюшка Генри прошел к плите и снял чайник. Взгляд его неожиданно поник и стал пустым, словно одна из уродливых гримас на стенах ожесточилась гранью двухмерности, и вылезла из картины.

– Еще когда ты приносил мне своего кота, я видел эту встречу… Так, значит, Кейт сейчас в коме?

Мне нечего сказать. В этот момент я сдался. Я оставил всю эту псевдомагическую демагогию на произвол судьбы и не пускался ни в какие разъяснения. С застывшим выражением лица я продолжил стоять на пороге, молча ворочая в голове его слова и его внешний вид, который ни капли не изменился. Меня