Другой Ленин - Александр Майсурян

— Я стоял, — рассказывал потом Горький, — чурбаном, абсолютно не понимая, что делает и для чего это делает Ленин. Не с ума ли он сошел?

Наконец Горький воскликнул:

— Что это вы делаете?

— Смотрю, — невозмутимо отвечал Ленин, — не сырые ли простыни.

Писатель опять ничего не понял. «Зачем ему нужно знать — какие в Лондоне простыни?» Поступок Ленина, заметим, был чисто рахметовским — абсолютно непонятным на первый взгляд, но в то же время, как выяснилось, тщательно продуманным.

— Слава аллаху, — завершал свой рассказ Горький, — мое смущение и недоумение быстро окончились: Ленин, подойдя ко мне объяснил, что в Лондоне климат очень сырой, даже летом, и нужно тщательно следить, чтобы постельное белье не было влажным. Это очень опасно и вредно для лиц, как я — Горький, — с больными легкими.

— Простыни-то совсем сырые, — посетовал Владимир Ильич, — надо бы их посушить, хотя бы перед этим дурацким камином!.. Вы должны следить за своим здоровьем.

Вся эта сценка оставила у Горького «несколько комичное впечатление». В 1913 году Ленин снова писал Горькому: «Расхищать зря казенное имущество, т. е. хворать и подрывать свою работоспособность, — вещь недопустимая во всех отношениях».

Большевичка Ольга Лепешинская вспоминала, как однажды в Красноярске Владимир Ильич спросил у нее (она в это время ожидала ребенка):

«— Чего бы вам сейчас хотелось поесть?

— Мой младенец хочет омаров…

Я решила пошутить так, считая, что просьба моя невыполнима. Однако Ильич, схватив фуражку, быстро вышел из дому, раздобыл в каком-то магазине консервы из крабов и преподнес их мне, к моему великому смущению».

Подобное внимание к здоровью окружающих Ленин проявлял и позднее, до конца жизни. В дни Октября он заметил, что один из товарищей буквально падает с ног от усталости. И распорядился строго: «Спать, вам надо спать. Вы бы, товарищи, поставили к нему пару красногвардейцев и заставили бы его выспаться. — Потом обратился к самому «провинившемуся»: — Вы, быть может, обиделись на меня? Я не хотел вас обидеть, но вы валитесь; и для дела, и для здоровья вам нужно 3–4 часа отдохнуть».

Сам Ленин признавался приблизительно тогда же: «Моя мечта — полчасика вздремнуть».

Его секретарь Лидия Фотиева вспоминала такой эпизод: «Доктор Кожевников, который лечил Ленина, рассказывает, что 7 ноября 1922 года он был у Владимира Ильича и сказал ему, что собирается идти на Кремлевскую стену — смотреть с нее парад и демонстрацию. Владимир Ильич сейчас же спросил, достаточно ли тепло он одет. Узнав, что доктор одет в осеннее пальто, Ленин стал настаивать, чтобы он взял его шубу. Доктор Кожевников, взволнованный и смущенный, долго отказывался, но Ленин так настаивал, что тот вынужден был согласиться и простоял на Кремлевской стене несколько часов в шубе Владимира Ильича…»

Вообще в общении с товарищами Владимир Ильич бывал очень любезен и обаятелен. Своим домашним гостям глава правительства вежливо подавал пальто и даже галоши. В. Адоратский вспоминал их встречу после революции: «Я не видал его с 1912 года. На мой взгляд, он нисколько не изменился. Это был тот же веселый, милый, простой Владимир Ильич. Мы с ним поцеловались». Однажды такими поцелуями Ленин стал обмениваться со своими старыми друзьями на глазах у огромного зала. Участник этого заседания С. Зорин вспоминал:

«Кто-то недоумевает:

— Ильич целуется! Ильич может целоваться?!»

«Надо попробовать достать дно». В спорте (включая охоту, рыбалку, шахматы) Ленин обычно проявлял себя по-мальчишески азартным. «Владимир Ильич ничего не умел делать наполовину, — замечала Н. Крупская, — не отдаваясь делу со всей страстью». Любил плавать, нырять и непременно старался в самых глубоких местах реки или озера «достать дно». Полотенцем после купания не пользовался, надевал рубашку прямо на мокрое тело, объясняя: «Так лучше, свежесть дольше остается».

Вот характерный рассказ большевика Владимира Бонч-Бруевича о Ленине как пловце:

«Несколько раз я ходил с ним купаться, и так как он был замечательный пловец, то мне бывало жутко смотреть на него: уплывет далеко-далеко в огромное озеро, линия другого берега которого скрывалась в туманной дали, и там где-то ляжет и качается на волнах… А я знал и предупреждал его, что в озере есть холодные течения, что оно вулканического происхождения и потому крайне глубоко, что в нем есть водовороты, омуты, что, наконец, в нем много тонет людей и что по всему этому надо быть осторожным и не отплывать далеко. Куда гам!

— Тонут, говорите… — переспросит, бывало, Владимир Ильич, аккуратненько раздеваясь…

— Да, тонут, — вот еще недавно…

— Ну, мы не потонем… Холодные течения, это неприятно… Ну, ничего, мы на солнышке погреемся… Глубоко, говорите?..

— Чего уж глубже!..

— Надо попробовать достать дно…

Я понял, что лучше ему ничего этого не рассказывать, так как он, как настоящий, заядлый спортсмен, все более и более каждый раз при этих рассказах начинает распаляться, приходить в задор…»

Поныряв вволю, Ленин крикнул: «Дна не достал, там шибко глубоко. Хо-р-р-о-о-шо!»

После купания: «Доволен из всех сил… Хвалит озеро… Хвалит разнообразную температуру… Говорит, как попал в холод — словно обожгло, — а потом на солнышко. И нырял глубоко: ни травы, ни дна, ничего не видно, даже темно в воде…»

«Ну-ка, кто со мной вперегонку?» В селе Шушенском во время ссылки, купив в Минусинске коньки, Ленин и утром, и вечером бегал на реку кататься. В ноябре 1898 года он сообщал родным: «Теперь у нас явилось новое развлечение — каток, который отвлекает сильно от охоты». Спустя пару месяцев: «На коньках я катаюсь с превеликим усердием. Глеб (Кржижановский. — А.М.) показал мне в Минусе разные штуки (он хорошо катается), и я учусь им так ретиво, что однажды зашиб руку и не мог дня два писать… А моцион этот куда лучше зимней охоты, когда вязнешь, бывало, выше колен в снегу, портишь ружье и… дичь-то видишь редко!»

Местные жители, по словам Крупской, «поражались разными гигантскими шагами и испанскими прыжками» Владимира Ильича. Старый большевик Пантелеймон Лепешинский вспоминал, как состязались между собой товарищи по ссылке: «Во всех видах спорта (особенно же в игре в шахматы) Ильич всегда первенствовал… Высыпает, например, своя компания на гладкий лед замерзшей реки, чтобы «погиганить» на коньках. Возбужденный и жизнерадостный Ильич уже первый там и задорно выкрикивает: «Ну-ка, кто со мной вперегонку»… И вот уже несколько пар ног на славу работают, «завоевывая пространство». А впереди всех Ильич, напрягающий всю свою волю, все свои мышцы, наподобие излюбленных персонажей Джека Лондона, лишь бы победить во что бы то ни стало и каким угодно напряжением сил».