Аминазиновые сны, или В поисках смерти - Изольда Алмазова

На вопли Лаврентьевой прибежала Ксения Александровна и бросила недовольный взгляд в сторону Жанны, которая настороженно сидела на банкетке напротив туалета, но в разборки супругов не вмешивалась.

– Что здесь происходит? Почему не позвала меня сразу? – торопливо поинтересовалась Александровна.

– Там сначала все было тихо, а потом она вдруг начала кричать, – принялась оправдываться санитарка, поднимаясь с места.

– Давай отведем ее в палату и больше никаких посещений! Я обо всем доложу Ирине Федоровне и заведующей.

Александровна быстро выпроводила Лаврентьева из отделения и вывела упирающуюся Кристину из комнаты свиданий. Призвав Жанну на помощь, сестра потащила Кристину в палату, которая уже билась в истерике и плелась, едва переставляя ноги. Притихшие больные, находящиеся в коридоре, равнодушно наблюдали за этой сценой. Хотя некоторые женщины сочувственно покачивали головами, правда, не понимая до конца сути происходящего.

А после сделанного ей укола, Лаврентьева быстро успокоилась и вновь погрузилась в долгий ватный сон.

Глава 10.

Дни сменялись днями, но каждый новый день привносил что-то новое. Вернее, новых пациенток, потому что в режиме, установленным в отделении ничего не менялось. Кого-то сразу укладывали в шестую палату на освободившиеся места, кто-то проходил свой ад, лежа в коридоре.

Постепенно Кристина начала замечать, что слабость и апатия постепенно уходят и она чувствует себя бодрее, да и настроение заметно улучшилось. Она уже могла выходить в туалет без сопровождения и гулять по коридору. Выходя на эти прогулки, Лаврентьева охотно знакомилась с пациентками отделения, иногда даже выслушивала рассказы об их жизни и сочувственно кивала головой. Эти истории были весьма занимательны, но их нельзя было назвать счастливыми. Кристина понимала, что шизофренички много врут, а их болезненные фантазии всякий раз обрастают все новыми и новыми подробностями. Это было даже забавно, но иногда новые факты из жизни психичек вызывали у Кристины раздражение, а порой и отвращение.

В один прекрасный день у Кристины возникла странная идея записывать эти истории. Зачем? Она не знала, но чувствовала, что это ей зачем-то нужно. Возможно, сравнивая свою жизнь с жизнью других душевнобольных, ее история окажется не такой уж страшной и угнетающей. И когда она чувствовала себя нормально, девушка вытаскивала блокнот и записывала очередное слезливое повествование какой-нибудь сумасшедшей. Ей было плевать на то, что о ней подумают другие: мол, сидит, что-то пишет, наверное, совсем сошла с ума. Но здесь, в дурке, они все сумасшедшие, так что беспокоиться по этому поводу было просто бессмысленно. Сестры и больные тетки тоже не лезли к ней с расспросами, правда, за исключением одноглазой Веры Нежиной, которой все было интересно. Женщина пообещала рассказать историю своей жизни во всех подробностях и даже предложила записать ее на бумаге, если Кристина вырвет ей листок из блокнота. Кристина согласилась и на этом странная Вера от нее отстала.

Лаврентьевой очень хотелось услышать историю женщины в зеленом халате, но та была вне зоны досягаемости по причине полного отсутствия мозга. Они по-прежнему находились в одной палате, но дама в зеленом всегда лежала с закрытыми глазами и не проявляла признаков хоть какой-нибудь активности. Эта ненормальная словно выпала из действительности и вернется ли она когда-нибудь в мир было не известно. Много позднее Кристина узнала от других больных, что эта женщина выглядит сейчас много старше своих лет. Когда-то дама в зеленом была учительницей в школе, но связалась с оппозицией и после очередного пикета попала в ментовку. Женщины говорили, что она поступила в отделение вся в синяках и с вывихнутыми руками.

Но больше всего девушку привлекали обитательницы седьмой палаты, из которой часто раздавались громкий говор и смех. Кристина хотела бы оказаться именно в этой палате. Там уже долгое время находилась та странная одноглазая Вера, голос которой был слышен даже в коридоре. Сестры часто прикрикивали на неугомонную пациентку, но она не могла остановить свой словесный поток, постоянно рассказывая какие-то забавные или трагические случаи из своей жизни. В той же палате лежала и совсем юная рыженькая Оксана. Именно с ней первой познакомилась Кристина. Чуть позднее она сдружилась с Дашей Ильиной. По отделению Даша щеголяла в дорогущем импортном спортивном костюме и красивых шлепанцах, тем самым заметно выделяясь среди толпы больных, одетых в одинаковые безликие халаты. Двадцатисемилетняя Даша уже дважды побывала замужем за богатыми бизнесменами, имела маленького сына от второго брака и строгих родителей. Это обстоятельство сблизило девушек, потому что Кристина рассказала новой приятельнице о том, что и ее отец держал в черном теле, пока она не вышла замуж. И, увы, навещать ее в больнице родители по какой-то не известной ей причине не хотят. Даша ответила, что к ней родители приходят почти каждый день, но домой забирать почему-то не торопятся. Ильина совершенно не выглядела сумасшедшей, и Кристина подозревала, что та таковой и не является. Правда Даша говорила громко, иногда запутывалась в словах и очень быстро ходила, почти бегала по коридору и своей палате. А еще она как-то обмолвилась, что в дурку ее привезли родители, потому что после поездки в Египет она много истерила и кричала на всех, в том числе и на сына. Потом Дашка все же проговорилась, что в Египте принимала наркотики, родаки ее спалили и засунули в дурку лечиться. И добавила, что это большой секрет. Но для кого?

Да и в своей палате Лаврентьева нашла с кем общаться. В один из дней на соседнюю кровать положили девушку лет двадцати-двадцати трех по имени Лера. Она была высокой, очень красивой натуральной блондинкой. Кристину сразу же поразили нарощенные черные ресницы красавицы и пухлые губы. Лаврентьева даже подумала, что девушка работает моделью, но на самом деле красавица оказалась студенткой какого-то университета. Лера очень боялась оставаться в палате без Кристины, но Лаврентьева успокаивала красавицу, что лежачие старухи совершенно безобидны. Они живут в отделении уже давно по причине того, что их родственники наотрез отказывались забирать их домой. «Но почему их не отправляют в дом для престарелых?» – как-то удивилась Лера, но Кристина только пожала плечами, потому что ответа на этот вопрос не знала.

Любящая петь матерщинница Света, была алкоголичкой с огромным стажем. И ее дети, дочь и сын, просто боялись оставаться с ней наедине. Однажды напившись до поросячьего визга, пятидесятилетняя Света бритвой разрезала обивку кожаного дивана на узенькие полоски, а потом принялась резать и себя. Когда дети вернулись домой, то застали мать без сознания в луже крови. Правда, справедливости ради, дочь все же иногда