Самсон. О жизни, о себе, о воле. - Самсон

– Добро, – Матрос кивнул головой и отправился к своему строю.

Все свои внутризоновские сходки и терки я предпочитал проводить в кабинете начальника отряда, когда тот, закончив свой рабочий день, отправлялся домой. Бугор, у которого были ключи от кабинета, по первому требованию предоставлял мне свое помещение. Это было выгодно по многим причинам. Во-первых, не было посторонних ушей, и каждый мог высказываться открыто, не боясь последствий. Во-вторых, если бы во время «сходки» нагрянул ментовской шмон, то никто не догадался бы искать нас в кабинете начальника отряда.

Когда я вошел в кабинет, там уже ждали четверо представителей братвы. Каждый из них смотрел на меня глазами, в которых угадывались уважение, преданность и готовность исполнить любую мою волю, какой бы она ни была. Несомненно, они пришли сюда, чтобы спросить у меня совета как у смотрящего за зоной. Так было всегда, начиная с того момента, когда воровской общиной было принято решение ставить в каждой зоне смотрящего. Именно за ним оставалось последнее слово в решении любого вопроса.

– Здорово, братва! – кивнул я сидельцам.

В ответ послышались приветственные возгласы, и ко мне потянулись руки, испещренные разными наколками. Все происходило без лишней суеты. Здесь находились люди, которые знали, как себя вести в подобных ситуациях. Каждый из них выбрал свой путь и старался любым своим движением и жестом показывать окружающим свою принадлежность к верхушке блатного мира.

– Что за проблемы привели вас? – спросил я, обведя сидящих взглядом.

Слово взял смотрящий за общаком восьмого отряда по прозвищу Дикий. Его погоняло как нельзя лучше соответствовало внешности и чертам характера этого человека. Рост – выше среднего. Крепкое телосложение и жесткий уверенный взгляд заставляли большинство собеседников относиться к нему с уважением. Свое погоняло он получил, когда прибыл из Пермской колонии строгого режима, больше известной как «Белый лебедь». В свое время там проводилась всероссийская воровская ломка, которую устроили высшие чины из МВД, будучи уверены, что таким способом смогут лишить воровской мир верхушки. Туда отправляли не только воров в законе, но и тех, кто не желал подчиняться режиму и следовал воровским традициям. «Белый лебедь» был похлеще немецкого концлагеря времен Великой Отечественной войны. Там людей просто-напросто ломали – как физически, так и морально. Многие, вернувшись оттуда, так больше и не смогли стать прежними нормальными, уравновешенными людьми. Но Дикий смог. Правда, для этого ему пришлось очень долго ломать самого себя. Вначале он очень походил на неандертальца. Бросался на всех по малейшему поводу, независимо от того, кто это был – сиделец или мент. Всему виной были расшатанные нервы. Тогда-то и прозвали его Диким. Но постепенно размеренная жизнь зоны и внутренние усилия Дикого привели к положительным результатам. А впоследствии братва поставила его смотрящим за отрядным общаком.

– Тут такое дело, Самсон, – начал Дикий, – за последнее время менты два раза накрывали наш общак, унося все подчистую.

– Прятать надо лучше, – посоветовал я. – Не стоит считать, что менты за просто так едят свой хлеб и получают зарплату. С них требуют результаты работы, и они из кожи вылезут, чтобы предоставить их своему начальству. Так было всегда. А тут уже кто кого. Либо они нас, либо мы их, – закончил я, подумав про себя, что дело, скорее всего, в другом. Не мог Дикий прийти ко мне с таким вопросом, а проще сказать – порожняком.

– Нам все это известно, Самсон. Тут другое.

Дикий на секунду замолчал. По выражению его лица я понял, что последующие слова дадутся ему с трудом, и поэтому решил помочь:

– Хочешь сказать, что среди братвы завелся стукач?

– Такое серьезное обвинение я открыто не могу предъявить, так как, если это окажется туфтой, мне придется отвечать за него по понятиям, – ушел от прямого ответа Дикий.

– Тогда зачем ты пришел ко мне, если не уверен в своих предположениях? – начал злиться я на нерешительность Дикого.

– Спросить совета. Мы не можем ставить под сомнение кого-то из братвы, но и терять общак каждый раз, когда он наполняется, мы тоже не хотим. На нас уже мужики начинают коситься – думают, что мы его на свои нужды пускаем.

Я внимательно слушал Дикого, понимая, что для него вся эта ситуация явилась сложной математической задачей, у которой существовало несколько решений, но лишь одно из них было правильным. На своем веку мне приходилось решать и не такие вопросы, и я прекрасно знал, как он должен поступить, но огласить прямо сейчас свое решение не спешил. Надо было учить молодежь самим пытаться находить выход из сложных ситуаций, а не бежать сразу к смотрящему за помощью.

Пауза затянулась, но никто не осмеливался ее прервать. Все смотрели на меня, ожидая, какое решение я приму, или хотя бы дам направление, в котором стоит следовать. Смотря на сосредоточенные на мне взгляды братвы, я неожиданно для самого себя вспомнил, какое впечатление на меня произвел гипнотический сеанс, который я однажды посетил в далекой юности. Тогда тоже несколько сотен глаз смотрели на одного человека, который поистине совершал чудеса. Столько лет прошло, но как будто бы все это произошло только вчера. Гипнотизер вызвал на сцену нескольких человек, в том числе и меня. Обвел всех пристальным взглядом. От его глаз веяло холодом и властностью. Такому взгляду нельзя было не подчиниться. Он запросто внушал, что питьевая вода – это шампанское, а вино – томатный сок. Под действием гипноза мужчины скакали по сцене, вальсировали и совершали самые нелепые поступки. Потом гипнотизер, усадив всех на стул, стал расспрашивать каждого о прежней жизни. Но самое удивительное заключалось в том, что после сеанса никто из нас не мог вспомнить ничего из своих откровений. Я сам удивлялся, когда мне приятели рассказывали о тех проделках, которые я совершал на сцене под действием внушения.

Потом, через добрый десяток лет, мне снова посчастливилось встретить такого человеке на одной из воркутинских зон. Там я познакомился с человеком, который обладал гипнотическим даром. Это был мужик по кличке Мессинг – однофамилец известного по тем временам предсказателя, гипнотизера. Наше поколение прекрасно еще помнило того легендарного чудотворца. Новоявленный Мессинг был настоящим мужиком, с такими считаются даже воры в законе. Среди своих его слово было равносильно приказу. Иногда ему ничего не стоило наехать на зарвавшегося урку, поскольку он знал, что на его сторону встанет добрая сотня мужиков, таких же, как он сам. А это была сила, с которой приходилось считаться всем.

Два раза воры подкатывали к Мессингу, предлагая ему стать их союзником, и оба раза Мессинг отвечал отказом, потому что обладал даром внушения. Любую бузу он мог прекратить в один миг. Он не кипятился с пеной у рта, не махал руками, не рвал рубаху на груди. Он просто обводил всех взглядом, говорил, что хотел сказать, и все. Именно тогда я усвоил для себя одну из самых главных истин, а именно: что дар убеждения имеет огромную силу и что именно он, а не сила в руках или многочисленное войско «быков» за твоей спиной могут выиграть любой спор.