Записки военного дознавателя - Марк Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уйдя в запас, я пару раз пытался найти Аникина и Гудзенко, но никаких сведений ни о том, ни о другом отыскать не удалось. Не исключено, что они так и остались в том городке навсегда, один, не выдержав голода и холода, а другой – от какого-нибудь несчастного случая или банальной в наше время болезни, вроде инфаркта.
Я часто возвращаюсь в воспоминаниях к тому периоду своей жизни. Это было трудное время, но все-таки, служба в прокуратуре была, наверное, единственным полезным делом, которое мне удалось сделать, прошагав 758 дней в сапогах.
Побег
Без угрозы наказания,
Нет радости побега…
Кобо Абэ
-… Да… Бывает…– ответил я немного ошарашенно, выслушав диковатую армейскую историю, рассказанную моим собеседником.
Впрочем, у меня в армии тоже как-то не складывалось. Совсем… Было не то, что плохо или трудно…Были моменты, когда я вообще не думал, что оттуда вернусь… Я был там совсем чужой, и, потому был один на один со всем этим остальным окружающим миром. Друзей у меня практически не было, и жил я в маленьком домике, далеко на отшибе, с соседями не знался, да и когда знаться-то? Если не в наряде, то в части с семи утра до десяти вечера… А выходных у меня было за все время аж три… И то, комбриг из двух «спортивный праздник» сделал. Ну, это когда ты «добровольно» в воскресенье в часть приходишь… Нет, не рано, попозже, часов эдак в восемь, и затем берешь своих бойцов, и в свое полное удовольствие, весело и с задором трусишь десять километров по бетонке, убегающей далеко за полигонный горизонт. Спасибо, хоть налегке…
Правда, скажу я тебе, после года такой жизни, выработался у меня стойкий иммунитет, который выражался в полном безразличие к происходящему и абсолютном, фантастическом цинизме, способным затопить, всю видимую часть мира. Однако, и иммунитет помогал лишь отчасти, поскольку я уже был просто физически измотан нарядами и караулами, в которые меня от большой "любви" ставили через день.Благо, уставы им это позволяли. Ну да, ты спросишь, почему мой иммунитет не выражался в каких-то активных протестных формах, как у некоторых моих приятелей? Не знаю. Сам толком не понимаю, тем более, что были ведь выдающиеся примеры!
Вот, скажем, Коля Довгаль. Уникальная личность, в своем роде. Думаю, его именем отцы командиры до сих пор пугают своих внуков. А дело было так: отслужил Коля срочную танкистом, дошел до сержанта – командира танка, все честь по чести, затем ушел в институт где-то в Днепропетровске, закончил в том же году, что и я, и тут как раз и появилась та самая мода на двухгодичников. В общем, вызывает Колю военком и говорит, мол так и так, милок, – идешь ты родину защищать. Международное положение – сам знаешь: США, Израильская военщина… да и в Нигерии, я слыхал, неспокойно. Офицеров не хватает, так что, собирайся ты на службу ратную. Коля тут же встал в позу крайнего изумления, мол как так? Я уже отбил свои два года! На это военком ответил веско: то была срочная служба – почетный долг каждого гражданина, а теперь – это работа. Вместо распределения. Вот сколько ты на гражданке будешь получать?
– На гражданке, возмутился Коля, я мастер металлургического цеха, и получаю я когда 600, когда 700 рублей в месяц!
Военком лишь пожевал губами: его обычный веский аргумент про лейтенантские 250 рублей был жалок, как удар по воздуху, когда партнер пригибается. Однако, отступать он и не думал:
– В общем, это – приказ. Получи предписание, сдавай паспорт!
Коля взбесился не на шутку:
– Я сказал, я второй раз служить не буду!
– Да? – Иронически осведомился военком и нажал кнопочку на столе.
Через минуту вбежали два здоровенных лба-прапорщика, все в ремнях и с повязками – явно дежурные. Военком, оскалившись, приказал:
– Позовите сюда капитана Кожина, и сами возвращайтесь. Живо!
Коля понял: дело плохо. Военком порвал у всех на глазах первое предписание и злорадно заявил:
– Не хотел по-хорошему, я-то думал тебя поближе к дому пристроить, но теперь хер тебе – потрешь им спину! Поедешь в Киевский округ!
В общем, военком вручил ему предписание при трех свидетелях. Делать было нечего. Однако, Коля представился в штабе округа и точно также, как и в военкомате изложил свою позицию относительно повторной воинской службы. На сей раз, он был, видимо, даже более лаконичен, чем в дискуссии с военкомом. Полковник в строевой части округа такого пассажа не слышал давно и потому тотчас взъерепенился, мол я тебя.... и… выписал Коле предписание в мою родную показную бригаду. Коля дней восемь гулял, осваивая географию Киевских ресторанов, а после все-таки добрался до Чернигова, уже впрочем, в состоянии глубокого похмелья. Бригадира от такого явления Коли народу чуть было не хватил "кондратий". Он долго терся своим большим пузом около вновь прибывшего и не вполне трезвого военнослужащего, что-то шипел и уверял, что заставит, но Коля уже явно планировал в своих мыслях застолье будущего вечера. Понимая, что стойкости у Коли и крейсер Варяг мог бы одолжить, бригадир решил хитро изменить тактику. Он тотчас врубил в лоб казавшийся ему неожиданным вопрос:
– Вот сколько ты получал на гражданке?
Коля, собравшись с мыслями, с трудом ответил:
– Когда 600, когда 700… От пр-р-цента пр-р-ревыпол.. нения зависело… Водички бы мне, товарищ подполковник!..
Бригадир тотчас ушел в ментальный нокаут, передав Колю своему заму.
Майор Григо, зам командира бригады, слыл в военном городке грубияном даже среди прапорщиков-шоферов. Один раз, объявившись на танцах в клубе в изрядном подпитии, он как-то многосложно и витиевато описал биологическое происхождение стоявшего у стенки капитана, как потом выяснилось – командира десантно-штурмовой роты. Капитан не был силен в словесности и его ответ состоял всего из двух коротких слов, последнее из которых могло вызвать у специалистов лишь снисходительную усмешку, своей жалкой трехбуквенностью. Григо, однако, воспринял это слишком уж близко к сердцу. Он что-то зарычал, сорвал с головы фуражку и ударил ею об землю. От нее тотчас отвалились и звонко покатились по полу маленькие пуговки. Григо же, явно жалея, что на нем нет тельняшки, которую можно было бы эффектно при всех порвать, двинулся в атаку на капитана. Поскольку последний также был чужд моральных ценностей многочисленных обществ трезвости, его дальнейшее поведение можно было легко предугадать.