Братья-арбузики и Гоша Галошин плюс Татка Пузырь - Олег Фокич Коряков

— Ничего, — сердито буркнул он и судорожно вздохнул.

Татка потопталась на месте, не зная, что сказать.

— Ну ладно, — решила она наконец, — пойдём во двор, там никого нет.

— Не пойду я никуда, — не очень внятно ответил Гоша; ему было стыдно.

Татка это поняла.

— Да ведь все равно я видела, как ты плакал. Пойдём.

Через минуту Гоша тоже вышел. Он присел рядом с ней на доски и, низко нагнувшись, стал щепкой ковырять землю.

Татка деликатно помолчала, потом не выдержала:

— Что ж ты не рассказываешь? Или ты ревел от удовольствия?

Гоша ещё раз всхлипнул и пробурчал:

— А ты бы не заревела, если бы тебя жуликом обозвали?

— Как это жуликом?

— А вот так!

И Гоша рассказал ей всё.

У него родителей нет, и живет он с тёткой и дядей. Тётка родная, сестра его мамы, она Гошу любит. А дядя — человек угрюмый и злой. Он всё время твердит, что жена балует племянника, и ругается, когда тётка дарит что-нибудь Гоше. Недавно она подарила ему компас. Дядя всё ворчал, а потом напился и поломал компас. Взял молоток и разбил. А вчера тётка подарила пистолет и сказала: «Ты не говори дяде, что это я тебе купила. Скажи, будто приятели дали». Сегодня дядя увидел пистолет и отобрал. Гоша сказал ему: «Это не мой, это ребята дали». А дядя разорался и обозвал племянника жуликом. Ещё прибить хотел. Обидно ведь. Как тут не заревёшь?

— Что он у тебя зверь какой-то, что ли? — сказала Татка.

— Ты же его знаешь, видела, — ответил Гоша и, взглянув в её удивлённые глаза, пояснил: — Ну, днём-то сегодня на нас кричал. Дворник. Это и есть мой дядя. Дядя Филя, Филипп Романович.

— А-а-а-а, — сказала Татка, будто ей всё-всё сразу стало понятно. Помолчав, она деловито спросила: — Ну и что будем делать?

— А ничего не сделаешь, — Гоша вздохнул.

Татка задумалась. Ей стало жалко Гошу. Она представила, как ему живётся. В одном углу комнаты сидит ласковая тётка и манит племянника подарками да сладостями, а в другом — лохматый злой мужик грозит ему кулаком и ругается. И сама тётка боится мужа, учит племянника врать. Вот он и врёт. И ребятам врёт, хвастает, выхваляется, а самому плакать хочется.

Трудно живётся Гоше. А как ему помочь?

— Только ты смотри, — сказал Гоша Татке, — не говори об этом никому.

Она передёрнула плечиком, сказала насмешливо и горько:

— Тайна?

— Да, — насупился он, — тайна. Зачем это мне, чтобы ещё ребята насмехаться стали?

— Почему насмехаться? Разве над таким насмехаются?

Гоша опустил голову.

— Надо всем насмехаются.

— А вот и нет! — горячо возразила Татка. — Ты говоришь совсем неправильно. Если молчать, всё так и останется, как есть. Наоборот, надо рассказать ребятам, Саше и Коле рассказать — тогда, может быть, мы что-нибудь придумаем.

— Что ты придумаешь?

— А я ещё не знаю. Все вместе подумаем — и придумаем.

— Ну, смотри, — неопределённо сказал Гоша; в душе он уже согласился с Таткой.

Скоро появились и братья Боровиковы.

Сначала из подъезда выскочил Жмурик. За ним с лопатой на плече появился Коля, а потом с ведром в руках — Саша.

— Вы куда? — окликнула их Татка.

— У нас боевое задание, — весело объявил Коля.

— Принести с пустыря чёрной земли, — добавил Саша.

— Мама на балконе цветы будет высаживать, — объяснил Коля.

— Пойдём с нами, — пригласил Саша.

Татка и Гоша переглянулись, как бы совещаясь. Теперь их связывала тайна, и они должны были совещаться друг с другом.

— Пойдёмте, — встала Татка, а глазами добавила только для Гоши: «Там всё им и расскажем»…

Жмурик носился по пустырю, словно только что сорвался с цепи, и от радости повизгивал. Потом он принялся ловить пёструю чёрно-коричневую бабочку-крапивницу. Она вспархивала перед самым его носом, перелетала на несколько метров, трепетно и осторожно опускалась на былинку и опять вспархивала — будто дразнила пса. Он начал сердиться и взлаивать. Бабочке это, видимо, не понравилось. Она поднялась повыше и улетела совсем. С виноватой мордой Жмурик вернулся к ребятам и, усталый, улёгся возле них.

Чтобы добыть хорошую землю, надо было снять верхний, поросший травой слой почвы — дёрн. Всем хотелось поворочать лопатой. Делали это по очереди. Ведро быстро наполнилось чернозёмом.

— Это здесь оставим? — спросил Коля.

Все посмотрели, куда он указывал, на вырезанные лопатой куски дёрна. Они ярко зеленели густой пышной травой. И верно, оставлять здесь эту красоту было жалко.

— Давайте возьмем с собой, положим около беседки, — предложила Татка.

— Засохнет же, — возразил Саша.

— А мы поливать будем.

Они присели передохнуть. Гоша и Татка опять обменялись взглядами, и Татка начала.

— Мальчики… Ребята… я хотела… Я должна вам рассказать…

И она рассказала всё, что узнала от Гоши. Он сидел отвернувшись. Ему было стыдно. Только зря он отворачивался. Ребята во всём разобрались.

Саша сказал:

— Это верно. Он злой — дядя Филя, недаром его все не любят.

— У меня есть план, — сообщил Коля. — Мы все зайдём к ним в квартиру. Татка начнёт заговаривать дяде Филе зубы, Гоша схватит пистолет, я схвачу один протез, Саша — другой, и тут все мы дадим дёру… А? Что он тогда будет делать?

— Поймает и излупит, — мрачно откликнулся Гоша.

— Ну, а я… А мы… — начал было Коля, но умолк: действительно, от дяди Фили не так-то просто удрать.

— Нет, — сказала Татка, — надо сделать по-другому. Мы сделаем так. Саша пойдёт к дяде Филе и скажет, что это его, Сашин, пистолет. Пусть отдаёт. Это не очень большой обман, потому что пистолет почти общий. Верно, Гоша? А потом мы пойдём к Гошиной тётке и всё ей скажем. Или пусть она не скрывает от дяди свои подарки, или пусть уж лучше ничего не дарит. Верно, Гоша?

— Верно. — Гоша грустно покачал головой.

Так и решили.

На обратной дороге им пришлось туговато. И ведро с землёй, и куски дёрна были тяжелющими. Пришлось несколько раз отдыхать. Одному Жмурику было легко. Но он не покидал друзей — носился вокруг них и отчаянно размахивал хвостом, как будто