Пастушка Анка - Ивана Брлич-Мажуранич

Сквозь листву орешника ей видны были дальние горы, голубое небо и зелёные деревья. Всё искрилось под солнцем и сверкало. Лес благоухал утренней свежестью. Где-то журчала вода.

Девочка почувствовала голод. Вокруг было много ежевики, ягоды на ней были чёрные и спелые. Она встала с лиственного ложа. Крадучись, чтобы её не заметил какой-нибудь хищник, пробралась она к ежевике и стала обрывать её и есть. И кизил усеян был красными ягодами. Анка набрала его побольше, да ещё и припрятала в ямку про запас.

Большой чёрный дрозд прилетел на ближний можжевельник и запел:.

Роща, наша рощица,Славься и цвети!Ты даёшь нам ягоды,Шишки и плоды,Землянику сладкую,Янтарную смолу,Студёную водицу,Прохладную росу.Голосами звонкимиБудем распевать, —В зелёном твоём теремеЖить да поживать!

Девочка слушала пение дрозда и, странное дело, понимала всё от слова до слова. Это было просто поразительно!

— Эй, дрозд! Почему это птицы в этом лесу поют человеческим голосом? — крикнула она, а дрозд, перепуганный насмерть, вспорхнул и полетел, истошно вопя:

— Человек в оленьем логове! Человек в оленьем логове!

— Человек! Человек! — с каждого дерева заголосили маленькие славки.

— Человек! Человек! — проскрежетал сокол, круживший над рощей.

Дрозд летел дальше в лес и кричал во всё горло:

— Человек в оленьем логове! Человек в оленьем логове!

Теперь про это знала вся роща. Ужас охватил пастушку.

И она побыстрее забралась обратно в логово под куст.

Ветви зашуршали, и перед Анкой предстала олениха.

— Зачем ты, девочка, вышла из логова? Зачем показалась дрозду?

— Скажи, разве в этом лесу звери и птицы говорят человечьим языком? — проговорила Анка в ответ.

— Нет, мы говорим по-звериному, но кто однажды переночует в оленьем логове, понимает язык всех лесных обитателей. Как глупо ты сделала, что показалась дрозду.

— Спаси меня! Бежим обратно во Вранью! — чуть не плача, бросилась к оленихе пастушка.

— Теперь уже поздно. Большие и маленькие звери окружили наше логово, — сказала олениха.

И правда, в кустах вокруг логова завывали волки, урчали медведи, мяукали рыси.

Пастушка решила, что пришёл ей конец, и слёзы так и полились у неё из глаз.

Тут величавое животное явилось в логово. Ноги у него были стройные и сильные, шея длинная, гордо изогнутая и опушённая поверху короткой гривой, голову венчали мощные кустистые рога. Это был олень.

— Муж мой, Витой Рог, — сказала ему олениха, — выручи эту сироту. Она спасла меня от собак и кинжала князя Бодо. Она ночевала сегодня в нашем логове. И оказалась смирной и ласковой, как оленёнок.

Олень Витой Рог оглядел несчастную и промолвил:

— Я знаю её. Это пастушка Анка. Не бойся, вставай, и пойдём!

— Не води меня к зверям! — заплакала пастушка. — Послушай, как скулят волки и урчат медведи! Они растерзают меня.

— Вставай и повинуйся! — строго приказал олень и передним копытом ударил в землю.

Пастушка поднялась и, трепеща, пошла за ним. Олениха шла рядом с ней, и это единственное, что несколько утешало и приободряло бедняжку.

Они пробирались сквозь тёрн и боярышник и вышли на поляну, окружённую дубами.

На поляне в тени под дубами собралось видимо-невидимо зверья.

Особняком от всех расположился огромный тёмно-бурый медведь, дородный и неуклюжий. Это медведь Ворчун — лесной староста. Жители гор избрали его главой зверей, потому что он старый и мудрый. Медведь разбирал их ссоры, учил, как уберечься от собак и охотников.

Порядки и в лесу нужны; дикие звери — и те не хотят забывать старые обычаи и нравы. Медведь Ворчун был хранителем древних законов и устоев враньского леса. Каждый боялся когтей его лап. Едва узнав от дрозда, что в оленьем логове человек, Ворчун дал знак зверью спешить на сходку для суда и совета. Сейчас они решат, что делать с человеческим детёнышем.

Подле Ворчуна примостилась Тётушка-лисица, известная своей хитростью, первая докладчица и поверенная лесного старосты. Нос у Тётушки чуткий, глаз острый, хвост пушистый.

Пришёл на совет и кабан, свирепый и страшный, весь поросший чёрной щетиной. У него крепкое рыло и могучие клыки. Зовут его Хрипун.

Несколько поодаль на камнях залегла целая стая поджарых зверей с белым оскалом острых зубов. Это волки. Их вожак именуется Козодёр.

На сухом суку высокого дуба уселся полосатый зверь с жёлтым хвостом. Это рысь Капризуля.

Зайцы притулились под кустами, ветви деревьев облепило множество птиц, любопытствующих посмотреть, что будет дальше.

Немного времени прошло, когда олень Витой Рог явился на это звериное сборище, ведя за собой перепуганную девочку.

— Вот я её сейчас загрызу! — взвыл волк Козодёр.

— Вот я ей выцарапаю глаза! — промяукала рысь Капризуля.

— Вот я её сейчас клыками распорю! — прохрюкал кабан Хрипун.

— Не потерпим в лесу человека! Не потерпим в лесу человека! — завизжали трусливые зайцы, заверещали птицы.

— Тише, тише, тише, — проворчал староста Ворчун, и все утихли. — Пусть скажет слово олень Витой Рог!

Олень Витой Рог заслонил собой девочку и, гордо выпрямившись, произнёс:

— Клянусь нашим лесным законом и всеми десятью отростками моих рогов, плохо придётся тому, кто посмеет тронуть этого человеческого ягнёнка! Она спасла жизнь моей подруге. Если бы не человеческий ягнёнок, охотники убили бы мою олениху и собаки растерзали бы её в клочья. Кто запретит мне после этого укрывать и кормить человеческого ягнёнка? Наш враг, князь Бодо, убил моего оленёнка. Разреши мне, староста Ворчун, держать человеческого ягнёнка при себе вместо моего оленёнка!

— Нет! Нет! Нет! — закричали звери. — Это человеческое отродье вырастет и погубит всех нас. Оно нас выдаст охотникам.

Олень Витой Рог возразил:

— Посмотрите на это хрупкое создание. У него рассечено колено. Его подбил князь Бодо за то, что человеческий ягнёнок спас мою олениху.

— Бедный человеческий ягнёнок, бедный человеческий ягнёнок! — загалдели птицы на деревьях.

— Пожалей его! Пожалей его! — заверещали зайцы под кустами.

— Съесть его! Съесть его! — взвыли волки.

Староста Ворчун на то сказал:

— Вот уже пять дней, как терновый шип вошёл мне в пятку и я едва хожу. Эй, человеческий ягнёнок, подойди ко мне поближе, чтобы я тебя мог рассмотреть.

Анка почувствовала себя несколько уверенней с тех пор, как зайцы и птицы встали на её сторону, да и Ворчун смотрел теперь добрее. Девочка приблизилась к медведю и сказала:

— Покажи мне, староста, твою больную лапу.

Ворчун протянул ей свою лапу. Анка присела, положила её к себе на колени и быстро и ловко выдернула из неё большой терновый шип. Искусство и доброта человеческого ягнёнка сразу покорили всех зверей. Только волки всё ещё скулили:

— Съесть его! Съесть!

Ворчун повернулся к Тётушке-лисице и проговорил:

— А ты, многомудрая Тётушка, что думаешь ты по этому поводу?

Тётушка ему и говорит:

— Эту бедняжку я знаю давно. Она такая слабая и болезненная, что никакого зла не может нам причинить. Много раз я видела, как она стерегла гусей князя Бодо. Это пастушка Анка. Она спасла олениху, вытащила тебе из пятки шип и ещё поможет нам в будущем прятаться от собак и охотников. Её же нам бояться нечего. А если она нам навредит, нет ничего проще прогнать её из леса. Вот тебе мой совет, и за него ты должен отдать мне на съедение всех гусей князя Бодо.

— Пусть будет так! Пусть будет так! — зашумели звери.

Только волки тянули своё:

— Съесть её! Съесть!

Но тут поднялся Ворчун:

— Слушайте меня, птицы, змеи и звери! Я медведь Ворчун, ваш староста и владыка этого леса, объявляю себя защитником этого человеческого ягнёнка. Пусть она останется с нами в лесу. У неё такие длинные кудри, как пряди спелой кукурузы, и они золотятся на солнце, поэтому мы назовем её Златокудрой. Златокудрая будет жить в логове оленя Витой Рог. И плохо будет тому, кто косо посмотрит на этого человеческого детёныша!

— Златокудрая! Златокудрая! — подхватили птицы и разлетелись по лесу врассыпную.

— Златокудрая! Златокудрая! — разнеслось по полям и лугам.

Звери расходились довольные, что теперь у них в лесу появился друг — человек. Только волки по-прежнему не унимались. И, труся в свои логова, тихо завывали:

— Всё равно мы съедим её! Съедим!

Жила-была во Вранье в ветхом домике одна слепая и бедная женщина. Была она очень старая. Едва её ноги носили. Осталась она одна-одинёшенька на белом свете. Единственная её опора и радость была что маленький внук Павле.