Аз буки ведал - Василий Дворцов

- Здравствуйте. Пойдемте чай пить, сейчас папа лошадей приведет.

- Привет, герой. Что за лошади?

- А соседские. Наш сосед, дядя Петя, держит двух лошадей. Гнедко и Ласточку. Мы у него их берем для поездок в горы. Когда, там, кому нужно продуктов привезти. А вы к нам надолго?

- Ничего пока не знаю. Правда, не знаю.

- А за что вас чуть не убили?

- А за любопытство.

- Нет. Взаправду?

- Я же и говорю. Вроде бы у меня и нос небольшой, а вот сунул куда-то.

- Смейтесь. Я и так знаю: вы свидетель. Вас убрать хотят.

- Кто это сказал?

- Все знают.

У изгороди уже стояли две темно-гнедые тонкошеие и толстопузые лошаденки под седлами. Понурив маленькие грустные головки, они замерли в ожидании неминучего груза. С кухни сладко пахнуло лепешками. ага, значит, жена Семенова приехала. Глеб пропустил вперед Вальку, набрал воздуху и громко с порога бодро полупропел:

- Доброе утро, товарищи! Московское время - черт знает сколько часов. Число тоже только он ведает. Судя по ароматам, у вас все дома!

- Это верно подмечено. Знакомьтесь: моя Таиах.

На гостя смотрела светло... нет, нет - солнцеволосая египетская богиня. Ростом под стать Семенову, она была прекрасна такой ослепляющей красотой древней и вечной гармонии соединения Девы и Матери, которую на этой Земле просто невозможно полюбить, то есть просто полюбить. Которой достойно только поклоняться... И по-лилипутски суетиться у подножия.

- Тая.

- Глеб. Какая... Как там цивилизация?

- Горно-Алтайск? Ужасно. Я здесь уже отвыкла от машин, от людей.

- А в этом вашем Алтайске что, и машины есть? А сколько?

- Садитесь. Нет, правда, здесь так тихо...

- Где тихо? Вот, сразу видно, что человек из города, где соседи друг другу ничего никогда не рассказывают.

- А здесь что-то случилось?

- Ничего, - вмешался Семенов, - ничего особенного. Кроме гостя из прошлого. Тай, а у нас где-то от Сашки костюм оставался, не помнишь где? Ну, этот, камуфляж-то солдатский. И кроссовки.

- Белые?

- Да.

Костюм по описанию был удивительно знаком. А автомат не выдадут? Но при Тае нужно было бы помолчать, об этом даже Валька знал. Семенов налил Глебу полную кружку, пододвинул тарелку крупного домашнего творога, сметану:

- Надо всегда выглядеть как надо. Нельзя обманывать людей своим внешним видом, без особой на то нужды. Так что одевайся в походное. А пиджак с карманами с собой в сумочке возьмешь.

- На тот самый случай?

- Почему же? И на свадьбу еще пригодится. Что ты сказать хотел?

- Да так, ерунда. Я вот вдруг сейчас подумал: ты все время говоришь, говоришь, а ученики вокруг молча слушают, слушают. Ты как факир с дудочкой перед змеями.

- Я не факир, я маг.

- Маг, факир - в чем разница?

- Читать больше надо. Разница в формуле: "недоучившийся маг становится факиром". А я уже давно мастер. Даже не отжимаюсь по пятьсот раз, скучно.

- А я-то, дурак, польстить хотел. Прости.

- Прощаю. Ты насытился? Тай, спасибо, все чудно. Я к вечеру, наверное, вернусь. Пусть девчонки без меня работают. Валька, ты у меня смотри: сбежишь - у!

- Так ты меня с собой возьми.

- Боливар не выдержит двоих! Все!

Во дворе Глеб столкнулся с Анютой, несшей завернутый в тряпье чугунок.

- А что это у вас такое, позвольте полюбопытствовать?

- Пшеница распаренная. Хотите попробовать?

- Без соли? Нет-нет, спасибочки. А вам как, вкусно?

- Учитель сказал - вкусно.

Больше спрашивать было не о чем. Семенов вынес из сеней четыре небольших брезентовых мешка, накинул по два на каждую лошадь:

- Тая с соседом на его машине из города крупу, муку, соль привезли. Ну и так, тряпочную мелочь для лесничего. В порядке шкурного товарообмена. Поехали? В седле-то сидел, москвичок?

- С шести лет.

- А после? - Семенов поднял ногу в стремя, подпрыгнул, повисел в воздухе и очень нежно приземлился в седло.

Гнедко под его тушей глубоко присел на подкосившиеся было задние ноги, но, как заправский штангист перед толчком, немного потоптался, кратко выдохнул, поискал равновесия и рывком выпрямился. "Да, Боливар явно не выдержал бы и одного. Такого".

Тропинка некоторое время шла встречь течению, потом они перешли речку вброд и стали подниматься по пологому, лысоватому тягуну к далекому перевалу. Глеб даже не трогал поводья своей Ласточки. Ее коротко стриженная грива приятно щекотала ладони, когда Глеб гладил вздрагивающую, потно пахучую шею, отгоняя мелких мушек. Ласточка, надо же какая нежность. Наверное, дети кличку жеребенку придумали. Кличку или имя? Невзрачные алтайские лошаденки оказались очень устойчивыми на нагрузку, при том что периодически попадались чувствительные подъемы по рассыпанному крупному щебню. Глеб и Семенов в таких случаях спешивались, шли рядом.

Семенов вдруг остановился, показал рукой на стоящую посреди ровного альпийского луга одинокую, как островок, скалу. На ее каменных ребристых боках кривились две сосенки и невесть откуда взявшаяся здесь крохотная, уже зажелтевшая от нехватки воды березка. Со скалы, словно повинуясь жесту Семенова, взлетел беркут, неловко помахал крыльями, выровнялся и стал планирующими кругами набирать высоту.

- Там умереть хочу.

- Красиво.

- Ты меня прости. За того невежу, как ты сказал. Я действительно учу, не зная куда и зачем... Ты вот видел мою Таиах. Уже для нее стоит жить. А я воин. Мой путь - искать смерть. Воин не может умереть в постели от старости: когда убиваешь, берешь на себя чужую карму. Сам себе не принадлежишь. Особенно голоса мучают... А вот когда тебя самого убьют, то освободят... Я не христианин. Я в реинкарнацию верю... Вот и не хочется всех с собой и дальше тащить. Всех тех.

Глава пятая

В представлении нормального среднестатистического москвича кордон нечто весьма загадочное. То ли это должна быть избушка на курьих ножках, то ли сторожевая башня, но в любом случае вокруг кордона обязан стоять тын с нанизанными на него черепами и шипеть злой черный кот на золотой цепи. А тут было всего-то: конец какой-то неизвестной дороги с закосившимися на финал столбами электропередач, два жилых дома вполне обычного деревенского вида, огромный новенький сарай, крохотная банька на берегу совсем тонюсенькой речушки. За уходящим к самому лесу огородом стоял наполовину разобранный, наполовину заросший вездесущим вьюном трактор, ржавый и навеки грязный. Много репейника и, стеной вдоль по забору, большая синюшно-злая крапива. Замечателен был лишь длинный навес-веранда со столбами в виде идолов с острова Пасхи. Под навесом стоял такой же, явно для пиров заезжей великокняжеской дружины, длинный, грубо сколоченный стол с раритетным двухведерным угольным самоваром посредине. Навстречу подъезжавшим из пышной крапивы выкатилось несколько мелковатых лаек, немного и ненавязчиво погавкавших. Но, узнав Семенова, они тут же успокоились и снова разлеглись в тени на некотором, удобном для наблюдения расстоянии. На тонкий сигнальный лай из дальнего и меньшего домика сразу же вышел и поспешил гостям навстречу небольшой худенький человечек с рыжевато-серой бородкой и в толстенных роговых очках на замечательно крупном розовом носу. Он смешно размахивал руками, подслеповато вытягивал шею и, распознав, кто подъехал, еще издалека начал им что-то радостно и невнятно бормотать. Они в это время спешились, привязали лошадей, Семенов снял мешки, занес и поставил на стол веранды. Тут и подошел смешной человечек.

- Приехали, очень хорошо, просто замечательно! А я один, Степан в тайге третий день. Хорошо, очень хорошо.

- Здорово, Анюшкин. Знакомься: Глеб, гость из столицы нашей родины, города-героя Москвы.

- Очень, очень приятно. Конечно же, здравствуйте. Я сказал, да вы, видно, не расслышали. Проходите, садитесь. Может, голодны?

- Нет. Жена накормила. А водички холодной нет?

- Тая? Славная она у тебя. Накормила? А у меня плов морковный.

- Спасибо.

- Жаль, он вкусный. Позавчера варил.

- Анюшкин, отстань. Мы, слышь, по делу государственной важности.

- Ну все равно поели бы...

- Да прекрати! Тут у человека неприятности, он не в свое дело влез.

- Это насчет убийства?

- Так и ты уже знаешь?

Глеб окончательно сжался: он действительно начал ощущать себя крошкой, попавшей в "систему". Колеса в хорошо продуманной схеме слаженно крутились для только им нужной, им только полезной, хотя не такой уж и загадочной местной цели. Но раз! - московская крошка... Теперь уже заработал тоже продуманный механизм защиты первого механизма. И опять при всеобщем местном понимании. Даже вот этот крупный гномик нисколько не возмущен тем, что на человека, с ним рядом сидящего, открыта охота. И в общем-то ни за что. За случайность.

- Очень хорошо. Правильно, здесь ему пока и место. Пусть живет сколько надо. А то мне тут поотлучаться надобно. Нет-нет, не беспокойтесь, только днем, только на несколько часов. Я сейчас на плато хожу, метеориты. На вот Вальке передашь. Подарок из космоса. Ему надо.