Рингильда - Идалия Аничкова

Осмотрев раны больного, отец Хрисанф сказал:

— Слава Богу, раны заживают; завтра девятый день; если он придет в себя, лихорадка спадет, то останется жив. — Потом отец Хрисанф принялся обмывать раны больного, который все еще находился в бессознательном состоянии. Но по выражению его лица было видно, что он не страдает более в той же степени. Запекшаяся в его ранах кровь была удалена и не жгла более его наболевшего тела. Спокойный сон сменил тревожный, болезненный.

— Останься с нами сегодня здесь, — молила монаха Рингильда.

— Мне нужно идти в монастырь за свежими травами и к вечеру составить новую примочку. Теперь эта уже не годится. Будьте спокойны, дети: он теперь крепко спит, и этот сон должен его вернуть в здоровью и жизни.

Он взглянул на Альберта и сказал Рингильде:

— Я бы желал взять с собою и Альберта: он мне нужен; а сегодня вечером мы оба вернемся к тебе. Согласна ли ты его отпустить со мною, Рингильда?

— Я тебе ни в чем отказать не могу; бери его с собой, Хрисанф.

Монах, перекрестив молодую девушку, взял в рука пустую глиняную посуду и пошел по лужайке, по направлению к монастырю. Альберт последовал за стариком. Обе фигуры, по мере их отдаления, делались все меньше и меньше, наконец, стали видны только одни их головы, и Рингильда, глядя им вслед, потеряла их из виду.

Теперь она осталась наедине со своим дорогим больным. Она придвинула скамейку к его постели и стала пристально смотреть на это незабвенно дорогое для нее лицо.

Когда-то он откроет глаза? Она молила Бога, чтобы это было в настоящую минуту, когда она одна была в его комнате. Ей хотелось слышать первые его слова. Она одна хотела видеть, после долгого его сна, этот сознательный любимый ею взгляд.

Не успела она этого пожелать, как он открыл глаза и взглянул на нее долгим проницательным взглядом.

— Неужели это не сон и ты здесь со мною? С тех пор, как я тебя видел перед сражением, я не мог тебя забыть. Твои глаза сияли предо мною и вдохновляли меня в бою я, если бы меня не ранили, то я бы искал тебя. Я полюбил тебя с первого взгляда. Какое счастие, что тебе я обязан своею жизнью. Боже мой! я благословляю свои раны я страдания. Они меня приблизили к тебе. Но скажи мне, зачем ты здесь?

— Я здесь, — отвечала ему, смутясь, Рингильда, — потому что здесь моя жизнь, моя отрада, весь мой мир счастья и любви.

— Скажи мне, в ком ты нашла здесь твой мир счастья и любви?

— В самом лучшем, в самом прекрасном человеке, которого мои глаза когда-либо видели.

Он привстал со своего ложа и пристально смотрел ей в глаза.

В это время кто-то постучал у дверей; раненый откинулся на подушки и впал опять в беспамятство.

Рингильда, вся зардевшаяся от душевного волнения, опрометью бросилась отворять дверь.

Это был отец Хрисанф и Альберт, которые возвращались домой.

Впустив в шатер двух друзей своих, Рингильда, щеки которой горели как в огне, приложила палец ко рту и указала на лежащего в беспамятстве больного, желая этим знаком дать понять своим друзьям, чтобы они не разбудили его.

Все трое вышли из шатра и сели за скамейку близь него.

Отец Хрисанф спросил Рингильду:

— Странно, как я мог так ошибиться! Видно, я еще дурной лекарь. Я был уверен, что застану нашего больного в полном сознании.

Рингильда смутилась, покраснела больше прежнего и ничего не отвечала монаху.

Альберт также смотрел на сестру с удивлением.

— Что с тобою? — спросил старец молодую девушку.

— Ничего!

Она боролась с собой, потому что никогда в жизни не говорила неправды отцу Хрисанфу, а между тем, теперь она ни с кем не хотела поделиться своим счастием, своей тайной и, подумав еще немного о том, что ему ответить, она сказала:

— Наш больной приходил в память в твое отсутствие и говорил со мною. Я боюсь, не я ли виновата, что он лежит опять без памяти! Не слишком ли много я с ним говорила?

Слезы полились из глаз ее.

Серьезно глядя в лицо молодой девушки, отец Хрисанф сказал:

— Не о чем тебе так сильно волноваться, дитя мое. Я сейчас осмотрю нашего больного и уверен, что его разговор с тобой не причинил ему вреда.

С этими словами отец Хрисанф вошел в палатку больного. Осторожно ощупав его пульс и ослушав его, он убедился, что дыхание больного ровное, и вполне успокоился. Все шло к его выздоровлению. Он поспешно вышел из шатра и, обращаясь к Альберту и Рингильде, которые поджидали его, сидя на скамейке, сказал:

— Это кризис! Наш больной спит в первый раз крепким здоровым сном, который продлится несколько часов. Он его вернет к здоровью и жизни. Теперь я не буду тревожить его перевязкою ран, а ночую здесь у Эльзы, и сделаю это на заре. Альберт сегодня ночью побудет у больного.

— С великим счастием! — радостно воскликнул мальчик и бросился в объятия сестры, а потом и отца Хрисанфа. — Отец наш, тебе мы обязаны всем хорошим и добрым, которое видели с рождения. Ты нас спас от смерти, когда мы были детьми. Ты всю жизнь о нас заботился. Ты душу нашу утешал любовью, когда мы были сиротами и никому не было дела до вас, когда равнодушные люди проходили мимо нас и только над нами смеялись. Ты один нас поддерживал. Как нам это тебе воздать, отец! Теперь опять ты помог нам восстановить здоровье дорогого нам человека, первого вельможи нашего отечества, спасшего жизнь короля.

Он крепко поцеловал отца Хрисанфа, и слезы навернулись у него на глаза.

— Теперь мне хочется плакать от радости, — сказал, улыбаясь, отец Хрисанф. — Ваши чувства ко мне лучшая для меня награда; хотя Рингильда и молчит, но я знаю, что она меня также любит.

— Конечно, — весело ответила ему Рингильда и поцеловала старика в щеку.

— А теперь, дети мои, мы слишком долго заговорились и пора нам приготовлять лекарство. Я принес целую корзину цветов и растений. Нужно отделить негодные травы и листья от годных. Надеюсь, что вы мне поможете в этой работе.

Рингильда взяла в руки корзину и, любуясь цветами, воскликнула:

— Сколько ты принес прекрасных свежих листьев и цветов. Какое разнообразие! Где ты их набрал?

— Земля — мать природы, — ответил ей монах. — Эти травы ее дети. Посмотрите, одна не походить на другую. Вот и простенькая ромашка (camomilla vulgaris), растущая по полям и нивам, на опушках лесов. Она утоляет и живит раны и соединена с этим большим мохнатым листом (plantago major). Вот эта травка с длинным цветочным колоском, растущая в быстро текущих или стоячих водах, имеет прохладительную силу. В соединении их можно составить прекрасное зелье.

Очистив листья от стеблей и наполнив корзину нужными для лекарства травами и цветами, отец Хрисанф, сопровождаемый Рингильдою, отправился в избушку тетки Эльзы для приготовления целительного взвара. А Альберт вошел в палатку, где спал его рыцарь.