По воле ветра. Два удивительных путешествия к Северному полюсу: героя нашего времени и романтика викторианской эпохи - Дэвид Хемплеман-Адамс

Гул голосов сменился молчанием в предвкушении доклада. Андре откашлялся и принялся излагать свой план на беглом, хоть и не лишенном акцента, английском языке, который он освоил, когда работал в Филадельфии.

«История географических открытий – это история огромных опасностей и страданий. Однако из всех регионов, которые еще только предстоит открыть, ни один не представляет для исследователя таких огромных трудностей, как Арктика, – начал он. – В жарких краях коренные жители встают у исследователя на пути, но порой и помогают ему в его начинаниях. Бывает, что озера и реки осложняют движение к цели, но бывает, что они переносят исследователя на большие расстояния и питают его. Даже в пустынях есть оазисы, укрытия и пища. Но в Арктике все совсем иначе.

Холод только убивает. В ледяной пустыне нет ни оазисов, ни растительности, ни топлива. Исследователь может пересечь океан по полярному льду, но это опасное путешествие, в ходе которого у него на пути встают гигантские глыбы и непреодолимые стены вздыбленного льда. Океанские течения подо льдом могут ускорить приближение к цели, но могут и унести исследователя прочь или уничтожить его судно. Летом вечный день освещает путь, но при этом лед на солнце тает и превращается в густую слякоть, которая не может выдержать человеческий вес».

На момент выступления Андре с этой речью во всех попытках покорить Северный полюс использовали сани, запряженные людьми, собаками, лошадьми или оленями. И все эти экспедиции провалились. Разочарованный кажущейся невозможностью достичь полюса пешком или на санях, Фритьоф Нансен двумя годами ранее отплыл из Норвегии на «Фраме». Это деревянное судно было сконструировано таким образом, чтобы зимой, когда смыкается лед, корпус «Фрама» выталкивало бы наверх, а не затирало льдинами. По плану Нансена «Фрам» должен был вмерзнуть в арктические льды у берегов Восточной Сибири, после чего океанические течения принесли бы его через Северный полюс в Канаду. Но вестей от Нансена не было с того самого дня в 1893 году, когда он отплыл из Христиании.

«Факт в том, – сказал Андре заполненной до отказа аудитории, – что на протяжении столетий все попытки пересечь полярные льды оканчивались неудачей, гибло множество судов и людей, а огромные деньги были потрачены зря.

Настало время выяснить, существует ли иной способ передвигаться по Арктике, кроме саней. И далеко ходить не надо, ведь идеальный способ есть. Это воздушный шар. Не образцовый управляемый воздушный шар нашей мечты, а шар, который нам под силу изготовить. Я уверен, что такой шар сможет перенести исследовательский отряд на полюс и затем вернуть домой, пролетев над просторами Арктики».

Впервые Андре озвучил свой план полета к Северному полюсу на воздушном шаре холодным туманным вечером в марте 1894 года. По окончании заседания Шведского общества антропологии и географии к нему подошел Адольф Норденшельд, который в те годы был ведущим шведским исследователем Арк-тики. На счету Норденшельда было десять полярных экспедиций, и он лучше всех знал, что в то время покорить Северный полюс на санях не представлялось возможным.

– Проводите меня домой, в Академию наук, – сказал великий шведский исследователь.

– Сочту за честь, барон, – ответил Андре.

И это было мягко сказано. Для Андре, стеснительного и невероятно амбициозного человека, который вел уединенную жизнь, посвятив себя науке и работе главным инженером Шведского патентного бюро, барон Норденшельд воплощал блеск и славу, в то время как сам Андре о них только грезил. В тот самый день, когда в 1880 году король Оскар II пожаловал Норденшельду титул барона, исследователь стал национальным героем, причем во времена наивысшего патриотического подъема. Он многого достиг. Он исследовал Шпицберген и возглавлял экспедицию в Западную Гренландию, где изучал континентальный лед. Но главным его свершением, которое и принесло ему титул барона, стало первое в истории плавание по Северному морскому пути: из Норвегии через Сибирскую Арктику, а затем по Северо-Восточному проходу в Тихий океан.

В холодном и влажном тумане мужчины медленно шагали по Дроттнинггатан, или улице Королевы, к церкви Адольфа Фредерика. Пухлые щеки барона разрумянились на холоде, а крошечные капельки росы оседали на его высоком лбу, пока он рассказывал Андре о своем стремлении исследовать Антарк-тиду – единственный в то время не изученный континент.

– Я не раз подумывал использовать привязанные воздушные шары для полярной разведки, – сказал Норденшельд. – Думаю, они могут пригодиться для проведения наблюдений, обследования местности при составлении карт и многого другого.

Барон изложил свою теорию, в соответствии с которой из-за трудностей с приземлением в Антарктиде воздушные шары можно было использовать для переноса экспедиции со всем участниками и оборудованием через ледяной барьер, окружающий большую часть континента, с уровня моря на шельфовый ледник.

Услышав, как старейшина шведских исследований рассуждает о преимуществах полетов на воздушном шаре, Андре воодушевился. Дождавшись возможности вставить слово – Норденшельд сделал паузу, чтобы протереть маленькие круглые очки в тонкой оправе, – Андре озвучил свой план.

– Я хочу попробовать пролететь над Северным полюсом на воздушном шаре, влекомом ветром, – неожиданно заявил он. – Кажется, никто еще не использовал великолепную систему постоянно дующих ветров, которая может переносить гигантские воздухоплавательные аппараты с грузом и пассажирами. Я много раз летал на шаре «Свеа», который год назад заказал у лучшего французского производителя, и считаю его прекрасным транспортным средством.

Норденшельд опешил, услышав неожиданный энтузиазм в голосе Андре. Всего несколько минут назад Андре говорил очень сдержанно, как и подобало главному инженеру Патентного бюро на выступлении перед Шведским обществом антропологии и географии. Теперь он глотал слова, как влюбленный подросток.

– Я понимаю, как дуют ветра и как влажность и температура влияют на полет, и знаю, на что я могу рассчитывать, фотографируя и ведя наблюдения практически с любой высоты, – продолжил Андре. – Я летал на шаре много раз, но для меня эти полеты были не спортивными мероприятиями и не увеселительными прогулками, а исключительно научными экспериментами с целью определить, как далеко я смогу улететь и насколько точно буду придерживаться курса.

Норденшельд прежде не слышал, чтобы человек с такой страстью говорил о столь неодушевленном предмете, как воздушный шар, но для Андре «Свеа» и воздухоплавание превратились в одержимость, которая не оставила в его жизни места ни для чего другого, за исключением любви к матери.

– Однажды я летал два с половиной часа, за которые преодолел сорок километров и поднялся на высоту четыре тысячи метров, – сказал он Норденшельду. – Представляете, даже там, наверху, я отлично слышал лай собак.

Норденшельд взглянул на крупного мужчину, стоящего перед ним, с некоторой долей скепсиса. Андре не был похож на типичного искателя приключений. У него были мягкие руки и