Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях - Рубен Маркарьян

Это не относится к окончанию речи, категорически нельзя заканчивать речь словами: я не знаю, какое вы вынесете решение… Раз не знаешь, значит, сам не убежден в своей правоте. Присяжные вынесут только то решение, которое им озвучил прокурор или адвокат. Другого они вынести не могут. И если оратор не знает, какое, то зачем он вообще выходил и что-то говорил?

2.4. О точности

«Точность обязательна при передаче чужих слов; нельзя изменять данных предварительного и судебного следствия», – говорит П. Сергеич.

Дело в том, что присяжные – это люди, которые могут путать имена, фамилии, названия местности или места работы обвиняемого или свидетелей. Особенно если фамилии похожи или сложные. Присяжные не изучали внимательно материалы дела, а присяжные телепроекта, о которых я говорю, вообще все воспринимают на слух в течение трехчасовой съемки. Они могут не помнить фамилию свидетеля, который говорил что-то в вашу пользу, в пользу защиты. И если окажется, что вы вышли к ним с речью и намереваетесь сказать что-то вроде: «Мы с вами, дамы и господа, слышали показания свидетеля… эээ… не помню его фамилию, но он сказал вот что.», то учтите: так нельзя говорить, это – testimonium paupertatis (свидетельство о бедности).

Или вот случай из практики настоящего судебного процесса. Следователь, выйдя в суд с ходатайством о продлении срока содержания под стражей мэра одного из городов, сказал в обоснование своей позиции: «Дело очень сложное, по нему назначено порядка семнадцати экспертиз, их результатов пока нет». И естественно, сразу последовал вопрос от адвоката следователю: «А „порядка семнадцати" – это сколько? Вы ведете дело, Вы не помните, сколько точно назначено экспертиз?»

Если бы подобная сцена разыгралась в суде присяжных, то присяжные, безусловно, отметили бы для себя некомпетентность следствия. А фразу «Да что это за следствие, топорное такое.» я слышал десятки раз в исполнении присяжных при обсуждении вердикта. Так что адвокату при ведении процесса следует придерживаться точных формулировок самому и следить за неточностями в речи оппонента. Тем более адвокату проще, он может услышать ошибки прокурора, так как обвинитель в прениях выступает раньше, и грех эти ошибки не использовать в своем выступлении.

Например, я как-то говорил в прениях: «Если бы государственный обвинитель был уверен в своей правоте, он бы, конечно, не позволил назвать подсудимого Сидоренкова – Сидоркиным. Но для прокурора нет разницы, так как задача прокурора не искать истину, а поддерживать обвинение. Вынесете ли вы обвинительный вердикт в отношении Сидоркина или Сидорова, для прокурора не имеет значения, главное, что подсудимый виновен».

Присяжные – не конвейер по вынесению обвинительных приговоров, очень многие относятся к своей роли в процессе с гордостью и чувством гражданской ответственности за судьбу человека. Поэтому, услышав о бездушии обвинения, они могут разглядеть в подсудимом человека, а не статистическую обвиняемую единицу. Тогда ошибка прокурора в фамилии может иметь существенное значение.

2.5. Ненужные мысли

«Сорные мысли несравненно хуже сорных слов. Расплывчатые выражения, вставные предложения, ненужные синонимы составляют большой недостаток, но с этим легче примириться, чем с нагромождением ненужных мыслей, с рассуждениями о пустяках или о вещах, для каждого понятных».

В этом П. Сергеич прав, как всегда, но сегодня, спустя сто лет, следует особо подчеркнуть: не говорите очевидных вещей, которые и так понятны. Журналистов учат в вузе, как писать статьи, чтобы читателю не было скучно. Читатель должен иметь возможность включать фантазию, иначе читать перестанет. Например, если написать: «Кувалда упала на стеклянную столешницу», то необязательно добавлять, что та «разлетелась вдребезги». Так и в речи перед присяжными.

Если, например, вы пытаетесь уверить присяжных в том, что подсудимый не поджигал квартиру умышленно, а сделал это нечаянно, то не стоит говорить: «Мой подзащитный поставил включенный утюг на гладильную доску, и от горячего утюга загорелась обивка, потом пламя перекинулось на шторы, и все заполыхало и в огне, и дыму погибла женщина». Проще сказать: «Он поставил утюг на гладильную доску и забыл про него. А этот утюг сам по себе не выключается, как оказалось, старая модель. Вот и случилось то, что и должно было случиться неминуемо».

Присяжные сами представят картину, как загорается обивка гладильной доски, как пламя перебрасывается на шторы, как гибнет женщина, но запомнят из ваших слов только одно – виноват утюг, а человек, забывший его выключить, никого убивать не хотел. Просто растяпа, который должен ответить по статье «причинение смерти по неосторожности». Но не за поджог и убийство с особой жестокостью.

Сергееич говорит: «Берите примеры из литературы, берите их сколько угодно, если они нужны; но никогда не говорите, что взяли их из книги. Не называйте ни Толстого, ни Достоевского, говорите от себя».

Не соглашусь сегодня с этим тезисом. Наверное, сейчас, когда Достоевского проходят в школах и присяжные его читали, не сослаться на первоисточник – это выдать чужую мысль за свою. И это может вам навредить. А если сказать: «Уважаемые дамы и господа, помните из школьной программы, Толстой говорил…», вы покажете свою осведомленность и намекнете, что присяжные, как и вы, хорошо учились в школе, даже если это не так. Только не увлекайтесь цитатами, вот тут вы станете зубрилой-отличником, а их мало кто в школе любил.

Совет не ссылаться на автора может быть применим к анекдоту. Не важно, что у каждого анекдота есть автор, какой-нибудь Жванецкий, или Горин, или ваш сосед по даче. Анекдот – это особый жанр, не надо говорить, кто вам его рассказал.

Некоторые мои коллеги в настоящем суде присяжных читают стихи. Я никогда не читал стихи перед присяжными. И не советую этого делать.

П. Сергеич пишет: «Лучший пушкинский стих есть неуместная роскошь в суровых словах прокурора, как и в полной надежд и сомнений страстной речи защитника: нельзя мешать жемчуг с желчью и кровью… Но ведь у Кони, у Андреевского, кажется, нет ни одной речи без стихов или, по крайней мере, без выражений, взятых в стихотворениях. Да, но, во-первых, им это можно, а нам с вами нельзя; а во-вторых, возьмите заключение Андреевского по делу Афанасьевой: там упоминается старинное стихотворение о страданиях любви; это безупречно в своем роде, но это изящная словесность, а не судебная защита».

Браво, Сергеич! Лучше не скажешь! Вот именно! Кони и Андреевскому можно было читать стихи. А нам с вами нельзя! Потому что раньше публика в суд ходила, как в театр, послушать речи. Бесплатно и интересно. А сейчас в каждом доме телевизор и в нем телеканал «Культура». Не вяжутся стихи с убийством. В моем понимании не вяжутся. Да вот и Сергеич оказался согласен.

2.6. Сравнение с собой

П. Сергеич говорит: «Избегайте предположений о самом себе и о присяжных. У нас часто говорят: если у меня разгромили квартиру… если я знаю, что от моего показания зависит участь человека… и т. п. Такие выражения просятся на язык, потому что придают речи оттенок непринужденности; но они переходят в привычку, которой надо остерегаться. Не замечая этого, наши защитники и обвинители высказывают иногда о себе самые неожиданные догадки, вроде следующих: „Если я иду на кражу со взломом, я, конечно, запасаюсь нужными орудиями…". Нельзя думать, чтобы судьям было особенно приятно выслушивать подобные речи».

Не соглашусь опять. П. Сергеич, видимо, имеет в виду коронного (федерального, по-нашему) судью, а не присяжных. Может быть, судье, умудренному чужим опытом преступлений и своим опытом рассмотренных уголовных дел, не особо приятна будет такая речь адвоката. Действительно, зачем судье сообщать о том, что сделал бы ты, если бы ты был преступником. Судья знает, что сделали сотни других, которые прошли через его судебный зал заседаний. Но присяжный – это не опытный судья. Он примеряет на себя поступок человека, которого судят. И пример в речи со ссылкой на себя, на ваше отношение, на то, как вы бы поступили, заставит присяжного в совещательной комнате сказать: «А я вот не стал бы делать так!» Или присяжный произнесет даже лучшую для вас фразу: «А я вот согласен с защитником, какой дурак будет стирать отпечатки пальцев с ручки двери, а на ноже оставит. Уж наверное стер бы. Я бы стер. И нож выкинул».

Добавлю еще от себя: не стесняйтесь приводить примеры из своей жизни. Если вам позволит такую роскошь председательствующий, конечно, и не остановит ваш порыв. Например, понимая, что среди присяжных есть бывшие военные, я неоднократно пользовался этим приемом и говорил: «Как-то, когда я служил молодым офицером в армии, у нас был вот такой случай».

Таким приемом вы, во-первых, дадите сигнал части присяжных: «Я – свой». Потому что среди них будет или офицер-пенсионер, или родственник военного.