Записки солдата - Павел Хадыка

Особенно запомнился мне бой 29 апреля. Наступление белоказаков началось ночью. Пьяные, шли они во весь рост на наши позиции. Пулеметы стреляли длинными очередями. Стволы нагревались так, что вода закипала в кожухах и пар, выходящий через отводное отверстие, был виден издалека. Недостаток воды вынуждал наводчиков на время останавливать стрельбу. В цепи тогда кричали:

— Давай пулемет! Почему он молчит? Сапожники!

И пулеметчики вынуждены были стрелять. В батальоне было четыре пулемета. В цепи главным образом шел залповый огонь.

С рассветом наступление белых возобновилось, но нас хорошо поддерживал бронепоезд со станции Донгузская. Он очень метко бил по целям казаков, и они, не выдержав, оставляли убитых и раненых и откатывались назад.

Но силы были неравные, противник в несколько раз превосходил нас. Наши открытые и загнутые в тыл фланги все сужались, цепь становилась похожей на огромную подкову.

Наш пулемет стоял на возвышенности в 200—250 метрах от железной дороги. Отсюда очень хорошо было видно передвижение белоказаков.

Вскоре по цепи передали команду — медленно отходить к Уралу, но не бежать.

Мы оставили Донгузскую, затем 20-й разъезд, а к ночи отошли за Меновой Двор. По железнодорожному мосту перешли через Урал и заняли позиции на правом берегу реки в самом городе Оренбурге.

Люди очень устали. Но бой продолжался всю ночь. Часть дощатого настила мы сняли с моста. Белоказаки пытались снова настлать, но под нашим пулеметным и ружейным огнем отходили. Однако стоило хоть на минуту прекратить стрельбу, как они лезли вперед.

К мосту подошел 217-й стрелковый полк и занял оборону. Сюда прибыл начальник обороны города Михаил Дмитриевич Великанов. Здесь же находились руководители местной власти во главе с председателем губкома партии Иваном Алексеевичем Акуловым.

В ночь с 30 апреля на 1 мая я стал помощником наводчика пулемета, или вторым номером.

1 мая в 5 или 6 часов утра два батальона 217-го полка и наш батальон неожиданно перешли железнодорожный мост и повели наступление на Меновой Двор, к 12 часам мы взяли его.

Белоказаки, видимо, не ожидали, что защитники Оренбурга нанесут удар с этой позиции, да еще в праздник, и не оказали организованного сопротивления. Их отбросили от Оренбурга на 20—25 километров.

Наш полк был сформирован в конце марта — начале апреля 1919 года исключительно из добровольцев. Один батальон состоял из городской милиции. Полком командовал оренбургский казак из бедняков Александр Степанович Шереметьев. Комиссаром был рабочий Ефим Андреевич Башилов. Начальником пулеметной команды — Крапивин. В ходе боев наш полк переименовали в 218-й, а дивизию — в 49-ю Оренбургскую.

Всего в обороне города участвовало пять стрелковых полков и отдельный кавалерийский эскадрон. Соотношение сил было далеко не в нашу пользу. Более чем в четыре раза белые превосходили нас в штыках и саблях, в три раза — в пулеметах и в пять раз — в артиллерии.

Вот против каких сил стояли защитники Оренбурга!

Еще 18 апреля Оренбургский губком партии направил Владимиру Ильичу Ленину телеграмму, в которой, излагая значение обороны Оренбурга для победы советских войск на Восточном фронте, обрисовал тяжелое положение защитников города. Вскоре прибыла помощь. Оборона Оренбурга стала значительно прочнее.

22—26 апреля произошел вдохновляющий нас бой северо-восточнее Оренбурга. Наши 211-й и 277-й стрелковые полки при поддержке одного батальона 217-го стрелкового полка и кавалерийского полка 20-й дивизии, дав возможность противнику переправиться на паромах через разлившуюся от весеннего паводка реку Салмыш, внезапно атаковали 2-ю и 5-ю стрелковые дивизии 4-го армейского корпуса белых и с близкого расстояния артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем расстреляли их.

Наши взяли в плен более 1500 солдат и офицеров противника, захватили всю его артиллерию, 20 пулеметов, массу патронов и канцелярии штабов дивизий. На поле боя насчитали более 300 убитых, в том числе 28 офицеров и одного генерала. Остальные белогвардейцы утонули в реке Салмыш. Лишь отдельные разрозненные группы белых без оружия вплавь сумели перебраться через широкий разлив реки.

4—5 мая наш полк перебросили на 30—40 километров восточнее Оренбурга на помощь 210-му и 216-му стрелковым полкам. Там шли бои за станицы Каменно-Озерную и Нежинскую. Но удержать станицы мы не смогли и отошли. Закрепились в районе так называемого Святого Креста, что в семи километрах от Оренбурга. В период отступления от Нежинской я стал первым номером пулемета. Чурилова ранило в обе ноги, и его отвезли в госпиталь.

Стрелять хорошо из пулемета я еще не мог. Особенно трудно было устранять задержки. Но старался показать, что все знаю и все могу. Очень боялся, чтобы меня не заменили. Но, видимо, заменить было некем.

Отходя, я попал в какое-то болото и, вытягивая ноги из грязи, потерял один сапог. Пулемет спасли, но сапог отыскать не сумели. Мешали наседавшие белые. Часто приходилось останавливаться и ложиться за пулемет. Несколько дней пришлось ходить в одном сапоге. Вторую ногу обмотал какой-то ветошью. А весна была на редкость дождливой и холодной.

Бои продолжались. Белые часто переходили в атаки с целью прорваться в город. Но сломить сопротивление наших частей они не смогли. Пытались перейти Урал в районе Форштадта, но и там их не пустили.

В это время у белых появились «союзники». В один из дней вместо чубатых казаков мы увидели перед собой солдат в синих мундирах. Сначала приняли их за японцев. Когда же захватили в плен первых «синих», оказалось, что это насильно мобилизованные крестьяне Уфимской, Тургайской, Челябинской губерний, одетые в японскую военную форму. Они при первом удобном случае переходили на нашу сторону целыми взводами.

Оренбург почти полностью был окружен белыми. По всему фронту шли упорные бои. В этот период погиб мой товарищ по кожевенному заводу Михаил Кудрявцев. Его похоронили в Оренбурге.

Было воскресенье. Из города к нам на передовую пришло много женщин. Они принесли продукты своим мужьям, отцам, знакомым. Жители часто приходили к нам, особенно по воскресеньям. К Михаилу пришла мать. Она побыла и у меня, угостила пирожками. А спустя 2—3 часа после ее ухода мне передали, что Михаил убит. Я очень плакал по нем.

В тот же день произошел трагический случай с рабочим нашего завода Коренем. Он был поваром в одной из рот нашего полка. Ночью в походной кухне повез ужин на передовую и заблудился. Белые схватили его. Вылив пищу, они разрубили Кореня на куски, сложили в котел, залили водой, подожгли топку и лошадь направили к нашей передовой.

Это дикое зверство возбудило в нас еще большую ненависть к белым. Мы упорнее стали защищать Оренбург.

Тяжелые бои вокруг осажденного города продолжались и в мае. Положение защитников, не получавших подкреплений, с каждым днем ухудшалось.

В половине мая наш пулеметный расчет сняли с передовой и на двуколке направили в Оренбург для ночных патрулирований по городу. Там ночами было неспокойно, особенно в казачьей части города — Форштадте.

Двуколка хотя была и на рессорах, но по мощеным крупным камнем улицам создавала такой шум, что было слышно за несколько кварталов. Сидеть за пулеметом было неудобно. Я очень жалел, что меня сняли с передовой.

Иногда пулемет простаивал всю ночь у штаба обороны Оренбурга в ожидании выезда в какой-нибудь район города. Особенно часто приходилось курсировать по Форштадту.

В конце мая объявили, что меня посылают на курсы пулеметчиков при штабе обороны Оренбурга. Здесь часто видел начальника обороны Михаила Дмитриевича Великанова, больше узнал о нем. В Красную Армию он вступил в марте 1918 года в Москве. Дрался с белыми в Пензенской, Симбирской, Самарской, Уральской и Оренбургской губерниях, командовал 2-м полком 24-й Симбирской железной дивизии, позже 25-й Самарской — Чапаевской дивизии. Это был умный, грамотный и решительный военачальник. Его видели и знали в лицо почти все защитники Оренбурга. Он часто бывал на передовой и не раз брал в руки винтовку, вместе с бойцами отбивал атаки белогвардейцев.

Выше среднего роста, стройный, он был всегда опрятно одет, подтянут. Лицо чистое, красивое с приятной, располагающей улыбкой. В обращении прост, доступен. Он внушал доверие к себе, его уважали и беспрекословно подчинялись.

Умение правильно управлять и маневрировать пятью плохо обученными и плохо вооруженными полками позволяло удерживать Оренбург, противостоять многочисленным войскам Колчака.

Курсы размещались в том же доме Ромеевых. К моему прибытию там уже было сформировано два взвода. Начальником курсов был морской офицер, фамилию забыл. Мне предложили командовать третьим взводом, вооруженным иностранными пулеметами. Я сначала отказался, но меня обязали.

В занятиях по материальной части мне очень много помог мой лучший друг Тимофей Ермолаев. Иностранных пулеметов мы оба не знали. А к занятиям готовились так. В вечернее время вдвоем разбирали пулемет, называли и записывали части применительно к пулеметам «максим» и «кольт», которые мы знали. На следующий день уже занимались с людьми. Пособий по французскому пулемету «гочкис» и английскому «викерс» не было. Руководство курсов знало, как мы готовимся, иногда посещало занятия и считало нашу методику удовлетворительной.