Записки солдата - Павел Хадыка

Но оружие на заводы, несмотря на сильный контроль, все же поступало, и рабочие тайно вооружались.

Об одной доставке оружия рассказывает машинист Оренбургского депо, член партии с 1917 года, Федор Григорьевич Кравченко.

«20 декабря (1917 года) в Бузулуке я получил от Кобозева три пулемета, 89 винтовок, несколько ящиков патронов и лент, погрузил все это в тендер паровоза и повел товаро-пассажирский поезд в Оренбург. Опасность была велика: Дутов выставил четыре вооруженных заставы в Платовке, Переволоцке, Сырте и Каргале. На всех заставах юнкера и казаки осматривали паровоз, но оружия не обнаружили»[3].

И это был не единственный случай, когда с большим риском для жизни доставлялось оружие в город.

В ноябре начали создаваться на заводах красногвардейские отряды. Особенно хорошо были вооружены рабочие железнодорожных мастерских.

Со дня захвата власти Дутовым заводы не работали, рабочие бастовали. Но наш завод мы, молодежь, посещали почти каждый день. На заводе был создан профсоюз.

Вскоре записались в Красную гвардию Михаил Кудрявцев, Павел Тур, Александр Ерш, Илья Ринг, Иван Ахраменя и я. Винтовки и патроны нам дали прибывшие с фронта солдаты. Многие захватывали оружие на складах. Часто обезоруживали небольшие группы казаков и полицейских. Оружие мы хранили в бараках, а в ночное время с помощью старых солдат изучали устройство его и тактику боя.

Участники обороны гор. Оренбурга в 1917—1919 гг. Слева направо: Павел Тур, Павел Хадыка, Андрей Ерш, Александр Ерш. (Снимок 1919 года).

Руководителей большевистской организации Оренбурга лично я не знал, но слышал о революционных делах таких товарищей, как С. М. Цвиллинг, А. А. Коростелев, Кичигин, А. Е. Левашов, К. Н. Котов. Они входили в Революционный комитет и возглавляли борьбу за установление Советской власти в Оренбурге.

Вспоминается арест дутовцами почти всех депутатов первого, только что созданного Совета рабочих, солдатских и казачьих депутатов и членов Революционного комитета прямо на заседании. В связи с этим началась всеобщая забастовка. К бастующим ранее дружно присоединились рабочие мелких предприятий, таких, как парикмахерские, кино и другие.

Затем город облетела радостная весть о побеге из тюрьмы 32 заключенных членов Революционного комитета и руководителей Совета рабочих, солдатских и казачьих депутатов. В числе бежавших были С. М. Цвиллинг, А. А. Коростелев.

Борьба за установление Советской власти в Оренбурге не прекращалась ни на один день. Вместо арестованных руководителей из рабочей среды выдвигались новые организаторы. Создавались красногвардейские отряды.

Рабочие понимали, что одной стачкой завоевать победу не удастся. Слишком неравными были силы. В Оренбурге находилось до 7 тысяч казацких войск. Вместе с Дутовым активно действовали меньшевики и эсеры.

В ноябре 1917 года оренбургские железнодорожники направили делегацию в Петроград к Ленину. Владимир Ильич 26 ноября 1917 года принял ее. Делегаты изложили Ильичу свою просьбу. Ленин тут же написал записку:

Податели — товарищи железнодорожники из Оренбурга. Требуется экстренная военная помощь против Дутова. Прошу обсудить и решить практически поскорее. А мне черкнуть, как решите. Ленин»[4].

Вскоре к формирующимся красногвардейским отрядам в городе Бузулуке, которыми командовали Петр Алексеевич Кобозев и перешедшие линию фронта С. М. Цвиллинг и А. А. Коростелев, начало подходить пополнение. Из Петрограда, Самары, Казани, Челябинска, Перми, Уфы на помощь отрядам Кобозева прибывают вооруженные рабочие, доставляют патроны и снаряды.

В январе 1918 года на подступах к Оренбургу развернулись ожесточенные бои. А в конце месяца город был освобожден. В Оренбурге впервые устанавливается Советская власть.

На заводах и улицах города возникают митинги и демонстрации. Начали работать заводы. Но на работу и с работы все выходили с винтовками.

Вскоре нашей шестерке — Михаилу Кудрявцеву, Павлу Туру, Александру Ершу, Илье Рингу, Ивану Ахрамене и мне — предложили перейти на казарменное положение. Поместили нас в здании бывшего Неплюевского кадетского корпуса, где организовали роту из рабочих-кожевников. Здесь проводили с нами занятия по изучению материальной части винтовки, а во дворе, в тире, учили стрелять. Кушать ходили домой, ночевали в казарме. Иногда патрулировали по городу.

Рядом с пирамидами из винтовок стоял пулемет. Мне разрешили присутствовать на занятиях с пулеметом. Это был «кольт». Я очень интересовался им и не пропускал ни одного занятия.

Примерно в марте нас распустили по домам, обязав по тревоге немедленно явиться в казарму.

В это время в моей семье случилось большое горе — от тифа умерла сестра Наталья. Ей было всего 22 года.

В начале апреля белоказаки неожиданно ночью ворвались в город. На заводах и паровозах загудели гудки — тревога. Поднялась стрельба. Казаки захватили казарму на Сенной площади вблизи Форштадта. Там размещался один из красногвардейских отрядов. В бою погибло более ста двадцати человек.

Казаки пытались захватить весь город. Но сокрушительный отпор им дали железнодорожники у пассажирского вокзала. В бой вступили красногвардейские отряды с Новостроек, железнодорожных мастерских, добровольческий отряд мадьяр. К концу дня казаков выбили из города.

В свою казарму мы с товарищами сумели пробраться лишь тогда, когда в городе утихла стрельба. Оружие наше стояло в пирамидах.

После нападения белоказаков на Оренбург из рот кожевников, железнодорожников, рабочих мельниц и других сформировали 1-й Оренбургский красногвардейский полк. Им командовали рабочие железнодорожных мастерских Андриан Ефимович Левашов и Константин Назарович Котов. Из состава полка выделили специальный отряд, погрузили в оборудованный тюками из ваты поезд и направили по так называемой Орской железной дороге. В отряде было два орудия и два или три пулемета. Орудия установили на платформах, которые так же, как и крытые вагоны, по краям обложили прессованными тюками ваты. Получился своеобразный бронепоезд. Тюки ваты предохраняли от пуль и осколков снарядов.

Первый бой с белыми произошел на станции Сакмарская. На телеграфных столбах вблизи станции висели трупы рабочих железной дороги, казненных белыми. Казаки отступили в станицу Сакмарскую, но через два-три часа мы их выбили и оттуда.

Это был мой первый бой. Шел в цепи вместе с другими такими же, как и я, стрелял из винтовки по конным и пешим казакам. Хотелось догнать кого-нибудь из белых и отомстить за повешенных.

Помнятся станции Саракташ и Кувандык. Дальше к Орску железной дороги не было. Наш поезд курсировал между станциями Сакмарская и Кувандык. Особо сильных боев не случалось, но перестрелки с применением пулеметов и орудий были часто.

В Оренбург отряд вернулся в конце мая или в начале июня и почему-то был распущен. Зарплату нам выплачивали на заводе, где мы работали раньше.

В июле белогвардейцы захватили Оренбург. Многие рабочие отступили на Актюбинск, но я и мои товарищи остались в городе. Почему нас не собрали всех и не предложили отступить, я и теперь объяснить не могу. Тому, что мы остались, способствовали и наши семьи, которые нас не отпускали от себя и уверяли, что скоро уедем домой. Винтовки мы зарыли под нарами в бараках. Здесь было много участников боев с белыми.

Вместе с беженцами жили два друга — Таранко и Сирота. Они и после занятия города белыми действовали активно. За ними охотилась охранка Дутова, но не могла поймать.

В бараках часто происходили аресты участников боев с белыми. Мне приходилось скрываться. Иногда уходил с товарищами ночевать в Пугачевские пещеры на Маяках, что в двух с половиной-трех километрах от города.

После одной из очередных облав в начале сентября я с группой товарищей пришел домой. Решили провести несколько дней с семьями. И как раз в первую ночь белые вновь провели облаву. Меня и Ивана Ахраменю схватили. Многих тогда арестовали. Всех нас под конвоем привели в город и посадили в так называемый 3-й участок полиции на Хлебной площади. Здесь я просидел более месяца.

Меня допрашивали, в какой части служил и где участвовал в боях. Я упорно твердил, что в Красной гвардии не служил и в боях не участвовал. За такие ответы каждый раз получал увесистые оплеухи. В камеру приходил с разбитыми губами и носом. Одежда была в крови.

Многих товарищей перевели в тюрьму за Урал. Перевода ожидал и я, чего очень боялся — всех переведенных там расстреливали.

На помощь пришла моя добрая мать. После моего ареста она ежедневно ходила к хозяину кожевенного завода Кабалкину и упрашивала его поручиться за меня, сказать, что я с января по июль работал на заводе. Просьба матери, видимо, подействовала. Меня освободили. Но это освобождение было недолгим.