Записки солдата - Павел Хадыка

Начальник пулеметной команды 434-го (176-го) стрелкового полка П. М. Хадыка. (Снимок 1921 года).

Вскоре мы начали новый поход в направлении Баку. Он был тоже тяжелым, но улучшилось снабжение продуктами и фуражом.

В Дербенте остановились на продолжительный отдых. Разместили нас по частным квартирам. Я попал к кавказскому еврею, очень разговорчивому человеку. Он рассказал, что на окраине Дербента одна из скал повернута отвесно к городу. Еще из глубокой старины для бездетных мусульманских женщин эта стена является священным местом. Сюда совершают паломничество не только бездетные женщины Дагестана, но и Азербайджана. Обряд заключается в том, чтобы утром, до восхода солнца, голыми руками, без дополнительных предметов, вбить в эту стену гвоздь. Только тогда можно рассчитывать на то, что будут дети. Неудачницы часто тут же кончали жизнь самоубийством, спрыгнув в пропасть.

Местное население, среди которого было много русских, особенно рыбаков и нефтяников, относилось к нам очень хорошо. Они радостно встречали нас и помогали всем, чем могли. Особенно мы нуждались в ремонте и замене обуви, и местное население оказывало нам в этом большую помощь.

3 мая 1920 года дивизия прибыла на станцию Баладжары, что в двенадцати — четырнадцати километрах от Баку. Наш полк разместили в аулах Сарай и Мастакриз. После длительного перехода Астрахань — Баку мы получили наконец долгожданный отдых для себя и лошадей, а главным образом, возможность помыться, заменить белье, произвести ремонт одежды, обуви, упряжи.

Местное население встретило нас хорошо, помогало продовольствием и материалом для ремонта. Простояли мы здесь около двух недель. 15—16 мая полк погрузили в вагоны и по Закавказской железной дороге отправили в город Ганджу (бывший Елизаветполь, ныне Кировабад). Здесь расквартировали штаб дивизии и два полка. Наш полк доставили на станцию Акстафа, а затем пешим порядком перебазировали к грузинской границе. Штаб полка расквартировали в городе Казах, батальоны — по аулам. Пулеметную команду разместили в ауле Дашсалаглы. Однако вскоре взводы отправили по батальонам. Со мной остался только один взвод.

Разместились мы по частным домам. Надо сказать, что большинство жителей аула относилось к нам очень хорошо. Хотя мы питались отдельно, почти ежедневно наша хозяйка давала нам буйволиного молока, очень густого и жирного. Мы ели его впервые. Расходовали на приготовление супа и каши. Есть его цельное с хлебом, как коровье, мы не могли. Часто нас угощали брынзой, которую я ел тоже впервые.

Хотя женщины аула носили чадру, но в присутствии нас они ходили без нее. В Казахе, а затем и нашем ауле Дашсалаглы я услыхал интересный анекдот, рассказываемый азербайджанскими женщинами: «Стоит группа женщин с опущенными с головы на шею чадрами. Вдали показалась группа идущих мужчин. Одна женщина громко говорит: «Закройтесь, идут мужчины». Другая, посмотрев в ту сторону, отвечает: «Нет, это не мужчины, это русские».

В двадцатых числах мая нам стало известно, что в Баку готовилось восстание мусаватистов — членов мусульманской националистической партии крупной буржуазии, помещиков и духовенства. Но там быстро навели порядок.

26 мая произошло восстание в Гандже. Мусаватисты захватили большую часть города. В наших руках оказалось лишь несколько кварталов и станция Ганджа.

В наших аулах и в городе Казах стало тоже неспокойно.

30 мая полк сосредоточили на станциях Акстафа и Тауз, а ночью погрузили в вагоны и направили в Ганджу. Пулеметы распределили по ротам. У меня в резерве остался только 1-й взвод, который и раньше бывал в моем распоряжении и вводился в бой в самый ответственный момент или на решающем участке, где надо было взять укрепления врага или удержать свои позиции.

Всю ночь в пути не спали, были готовы к отражению нападения. Командир полка с охраной ехал на паровозе.

До станции Шамхор доехали благополучно. Начало светать. На перроне нас ожидал представитель от командира дивизии. После короткого совещания командир полка отдал приказ — в бой вступим немедленно, разгрузку лошадей и повозок произведем при помощи подручного материала. Приспособим даже двери от вагонов. Предстояло только преодолеть последний участок между станциями Шамхор и Ганджа.

Шамхор стоит значительно выше Ганджи, и наш поезд очень хорошо виден повстанцам. Случилось так, как мы и ожидали. Как только поезд прошел несколько километров, мы подверглись интенсивному артиллерийскому обстрелу.

Вся артиллерия дивизии, размещавшаяся в Гандже, была захвачена мусаватистами. Часть артиллеристов попала в плен. К орудиям мятежники насильно ставили наших пленных, а когда те отказывались или плохо стреляли, их тут же расстреливали и сбрасывали в глубокий колодец. Я потом видел этот колодец, из него было извлечено более 20 трупов. И все же ни один снаряд в наш поезд не попал.

На станции мы разгрузились в течение 2—3 минут, поротно, развернулись в цепи и пошли в наступление. Я на некоторое время задержался у поезда и руководил разгрузкой лошадей и повозок. Их тоже быстро, без всяких трапов, спустили на землю и направили в ближайшие дворы и укрытия у вокзала.

Вслед за нами прибыл еще один полк. Всего наступление повели пять пехотных полков и шесть кавалерийских. Их поддерживали огнем 57 орудий и две бронемашины.

На стороне мятежников было 10—12 тысяч человек и 1800 солдат и офицеров из 1-й Азербайджанской дивизии, составленной преимущественно из людей, служивших в мусаватистской армии.

Вскоре усилилась винтовочная и пулеметная стрельба с нашей стороны. Полк вошел в соприкосновение с повстанцами. Он наступал в первом эшелоне. Открыли огонь артиллеристы.

Мы оказались в новых для нас условиях. Между городом и станцией находились сотни небольших индивидуальных виноградников, огородов и садов, и каждый такой участок был огорожен каменными или глинобитными дувалами, своеобразными стенами. Для противника они служили исключительно удобными оборонительными укреплениями. Для нас же — препятствиями, взять которые можно было только с помощью артиллерии или штурмом. Но штурм был сопряжен с большими потерями.

С вокзала в город через все эти своеобразные крепостные лабиринты вела только одна дорога или улица. Противник держал ее под непрерывным ружейным и пулеметным огнем. Других дорог или проездов не было, вернее, — мы их не знали. В бой ввели и мой последний резерв, 1-й пулеметный взвод Тимофея Ермолаева. Я находился в одном из взводов на передовой. Правда, часто выходил в тыл, откуда проверял обеспечение боеприпасами пулеметов.

Кто-то передал, что меня вызывает командир полка. Я доложил о делах в пулеметной команде. После этого он познакомил меня с двумя командирами, которые окончили Астраханские пулеметные курсы и прибыли в наш полк для дальнейшего прохождения службы. Здесь же Каверина определили моим помощником, а Петрунина — командиром взвода, хотя пока вакантной должности не было. Каверину я поручил обеспечивать доставку патронов, а с Петруниным пробрался в 1-й взвод. Здесь действовало около шести пулеметов.

Самым трудным было столкнуть повстанцев с первых укреплений вблизи вокзала. Когда их выбили оттуда, наши войска, под прикрытием дувалов, стали, хотя и медленно, продвигаться вперед. Потери несли обе стороны. Мы применили гранаты для разрушения препятствий.

В середине дня тяжело ранило в ногу Тимофея Ермолаева. Командование взводом я передал Петрунину. Спустя некоторое время навестил Ермолаева в вагоне, приспособленном для раненых. Он громко стонал, скрежетал зубами, просил крепкого табака, хватался руками за спинку кровати, гнул ее на себя.

К вечеру мы достигли города Ганджа. На центральной площади захватили все орудия нашей дивизии. Часам к одиннадцати ночи полк вышел на противоположную сторону города. Из-за темноты и усталости преследовали повстанцев недалеко.

Подразделения провели ночь там, где она их застала. На следующий день на более опасных участках были оставлены заставы, а остальные подразделения сняты и отведены на отдых. Преследование врага продолжали только кавалерийские части.

Пулеметная команда разместилась на Елизаветинской улице в здании бывшей гостиницы «Лондон». Мы не досчитались многих своих как старых, так и новых пулеметчиков и командиров.

Состоялись похороны погибших. Ганджа разделяется горной речкой Ганджинкой на две неровные части — большую мусульманскую и меньшую армянскую. Это две вечно враждовавшие нации. Во время восстания один полк нашей дивизии стоял в армянской части города, своевременно занял оборону по реке Ганджинка и удержал свои позиции. Население помогало бойцам.

Ганджа — один из самых древних городов Азербайджана. Здесь сохранилось много памятников старины. Промышленности никакой не было. Правда, некоторая часть населения занималась выращиванием коконов для шелковой нити. Но это оказывалось под силу только зажиточной части населения. Была сильно развита торговля.