Метаморфозы жира. История ожирения от Средневековья до XX века - Жорж Вигарелло

манипуляций. Конрад Хайнгартер смягчает ситуацию и называет своего пациента «толстым» (pinguis), а не «очень толстым» (praepinguis). Цель предложенных мер весьма специфическая: освободить тело от излишних жидкостей. Нельзя ни слишком много пить, ни слишком много есть, во избежание застоя жидкостей не следует спать на спине, а летом в обуви, чтобы лишние газы не задерживались в теле, зимой надо мыть лицо и руки горячей водой, чтобы облегчить удаление лишнего через поры, начинать трапезу было предписано с нежной, а то и с жирной пищи, чтобы облегчить переваривание продуктов, которые поступят в организм позже, и избежать непроходимости… К этому следует добавить прием слабительного и кровопускания, чтобы лучше «разгружать» внутренности (medicine laxative frequenter).

По-прежнему преобладают теории о жидкостях. Само предписание снимать на ночь обувь летом говорит и об образе жизни (чего стоит сон в обуви), и об убежденности в пользе любого испарения, пусть частичного и локализованного. Предполагалось, что выходящие газы и пары очищают плоть, поэтому советовались самые разные приемы, основанные на распространенном мнении о необходимости удаления из организма лишней влаги.

Однако по-прежнему остается спорным вопрос о том, что считается «просто полнотой», а что — недопустимой полнотой. Где проходит грань? Эта неоднозначность заметнее всего, когда речь заходит об «импозантной» мужской фигуре — внушительные размеры могут быть весьма убедительными. Несть числа картинам XV века, где полное лицо, круглые щеки и намечающийся второй подбородок, в особенности на мужских портретах, говорят в первую очередь о благородстве, а не о склонности к обжорству: таковы, например, Николас Ролен на картине Яна ван Эйка, написанной в середине XV века[153], или сановники, сопровождающие Лоренцо Великолепного на фреске Беноццо Гоццоли «Шествие волхвов», находящейся в палаццо Медичи во Флоренции (1459)[154], или Перуджино на автопортрете из Колледжо дель Камбио в Перудже, с его напряженным взглядом, волевыми сжатыми губами, тяжелой массивной шеей[155].

«Тяжеловесная» эстетика

Надо сказать, что в стремлении «уменьшить» полноту нет никакой эстетической задачи. Единственные известные цели этого — мораль и здоровье. Так, в самом конце XV века в «Календаре пастухов» «здоровый человек» определяется так: «не слишком жирный, но и не слишком худой»[156]. В средневековых трактатах о красоте не рассматривается вопрос возможного утончения телесной оболочки. В «Книге манер» Этьена де Фужера, написанной около 1175 года[157], речь идет о четырех практиках: нанесении румян, уходе за глазами, депиляции, уходе за кожей — и никаких упоминаний о формах тела.

В «Амирии» Леона Баттисты Альберти (1470)[158] и в «Экспериментах» Катерины Сфорцы, опубликованных в 1490-м, говорится об уходе за лицом и за кожей[159]. Забота о формах тела с эстетическими целями не упоминается.

Тем не менее подобная практика, безусловно, существовала, но в весьма ограниченной и скрытой форме. Например, снадобья Изабеллы Баварской содержали золото — предполагалось, что оно «облагораживает», так что врачи заботились о «здоровье королевы»[160]. Совершенно очевидно, что у них были и эстетические задачи — как известно, королева страдала излишней полнотой, а употребляя эти напитки, она должна была похудеть. Но эта цель не называлась вслух: лечение проводилось в домашних условиях и не обсуждалось. Упорная работа по созданию «телесной элегантности» еще не была общепризнанной. Все взвары и золотые настойки Изабеллы, как представляется, применялись лишь для «здоровья».

Чтобы понять, когда в XV веке началась осознанная, более простая и непосредственная работа по «похудению», нам потребуются косвенные примеры, в частности ношение очень узкой одежды, поддерживающей телеса. Анна Французская в 1490 году рассказывала об одной молодой женщине «в таком узком платье, что ее чуть не рвало»[161]. К ним же относятся широкие пояса, перехватывающие талию, которые носили знатные дамы в конце XV века, двойные держащие форму пояса, описанные в «Турнирной книге» Рене Анжуйского примерно в 1460 году[162], похожие пояса просительниц из манускрипта эпической поэмы Боккаччо «Тезеида», хранящегося в Национальной австрийской библиотеке в Вене; миниатюры датируются примерно 1480 годом[163]. Это не что иное, как «футляр»: попытка скрыть полноту при помощи прямого физического стеснения. В первую очередь, это касалось женских фигур, а не мужских: здесь норма пока еще не сформулирована, но уже применяется.

Необходимо, впрочем, напомнить об относительной неопределенности различий между «нормальным» и «очень толстым». Конечно, в первую очередь это касается мужчин, одежды которых оставляют место их «трясущимся» жирам и создают впечатление нормальности «скрываемых» ими форм[164]. Это можно увидеть в сцене передачи манускрипта Жану де Малеструа[165] из «Истории Бретани» конца XV века. Круглолицые мужчины одеты, в отличие от затянутых тугими поясами женщин, в широкие платья, что может говорить об их знатном происхождении.

Часть вторая. Толстяки Нового времени

Отношение к излишней полноте меняется с наступлением эпохи Возрождения — теперь критикуются леность, праздность, недостаток интеллекта. Проявления «заботы» о полноте также становятся острее — это различные диеты и физическое принуждение, пояса и корсеты, надеваемые прямо на тело.

Наступает время новых культурных представлений. Физическая полнота превращается в общую тяжеловесность. Быть толстым значит «отставать», не иметь возможности адаптироваться к миру, в котором все выше ценится активность. При этом нельзя утверждать, что до сих пор на слабость не обращали внимания и пренебрегали ленью, но в Средние века в первую очередь критиковались чревоугодие, обжорство. Внимание концентрировалось на смертных грехах. Современность же в основном ассоциируется с гибкостью и эффективностью. Ласка из басни Лафонтена, как следует наевшись в амбаре, так «растолстела и распухла»[166], что не смогла пролезть в дыру, через которую пробралась туда. Баснописец клеймит отсутствие гибкости, неповоротливость. Можно сказать с уверенностью, что полнота — это признак слабости, что толстый человек становится отверженным.

В то же время в образе самих веществ, в частности жира, изменений мало. Врачи XVI–XVII веков пытаются разгадать его состав, продолжая пользоваться традиционными методами удаления его из организма при помощи слабительных средств и кровопусканий. Признание вреда, приносимого жиром, не расширяет знаний о нем, несмотря на то что уже появляется разграничение между внутренним жиром и водой.

Зато медленное развитие культуры в XVI и XVII веках обогащает восприятие телесных линий и черт лица. Появляются выражения и разные уменьшительные слова, обозначающие различные стадии полноты. Это вопрос фундаментальный, даже при том, что сохраняется тенденция выражать «толстое» через «очень толстое»; нюансы скрыты, неясны, их скорее предполагают, нежели изучают.

Глава 1. Берега лени

Ренессансные рассказчики прежде всего упоминают неловкость толстяков: таков, например,