Синдикатер - РуНикс

держала его, сжимала его, успокаивая его так, что сомнения рассеивались из его разума.

Он наблюдал, как она лениво вращает кольцо, а различные драгоценности отбрасывают разноцветные блики на стену в лучах солнечного света.

Она рассказала ему однажды ночью о том, как он обещал ей это в молодости, и каким-то образом, даже без своих воспоминаний, он это сделал. Иногда он желал бы помнить большой промежуток небытия. У него были обрывки и фрагменты до двадцати лет, но после этого все было так нечетко. Чего бы он не отдал, чтобы помнить ее, только ее , если ничего больше. Он хотел вспомнить, кем он был, каковы были его мечты, его цели, его желания. Он хотел вспомнить, кем он был для нее, что он чувствовал к ней, было ли это чистым с невинностью юности или темным с бурными обстоятельствами. Он хотел вспомнить ее, какой она была, страницы их совместной истории были стерты из существования для него, но не для нее, бремя, которое она несла одна, не имея возможности поделиться, и это заставляло его чувствовать себя беспомощным. Он хотел поделиться с ней, вспомнить, предаваться воспоминаниям, воссоздать.

Он задавался вопросом несколько дней. Воспоминания — это то, что у него было, или то, что он утратил?

Он коснулся ее кольца, поднял ее руку и поцеловал ее.

Зефир нуждался в физическом подтверждении. Он не знал почему, но прикосновения по какой-то причине приземляли ее. Он не подвергал это сомнению; он просто давал ей свободное пользование своим телом. Хотя, понятно, она не пользовалась им неделями. Хотя он дарил ей поцелуи и объятия, и она принимала их, она некоторое время не инициировала никаких прикосновений со своей стороны, не говоря уже о сексе. Секс между ними всегда был невероятным; он помогал им соединяться прежде всего, и они были ненасытны вместе. Он знал, что если он инициирует это, она примет. Но он не хотел, чтобы она принимала; он хотел, чтобы она участвовала.

Но он понимал ее нерешительность, ее нежелание и дал ей необходимое пространство.

Но его член не понимал. После того, как он был насыщен месяцами, он стал зависимым от нее. Для его члена ее изгибы, прижимающиеся к нему, означали хорошее время. Альфа будет терпеливым настолько, насколько это необходимо, но он хотел, чтобы его член мог попасть в программу.

Трахни его член.

Не буквально.

Черт, ему нужно перестать думать об этом.

"Муж?" - тихо позвала Зефир, и он сосредоточился на ее голосе, пытаясь не дать крови уйти вниз. Черт, ему нравилось, когда она называла его глупыми именами. Он скучал по ее врожденной игривости.

«Да, женушка?» Он подыграл, надеясь подбодрить ее.

«Я чувствую, как твой маленький монстр тыкается в мою задницу».

«Маленькая?» Неверие в его голосе вызвало самый прекрасный звук, который был редкостью в эти дни — ее хихиканье. Мягкий, женственный хихиканье, от которого в груди стало в десять раз легче.

Она посмотрела на него, сцепив их взгляды, и ямочки, которые скрывались в течение нескольких дней, появились, когда она улыбнулась ему. «Огромный, гигантский, гигантский?» она закатила глаза. «Так лучше?»

Он сжал ее крепче, желая запечатлеть этот момент и сделать ее счастливой навсегда. «Я думаю, что это у тебя амнезия, если ты называешь это маленькой ».

Из нее вырвался смех, сотрясая ее тело и совсем не помогая его ситуации, но он не променял бы его на весь мир. Он тихо зарычал, и ее охватил еще один приступ, звук громкий и открытый, такой заразительный, что он почувствовал, как его собственный покинул его грудь. Они оба сидели там, ее смех и его ухмылка — о чем, для чего, из-за чего, он не знал. Ему было все равно. Она смеялась, смеялась и смеялась, как будто прорвало плотину, и вдруг слезы хлынули из ее глаз. С той же силой она начала рыдать.

«Я не знаю, — она икнула ему в шею, — что со мной происходит».

Альфа крепко держал ее, желая, чтобы у него были ответы для нее, пытаясь понять, что произошло и почему ее переключатель так внезапно переключился, но не имея никаких ответов. Не хочу показаться типичным мужчиной, но такое поведение было для него совершенно странным. Он молчал, хотя и позволил ей выплакать все глаза, позволяя ей выпустить наружу то, что кипело внутри нее неделями, и просто держал ее через все это.

С ней снова все будет в порядке.

Она снова будет смеяться, не плача.

Альфа должна была в это поверить. У них не было другого выбора.

С ней все будет в порядке.

С ними все будет в порядке.

За этим местом должна была быть радуга, иначе мир стал бы слишком темным.

Глава 4

Морана, Теневой Порт

Двойной гудок телефона заставил ее широко раскрыть глаза.

Луна отбрасывала длинные тени в спальню, а темнота за большими окнами ясно указывала на то, что сейчас все еще глубокая ночь.

Морана моргнула, пытаясь понять, почему она проснулась. Пока она спала, ее телефон был отключен для всех уведомлений — она начала делать это после стрельбы, чтобы как следует отдохнуть — все сообщения, кроме одного.

Спеша, она повернулась на бок, чувствуя, как тяжелая, мускулистая рука обвивает ее талию, пока Тристан крепко спит рядом с ней, тихо похрапывая. Это было свидетельством того, насколько он был измотан и насколько слабы были его охранники, что он проспал, несмотря на писк. Вначале, когда они только начали делить постель, он вставал от малейшего звука и самого легкого движения с ее стороны. Его жизнь приучила его быть бдительным, и это преследовало его даже во сне — она дергала одеяло, и он просыпался; она вставала, чтобы пописать, и он просыпался; она поворачивалась у него на руках, и он просыпался. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы снова заснуть, но он все равно проснулся.

Но он устал, хотя и не говорил этого. Она знала. Она видела это в его глазах. Каждый день, который они проводили без новой информации, откалывал от него маленькие кусочки, и видеть, как часть его увядает, пугало ее, хотя она никогда ему этого не говорила. У него было достаточно забот, и из них двоих она знала, что она лучше подготовлена к эмоциональным срывам, чем он. Если бы у него даже возникло малейшее подозрение, что все это пугает ее, она не знала, как он отреагирует. Хотя они были вместе и