По обе стороны моста - Денис Геннадьевич Гордеев

и ты отпускаешь, говоря сквозь фальшивую улыбку, что всегда будешь помнить все, связанное с ним. С этим приходит понимание, что, похоже, он тебе тоже не очень-то и важен. И то, что было значимым, становится бесполезным. Но, встречая на своем пути еще кого-то, ты снова идешь по той же дороге, потому что по-другому не можешь. Ты снова думаешь, что все будет хорошо. Но так бывает только в редких случаях. И все вновь рушится. Эта боль всегда будет с тобой, всю жизнь, и как бы ты ни старался, ее не унять. Однако Косте этого не понять. Костя ни разу ничего такого не чувствовал. Не испытывал того, что ранило бы его в самое сердце. Может быть, ему просто стоит самому пройти через этот путь. Но это будет больно, тем более для него. Наверное, он и говорит так, потому что не хочет никого терять. Тогда все еще сложнее. Я не хочу его подвергать трагедии.

–Ладно,– закатив глаза, произнес я,– так. Ты доел, да? А я вот нет, сейчас…

И принялся забивать свой рот пирожным, быстро его запивая. Мне даже казалось, что кофе прямо сейчас польется у меня из носа. Но все обошлось. Мы вновь пошли мимо красочных витрин с игрушками, цветами, конфетами. Но тут я внезапно заметил то, что всплывет через несколько лет в моей памяти. Перед нами встала самая настоящая кабинка, где делают фотографии. Вход был закрыт ширмой. И я подумал: «Может сфотографироваться? Так… на память…». Но в это время Костя уже убежал вперед, пришлось догнать и спросить:

–Давай сделаем фотку?

–Зачем она тебе?– закатив глаза, проговорил Костя.

–Так, ну на память, вот когда у нас были совместные фотографии? Ладно, не отвечай, давай залезай,– сказав это, затолкнул его кабинку.

Там было тесно, мы закрылись ширмой, положили деньги и понажимали на кнопочки. Вспышка, еще одна, и еще. Мы вышли из кабинки, с одной линией фотографий.

–Так все же три фотографии на одной?– сказал я.

–Ага, а ты что думал?

–Ну, допустим, четыре, так бы хоть разделили на двоих, а тут…

–Дай. Сейчас,– Костя выхватил фотографии у меня из рук, забежал в цветочный магазин, который находился позади нас и, как я понял, попросил разрезать. Он подошел ко мне с двумя фотографиями в руках, одну из которых протягивал мне.

–О-о, ну так тоже можно, только где третья?

–Да выбросил, неровно же получится.

И я положил ее к себе в карман.

А где она сейчас? Где эта фотография? Я начал обыскивать все шкафы, начиная с кухни, посмотрел под кроватью, диваном, в карманах моей одежды, вытряхивал все из книг, которые были на полках у кровати. Проверил везде, где она могла быть. Но ничего не нашел.

Сел обратно на диван и подумал: «Где она? Может быть, мама забрала к себе? Да нет… У нее же и так много моих фотографий, зачем брать мои у меня же из дома? Нет, нет, она должна быть тут, но где?».

Еще несколько секунд я сидел, пока не догадался. Быстро встал, откинул подушки и сиденья. Чего там только не было. Лежало несколько монеток, маленький засохший кусочек корки апельсина и моя старая золотая ручка. Несколько, как я понял, чеков из разных магазинов, мой домашний телефон, который я поставил на зарядку около телевизора, и там была она. Слегка скомканная и помятая фотография. Фотография была идентична той, которую я склеил. Мне стало немного легче оттого, что я ее не выбросил и не разорвал в гневе после нашей ссоры. Но как только я нашел фотографию, почувствовал себя опустошенным.

Я до сих пор не мог принять смерть моего друга. Он ушел. Как уходили все. Зачем же он это сделал? Как решился? Мне, наверное, не понять. Я как будто раскисал, как-то тосковал от всего этого. Мне нужно было отвлечься, хотя бы немного не думать об этом, хотя бы немного подышать спокойными легкими. Но не мог. Я пытался сварить кофе, но дрожащими руками это было сделать сложно. Я чуть отдышался, пытаясь прийти в себя. Наливая кофе, случайно расплескал кипяток, попал на пол, плиту, стол. Я где-то нашел тряпку и не спеша начал вытирать. В одной из луж я взглянул на себя. Под глазами были синяки, как будто я не спал дня два, взъерошенные волосы и унылый взгляд. Посмотрев на руку, я увидел, что рана кровоточит. Может быть, кровь была и раньше, но я не замечал. Я пошел в ванную, где за зеркалом у меня обычно хранилась аптечка. В ней я нашел все, что мне нужно было, и, забинтовав руку, вернулся на кухню, где все так же на столе одиноко стояла моя чашка кофе.

V

На улице уже была полночь. Я лежал в темноте на кровати и смотрел в потолок, наблюдая за светом фар медленно проплывающих машин. Отдаленный вой сирены из-за окна. Тишина. И снова шум машин. Странно, что я еще даже не разделся, как пришел. Мой рукав был слегка в крови, а рука забинтована.

–Ты уже не мог его спасти… У меня не было шансов… Он был уже мертв, когда ты пришел… Попробуй не винить себя, Илья, хотя бы в этот раз…,-крутилось у меня в голове.

–Почему он меня пригласил? Чтобы я это увидел? Зачем ему это нужно было? Зачем…– начал я проговаривать свои мысли вслух.

–Почему он выбрал именно этот день, почему свой день рождения? Почему пришел только я? Или, может, были гости, но потом им пришлось уйти, ведь салаты были, коньяк выпит… Он не пил обычно в одиночестве… Он вообще редко пил. Ох, столько мыслей, столько догадок. Все не то, хватит об этом думать. Я его долгое время не видел. Я не знаю, что случилось в его жизни. Что произошло после того, как я уехал? Что могло произойти? Ох, не знаю…– медленно поднялся и подошел к окну.

Из него все казалось таким далеким, как будто я находился уже не в своей теплой уютной квартире. По дороге медленно двигались разноцветные машины, по тротуару шли люди, большинство были заняты своими гаджетами, жизнь вокруг их не волновала. Утренние лужи давно испарились. Сырость исчезла. Но город терялся в легком тумане, из-за которого пробежала дрожь по спине. По всей улице мрачно горели фонари, рассеивая желтый свет. Возле некоторых летали какие-то насекомые, которые при свете становились похожими на светлячков, и обычная улица превращалась в сказочную. Над всем этим миром расстилалось безоблачное небо, зажигались огоньки звезд. В этот момент мне захотелось закурить, хотя я вообще-то не курил никогда .