По обе стороны моста - Денис Геннадьевич Гордеев

Затем медленно уселся рядом с Костей и стал ждать, уже не сдерживая вырывающихся рыданий.

–А что если я бы не опоздал? Что бы было? Или он уже тут давно… И я бы вряд ли что-то смог изменить… Но если же нет? Если это моя вина?.. А, может, все же нет? Но какой тогда смысл… Может это вина кого-то из приглашенных, ведь… Ведь никого нет и, похоже, не было… – думал ли я об этом или уже тихо бормотал под нос, как-то было не понятно даже самому себе.

–А если это убийство? Нет, нет, вряд ли. Костя очень неконфликтный человек. Да вряд ли бы с ним такое проворачивали в его день рождения. Кому бы понадобилось разыгрывать самоубийство? Нетронутая еда в холодильнике, но почти выпитый коньяк, стул, узел на турнике. Его бы не затянули рядом с Костей, слишком неудобно, тем более, когда он был в сознании. Но если убийц было несколько? Избили, и он был без сознания … И только потом…– на удивление самому себе выдал. Этот вопрос : сам или убили, волновал меня больше всего и сжигал меня изнутри.

Я взглянул на Костю. Чуть приподнял кофту с рубашкой. Нет. Тело без синяков. А голова? Я придвинулся ближе к нему и схватился двумя руками за голову Кости. Осмотрел ее, как сделал бы врач, ничего.

Прошло еще несколько пустых минут. Мысли пролетали одна за другой.

А ведь я ему тогда столько всего наговорил. Да, я был обижен, но я не должен был быть с ним таким жестоким. Я вспомнил свои страшные слова, что о нем никто не вспомнит, когда он умрет, что он обычная пустышка в этом мире. Костя ведь сказал правду. А я ему не поверил, да и еще злиться начал. Ненавидел его. Костя не хотел плохого мне. А я вылил столько злобы на него, когда он лишь защищался.

Мы с Костей познакомились еще детьми. Мне впервые разрешили погулять одному, без родителей. Быстро надел свои желтые шорты. Сменил черную на белую со смешной пандой футболку, и, натянув синего цвета кепку, обулся. Первым делом я только и веселился, как будто вышел на улицу в последний раз. Делал то, что мне не разрешали: поднимался на крыши горок или лез на деревья в поисках яблок, потом ими же кидался в мусорные баки. Но одному мне быстро наскучило, я пришел в соседний двор недалеко от нашего дома, где стояли металлические с деревянными подлокотниками качели ядовито-зеленого и желтого цвета, и, просто на них усевшись, медленно раскачивался, уныло смотря вниз.

Я уже хотел пойти домой, хотя и прошло около минут 30 моего пребывания на улице, но тут передо мной появилась тень.

–Пливет, я Костя, давай длюжить?– сказал, не выговаривая букву р, маленький мальчик, с меня ростом.

Я удивленно посмотрел на него, мальчик так открыто улыбался, что этой улыбкой можно было осветить маленькую темную комнату. На нем были черные кроссовки, черные шорты, белая футболка с изображением муми-тролля, и он мне показался хорошим.

–Д-да. Давай!– резко переменившись в настроении, схватил его руку, – меня Илья зовут…

–Ладно, Илья, ты водишь,– ударил меня по плечу и резко побежал от меня подальше.

Мы так бегали очень долго, потом прятались друг от друга, и еще много чего придумывали интересного.

Было уже поздно, и дети один за другим расходились. Мы выяснили, что живем неподалеку друг от друга, наши дома находились рядом.

–О, вот тут я живу,– сказал он, показывая направо на девятиэтажное здание,– а ты где?

Я показал на здание слева от дома Кости, и он продолжил:

–А-а. Ну, навелное, пока?– немного с грустью от того, что сегодняшняя прогулка с новым другом заканчивается, проговорил он.

–Наверное, пока. Завтра увидимся?

–Да, надеюсь, если меня отпустят, до завтла!– проговорил он и, отвернувшись, пошел к своему дому.

–До завтра,– крикнул я ему вслед.

Наверное, мы все пытаемся в самом конце вспомнить начало. Пытаемся вернуться туда. Особенно, когда конец означает, что все, что существовало, будет разрушено, конец, который не латает дыры в сердце и ставит все на свои места, а разрывает твою душу по кускам. Но поставить точку я не мог. Я не мог просто уйти от того, что видел перед собой.

–К-костя… Я спас тебя еще тогда, на озере. Но не смог сейчас… Прости… Нет… Нет, нет, я тебя никогда не забывал… Никогда. Почему я не говорил тебе, как ты мне нужен…– я словно задыхался.– Почему? Почему ты это сделал? Зачем!?

Больше я не мог ни говорить, ни думать. Все окутали мрак и пустота. Передо мной лежит труп лучшего друга. И не важно, что я его долгое время не виделся с ним, не важно, что мы были в ссоре, главное, что он оставался дорогим мне человеком, с которым я многое испытал.

Когда приехала служба спасения, я уже перестал понимать происходящее, слишком был шокирован произошедшим. Я растерян. Мою душу убивают чувства прошлого. Закрываю глаза руками, а Костя все равно передо мной. Прошлое соединилось с настоящим. Костя с ободранными коленками. Еще совсем маленький. Он взбирается по горке, убегая от меня. А когда почти забрался, то резко упал.

Шум сирены за окном. Снова тишина. Спасатели позвонили в звонок. Я встал и пошел, переставляя ноги, словно по битому стеклу, отрыл дверь и впустил их. Меня расспрашивали, что случилось, почему я оказался в этой квартире… Их вопросы как-то не доходили до меня. Я механически что-то отвечал, мямлил и все время задыхался. Вдруг я снова увидел Костю. Над ним склонились люди, но что они делали, я не видел… Смотреть на все происходящее я не мог. Я зашел на кухню, стеклянным, невидящим взором окинул комнату, и вдруг взгляд остановился на каких-то клочках бумаги. Я лихорадочно начал собирать их, как пазл, надеясь найти подсказку.

Это была совместная с ним фотография, но я даже не мог вспомнить, когда мы ее делали. Смахнув обрывки себе в руку, я засунул их в карман. Вернулся в зал, сел на диван ждать вердикта. Вскоре мне сказали, что я ничем не мог помочь, Костя был мертв еще до того момента, как я пришел. Эта новость заставила меня задуматься, ведь у меня даже шансов не было спасти его, но она не успокоила мою совесть.

А потом я начал сходить с ума. Я скучал, я тосковал. Не хватало его улыбки или милых шуток. Его доброго взгляда, наполняющего душу чем-то волшебным.

В моей голове только и были мысли о Косте, которые заставляли держаться и в то же время причиняли боль. Одна особенно