Русская община и коммунизм - Жак Каммат

и крестьянства принял новое направление: утверждение двух основных классов для революционной России. Отталкиваясь от этого факта, Ленин, посвятивший большое количество работ аграрному вопросу, тщательно отслеживал формирование социальных отношений в сельском хозяйстве и, таким образом, реально вернулся к Марксу (этот вопрос был определяющим для России, как национальный вопрос для Германии). Так произошёл разрыв в оценке роли крестьянства после революции 1905-го. С тех пор оно сильно поляризовалось, со всех сторон, в отношении вопроса организации. Идеологические дебаты происходили по отношению к этому вопросу, который был лишь следствием принятия позиций по фундаментальным идеям революции. Так, после 1905-го, легальные марксисты явно соскользнули в клику тех, кто не только мечтал о капитализме, как сказал Маркс, но и посвящали всю свою деятельность буржуазной революции западного типа. С другой стороны, Ленин понимал (возможно, полностью) значимость крестьянского феномена в России, в то время как Троцкий рассматривал крестьян, как войска для революции и не понимал (или понял лишь в 1917-м, как говорил Бордига), что речь шла о том, чтобы совершить в русской революции буржуазную революцию в пролетарской манере, даже если пролетариат стал лидирующей силой (это было теоретически верно с момента, когда возможность скачка через КСП казалась уничтоженной).

" Наша задача одна: сплачивая пролетариат для социалистической революции, поддерживать всякую борьбу со старым порядком в возможно более решительной форме, отстаивать наилучшие возможные условия для пролетариата в развивающемся буржуазном обществе ".  (там же, стр.447)

С момента признания распада общины и даже его необходимости (как хотел Ленин), был поднят вопрос о том, как должны развиваться производительные силы: как будет развиваться капитал на этой необъятной территории. Вопрос стоял не о том, как перескочить капитализм, но как развить его. Второй том «Капитала» должен был стать ориентиром, и полемика шла о том, как мог в России быть сформирован внутренний рынок и не придётся ли капиталу обращаться к внешним рынкам для реализации прибавочной стоимости. Струве, Туган-Барановский, Ленин, а также Роза Люксембург, среди прочих, приняли участие в этой полемике. Маркса толковали в буквальной и непосредственной манере. Третий отдел второго тома «Капитала», ни в коем случае не подразумевал, что капитализм может развиваться всегда или что он должен был развиваться в соответствии со схемами простого и расширенного воспроизводства (не подразумевал он и обратного). Маркс изучал условия воспроизводства капитала и возможности кризиса и показывал трудности, с которыми сталкивается капитал в осуществлении своего процесса: например, неравновесие между двумя секторами, перепроизводство постоянного капитала, сверхбыстрое сужение или экспансию в периоде оборота. Он также изучал фундаментальные условия для преодоления этих трудностей: создание кредитной системы. II том является демонстрацией необходимости этой системы (которую Хильфердинг осознавал в «Финансовом капитале», но не знал как вывести её последствия). Маркс изучал возможности развития капитала, но только в III томе он подошёл к конкретным, т.е. действующим формам. Здесь он также подошёл к порогу разрешения проблемы способа, которым капитал может поглощать свои противоречия и достичь вечности: в форме фиктивного капитала. Такое развитие могло произойти только при повсеместном распространении кредитного капитала во всех его формах.

Это изучение воспроизводства капитала также указывает, на какой точке развитие русской социал-демократии было связано с развитием западной: на какой точке русские дали новый импульс теоретическим дебатам во Втором Интернационале, хотя их позиция и утратила глубину в сравнении с народниками, с которыми Маркс соглашался, после того, как они оставили перспективу скачка.

Работа Маркса претерпела существенные изменения с тех пор. Её впихнули в рамки теории развития и роста, систематизированной под названием «марксизм». Всё архаичное и азиатское должно было быть уничтожено в одной огромной империи (учитывая воздействие революционного потока на периферийные страны, он принял глобальное значение), а капиталистической форме следовало дать возможность процветать, и «Капитал» Маркса использовали для объяснения этих процессов. Теперь позиции народников считались пережитками прошлого, становившимися всё более реакционными с каждым днём. Их непримиримые антидеспотичные и антицаристские позиции замалчивались. Так была подготовлена почва для примирения интеллигенции с капиталом, который раньше было принято считать преисподней. Троцкий писал в статье, посвящённой 25-летию «Neue Zeit» (1908) что марксистская доктрина послужила делу примирения русской интеллигенции с капиталистическим развитием. Вот почему Грамши, который осознавал лишь часть феномена: его пришествие, и который возможно не знал позиций Маркса по России, написал в 1917-м, что русская революция одержала триумф вопреки «Капиталу» К.Маркса. Он был неправ, но он сказал правду.

Марксизм, как теория роста, созданная легальным марксизмом (и, в какой-то мере, легальным народничеством), принятая тогда меньшевиками, был принят также и большевиками. Он получил мощное развитие в полемике между Бухариным и Преображенским о социалистическом накоплении, потом укрепил свои доминирующие позиции после дебатов об экономическом росте в таких государствах, как Китай, Индия, Куба и Алжир после революций в этих странах или обретения независимости, в такой степени, что добился господства на фабриках и в университетах. Фактически, достаточно обратиться к утверждениям Троцкого, например,  в «Преданной революции»16, но также присущим Ленину: социализм позволит производству расти и покажет своё превосходство над капитализмом. Доходило вплоть до того, что сам рост производительных сил считали социализмом: сталинизм, хрущевизм, троцкизм. Так, можно убедиться, что теория о коммунизме, соревнующемся с капитализмом, которая присутствовала у Ленина в виде почки, расцвела у Троцкого. Именно ирония соревнования позволила Ростову вывести теорию роста, теологию развития, когда он хотел написать анти-манифест («Этапы экономического роста»). Комическое совпадение!

Эта теория роста, исторический материализм, не была исключительно русским продуктом. В Италии её защищал Антонио Лабриола в «Материалистической концепции истории». Он постулировал первичное значение экономических фактов, материальных фактов вообще, научное видение, объединённое с прославлением пролетариата и экзальтацией его диктатуры. В целом, в начале века лучше всего была выражена идеология пролетариата, который должен был стать правящим классом. Пролетариат должен был управлять мировым экономическим процессом, но через экономические организации. Сорель замечательно объяснил это в «Материале к теории пролетариата», и особенно в «Упадке античного мира»:

"Пролетариат не желает вновь идти под любое ярмо, он презирает сухие теории буржуазной революционной логики, он выстраивает свой собственный организм и восстаёт против старой классовой организации. Именно потому, что он один создал всё, своим трудом, он может попытаться рассеять силы государства, передав профсоюзам всю общественную администрацию".

"Социализм возвращается к античной мысли; но воин города стал рабочим крупной промышленности, оружие сменилось станками. Социализм – это философия производителей: таково учение Евангелия для нищих".

Сегодня прославляют не экономические организации, а производственный аппарат. Самые современные социалисты – самые рациональные в выражении интеграции рабочего класса, интериоризации господства капитала, как это показывает