Русская община и коммунизм - Жак Каммат

В отношении государства (государство сильнее, чем общество, как говорил Виттфогель), народники понимали его особенности, как это показывают цитаты Плеханова в Наших различиях:

"(Государство) не воплощает интересов какого-либо сословия (...) В нашей стране (...) напротив, наша социальная форма обязана своим существованием государству, висящему, так сказать, в воздухе, государству, которое не имеет ничего общего с существующим социальным порядком, чьи корни находятся в прошлом, а не в настоящем".

Это из Ткачёва, который, даже не будучи народником – его считали якобинцем, так же как они13, оценивал общину и государство. Но народники отмечали, что власть государства не просто висела в воздухе, потому что, помимо прочего, она покоилась на культе царя, глубоко укоренённом в крестьянстве. Ткачёв был прав в другом. Крепостное право было введено царём, и наёмный труд был введён им же. Милюков был также неправ, когда отмечал, что если классы порождают государство на Западе, в России государство производит классы. Отсюда постоянная озабоченность народников: уничтожение государства. Вот почему они всегда хотели уничтожить царя:

"Действительно ответственный человек – это царь; русская история показывает это. Именно цари веками тщательно выстраивали организацию государства и армии; именно они раздавали землю дворянам. Подумайте об этом, братья, и вы увидите, что царь – это первый из дворян". (Каракозов, цит. по Вентури, стр. 608)14.

Здесь они согласны и с Марксом и с анархистами. Довольно любопытно, что объяснение Бордиги совпадает с аналитической схемой народников, когда он отмечает, что в СССР доминировал не местный, а международный класс; что советское государство было лишь деспотической организацией на службе у последнего.

Значимость государства объясняет также две фундаментальные черты русских революционеров: их яростную волю к уничтожению государства и мобилизации крестьян, и особенный фатализм, который вёл их к сотрудничеству с властями после периода экзальтации. Фатализм и волюнтаризм часто взаимосвязаны, к тому же это происходило при режиме царского деспотизма.

Энгельс не полностью поддерживал позиции Маркса, в частности, о скачке через КСП, и был уверен к концу своей жизни, что меновая стоимость развилась также и в России, и что страна была обречена на капитализм. Так он открыл дверь Плеханову и Ленину.

Следует отметить, что в десятилетие 1890-1900, когда умер Энгельс, а Ленин написал свои первые работы, сложилась особенная ситуация. Аграрная община была фрагментирована, но КСП ещё не установился полностью. Это создало проблемы для народников, которых сменили марксисты, заявлявшие, что скачок через КСП был невозможен (Плеханов). Именно у него появилась первостепенная роль пролетариата в русской революции в следующем тезисе:

"В заключение, я повторяю – и я настаиваю на этом важном пункте; Русское революционное движение восторжествует как движение рабочего класса, или оно никогда не восторжествует!"

Позиция Плеханова по этому вопросу определила развитие русского марксизма, Ленин посвятил всю свою деятельность в молодости борьбе против народников. В целом он утверждал, что к Марксу нельзя обращаться в связи с развитием России, потому что он не изучал эту тему глубоко. Он цитировал письмо Маркса к Михайловскому:

"Итак, Маркс говорит, что г. Михайловский не имел права видеть в нем противника идеи об особом развитии России, потому что он с уважением относится и к тем, кто стоит за эту идею, - а г. Кривенко перетолковывает так, будто Маркс «признавал» это особое развитие. Прямое перевирание. Цитированное заявление Маркса совершенно ясно показывает, что он уклоняется от ответа по существу (...) Маркс в этом же «письме» прямо дал ответ на вопрос, какое приложение может иметь его теория к России. Ответ этот с особенной наглядностью показывает, что Маркс уклоняется от ответа по существу, от разбора русских данных, которые одни только и могут решить вопрос". (В.И. Ленин, ПСС, т. 1, стр. 288-289)

Нет ничего более неверного. Маркс очень внимательно изучал русскую социальную эволюцию, он даже учил русский для этого. Более того, это изучение должно было стать фундаментальным (так же, как и изучение аграрной культуры США) для того, чтобы объяснить, как произошёл переход от земельной собственности к капиталу. По США он изучал теорию Уэйкфилда в «Капитале», объясняя её значимость в Grundrisse. По России он изучал обширный материал, но всё, что он сделал, осталось неопубликованным.

Ленин выказал свою теоретическую твердолобость, которую можно также назвать его односторонностью, уже в борьбе против народников. Он отказывался принимать во внимание особенности уникального развития России в корректной, полной и конкретной манере. Позже он даже отрицал в споре с т.н. левыми коммунистами, например, с Гёртером, что на Западе была особая эволюция и тот факт, что российскую схему нельзя переносить туда, что тактика и стратегия там должны были быть иными.

Так, возвращаясь к полемике с народниками, Ленин отстаивал лишь вторую возможность эволюции, обозначенную Марксом:

«(...) Маркс говорит, что 'если Россия стремится стать нацией капиталистической', ей бы пришлось 'преобразовать… добрую долю своих крестьян в пролетариев'».  (В.И. Ленин, ПСС, т. 1, стр. 289)

Эта мысль превращается в уверенность в «Развитии капитализма в России», усиливая предыдущий вывод:

" (...) – тогда русский РАБОЧИЙ, поднявшись во главе всех демократических элементов, свалит абсолютизм и поведёт РУССКИЙ ПРОЛЕТАРИАТ (рядом с пролетариатом ВСЕХ СТРАН) прямой дорогой открытой политической борьбы к ПОБЕДОНОСНОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ".  (там же, стр.311-312)

Тем не менее, крестьянские бунты 1902-го, формирование партии эсеров (компромисс между народничеством и марксизмом, отмечающий собой отлив народнического движения, защищающего общину15), сильно повлияли на эволюцию мысли Ленина. Отсюда он уже открыто утверждал необходимость «Революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства» (статья, написанная в марте 1905 г.). Он уточнил, поддержал и основал эту концепцию в «Двух тактиках социал-демократии в демократической революции» (1905) и особенно в «Аграрной программе социал-демократии в первой русской революции 1905-07». Здесь происходит разрыв в позиции Ленина с его ранними работами (Бордига не придавал большого значения этому частному моменту и обходил его стороной; с одной стороны его не интересовало «Развитие капитализма в России», с другой он особенно концентрировал своё внимание на преемственности между «Двумя тактиками...» и «Апрельскими тезисами», что было правильно, но недостаточно). Ленин признал, что переоценил степень развития капитализма в сельском хозяйстве, но, в то же время, перед Россией всё ещё оставалась одна дорога: дорога к буржуазному развитию. Однако, для него требовалась была аграрная революция:

" Только крестьянская революция могла бы быстро заменить Россию деревянную Россией железной ".  (В.И. Ленин, ПСС, т. 16, стр. 423)

Ленин признавал за крестьянами их собственную революционную роль и не считал их просто массой для манипуляций. Отсюда лозунг о революционной диктатуре пролетариата