Ничтожно маленькая Аэйровия - Ника Никулина

И я не понимаю, как этому криккенеру удается сделать так, чтобы он весь раскраснелся от мнимого волнения. Создается впечатление, что у бедного влюбленного юноши сейчас сердце выскочит.

– Мой друг не успел ничего предпринять! Как я, – и начинает бегать по помещению, – сорвал с дивана одеяло из лоскутов, – подбегает к невидимому дивану, сорвав незримое одеяло, – взял стул, – «берет» стул, – встал на него и привязал канделябру, низко висящему, крепко-крепко одеяло, – и делает попутно то, о чем говорит. Получается, настолько убедительно, что мне невольно становится страшно за этого юношу: как бы он не наделал глупостей. – А потом я наматываю на шею одеяло, – повторяет сказанное, – и отстраняю стул! – Эйрефор подпрыгивает, делая вид, что лишился опоры, а затем издает неприятный звук: «Кры!», напоминающий хруст. Затем криккенер поникает, его стеклянные глаза удивленно расширились, а на его лице можно прочитать: «Что только что произошло?», руки безвольно свисают, и Эйрефор шагает медленно то в одну сторону, то в другую, показывая этим, что словно покачивается на невидимой веревке. Зрелище реалистичное, а вместе с тем и жуткое. Невольно вздрагиваю.

Затем актер перестает что-либо изображать и заливается хохотом:

– Узреть бы себя надобно было мне! Это так, думается мне, задорно было, задорно! Бишь тоби уповал на то, дескать вида для повишу, а дружочек мой снимет меня – и победа моя. Но иначе приключилось: выя моя сломалась прежде, чем понял я, случилось что. Бишь тоби глупая очень смерть и задорная. И папаня мой с маманей, провожая сыночка своего ненаглядного в последнюю в дорогу, изволил сказать так: «Придурок». – криккенер затем кланяется, – за внимание благодарствую, – и хлопает сам себе в ладоши.

Дальше Эйрефор усаживается на второй трон и продолжает выразительно рассказывать, сменив тему:

– Криккенеры все, вопроси у кого, сетуют на существование на свое. Все! А мне задорно вот! – смеется. – Бишь тоби жалеть мне нет нужды, что нелепо жизнь оборвал свою. Живой я был, таланта заметить никто изволить не желал. Молил Зиждителя я дать возможность мне дар свой раскрыть, – а затем криккенер кричит на весь зал. – И Он дал возможность эту мне! Насколько благодарен я Ему, описать не могу! В сером своем существовании лучшего не было у меня. Задорно, ведь задорно! – продолжает криккенер более спокойным тоном. – Наслаждение… оно вот, – и рукой показывает на зал. – Вот радостно мне что.

Время свободное отдаю искусству. Перевоплощаться умею я, по поверхности затем гуляю. Задорно, задорно, однако, вышвыривают подобно собаке тебя, скумекав: «Вот пьянь нажралась». Но задорнее другое, идет когда «маленькая сгорбленная старушечка» с «сумочками тяжелеными», дескать добры молодцы помогите. Али заявится «капитан матерый» на верфь и разуму-уму учить салаг давай, как надо! Кем не был только я! И не упомнить-то всего. Бишь тоби мне задорно, весело и хорошо. Да! Черепа в муку молоть таланта нет у меня, но язык подвернут будь здоров. Не скромен я, правду глаголю. Ежели Феликс умертвял даэйгоров, то подговаривать же остается мне их. Способами всевозможными: где словом, где делом, где монетой звонкой, а где и обманом. Посему ребятки короносцем назвали меня своим. Речист, артистичен и задорен, – Эйрефор останавливается, а потом реалистично бьет себя по лбу. – Вулкана слов извержение низинское произошло! По делу, собственно, сюда явился я изволил какому? Письмецо опять тебе, – улыбается, – Бишь тоби не скучай. Не задорно а то, – встает, быстро соскакивает со ступеней и исчезает в темноте.

Меня вот что поражает в этом мертвеце. Хоть он и обладает настолько заурядной внешностью, что, случайно его встретив в толпе, не обратишь даже внимания, но, несмотря на это, его манеру говорения очень и очень сложно забыть. Я, конечно, не знаком со сценой, но, по-моему, Эйрефор мог бы стать знаменитым актером, не оборви он сам себе так глупо жизнь. Несмотря на свою «серую» внешность, Эйрефор – довольно-таки яркая личность. Пусть немного и…чокнутая. Не думаю, что я обрадовался бы, став криккенером. Мне бы было все равно. Хотя, с другой стороны, люди (или даже криккенеры) искусства чем-то отличаются от остальных и видят мир под своим углом зрения.

Все же лучше, когда кто-то из криккенеров хоть изображает жизнь. Это-то мне и нравилось в Феликсе. Может, удастся и с Эйрефором найти общий язык… Нет уж. Ненавижу я мертвяков, а этот еще к тому же мне Ши Дзинь не вернул.

Честно говоря, у меня нет настроения читать письмо. Поэтому прячу его в карман.

Сижу на троне. Не знаю, что делать. Это уже не грустно даже, а смешно. Столько раз пытаться сбежать… И ни одна попытка не увенчалась успехом! Неужели придется все же вступить в свою новую должность?

Меня бросает в дрожь от последней мысли.

Да не за какие богатства Кристалье и Астрала. Начать нужно с того, что меня бесит окружающая обстановка: эти темные стены, этот черный пол, эти «цветочки»… с приходом к власти Эйрефора эти дохляки тут ничего не изменили. Неужели им все это по нраву?

Все раздражает и бесит…

– Так поменяйте.

– Что? – чуть ли не подскакиваю. Голос раздается снизу. У ступеней. Опускаю взгляд и вижу женскую фигуру, облаченную в черный балахон и золотую маску с прорезями для глаз.

– Я вслух что-то сказал? – остываю.

– Да, – спокойно отвечает мертвячка.

Лишь зло цокаю. А криккенерка продолжает:

– Я тут недавно. Но все говорят, что вы наш новый предводитель. А воля предводителя – для меня закон. Если вам что-то не нравится…

– Все. – отвечаю холодно. – И эта мебель уродская, и эта вечная темнота, и эти идиотские змееподобные цветы на потолке, стенах, слава Всетворцу хоть не на полу! Этот гнетущий черный, эти закупоренные окна…

– Вы ведь нами руководите, – перебивает мертвячка своим безразличным голосом. – Что вам мешает приказать, – она подходит к «цветочку» и просто-напросто срывает его, – изменить интерьер замка?

Я останавливаю свой взгляд на криккенерке, а затем задумываюсь. А почему бы и нет? Она права, у меня есть власть, можно ей и воспользоваться. Вот, Эйрефор, подлец, специально ничего не менял, надеялся, что за дело возьмусь я! Ну, что же. Идея мне нравится. Пока все равно не придумал очередной неудачный план побега… Можно все тут и поменять. Дабы на психику не давило. Авось что-то и удачное в голову придет.

– Подождите, – и эта мертвячка куда-то убегает прочь. Из-за этой вездесущей темноты вообще ничего невозможно увидеть.

Продолжаю сидеть и думать. И через какое-то время появляется целая бригада криккенеров. Мертвецов двадцать. Или даже больше.

– Это пока все, кого я смогла найти. Прибегут и остальные. Вы просто скажите, что нам надо нужно сделать, – говорит та криккенерка.

– Ну, – я откашливаюсь и скучающим голосом говорю, – для начала. Нужно снять все эти «цветы». И добавить немного света. Канделябры, подсвечники, или даже применить магию. И еще насчет окон. Кто-то из вас хорошо знает магию искажения пространства? – я спускаюсь вниз. Ко мне подходит мужчина, лет пятидесяти, накачанный, в тунике с разорванными рукавами, а рожа такая перекошенная, что на нее даже неприятно смотреть, лицо покрыто многочисленными шрамами, царапинами и синяками. Оружия немерено: различные кинжалы, кастеты, молот за спиной, на кожаном поясном ремне болтаются два меча. Такой криккенер, явно, не стал бы себя вешать…

– Предположим, что это я, – отвечает он грубо-равнодушным голосом. – Что вы хотите?

Я пытаюсь найти подходящее окно. Низины погребите, не слишком удобно рыскать в темноте. Через минуту надо мной появляется яркий красно-синий пучок света.

– Спасибо, – холодно благодарю мертвеца. Как оказывается, я не в том месте искал и чуть бы не налетел на опорную колонну. Найдя заколоченное оконце, я спрашиваю:

– Можешь ты сделать тут вот такую иллюзию, – призадумываюсь, – чтобы создавалось впечатление того, что замок стоит… посреди леса?

– Конечно. Без проблем. Это двадцатый этаж, значит, надо немного подумать, – затем мертвец чешет в затылке и начинает вертеть руками. Против воли хмыкаю. Никогда бы, честно говоря, не подумал бы, что такой бугай, нет, бугающе знал магию.

Наконец, вместо заколоченного окна я вижу, пусть и не совсем реалистичную, но картину. Словно замок стоит на обрыве, а внизу синее море. Больше похоже на огромную иллюстрацию, вырванную из книги и приколоченную на стену.

– Неплохо. А в движении сможешь сделать?

– Это что-то вроде эскиза. Просто, первое, что пришло на ум. Это всегда было моей мечтой, быть магом и воином одновременно, – почему-то говорит этот здоровяк. – Пока мне не воткнули нож в спину. Мне. Джеку Кровопускателю. Это было предательство, – криккенер затыкает себя и спрашивает. – Как получилось?

– Хорошо, – смотрю на иллюзию. – Мне так больше нравится. Только ты потом сможешь изобразить лес? Красивый зеленый лес. Где очень много сосен. Просто… такой растет рядом с Вяземой.